Джонатан Кэрролл - Голос нашей тени

— Что будешь пить, Джои? — Из кухни вышел Пол с бутылкой уксуса в одной руке и пива — в другой.

— Пиво смотрится аппетитней.

— Пиво? Ты же не пьешь пиво.

— Ну, так, иногда бывает. — Я рассмеялся и попробован принять вид галантного персонажа из фильма тридцатых годов. Герберт Маршалл[50]. Ха-ха — верх учтивости.

— Ладно, пусть будет пиво. А еще, наш юный друг, я хочу, чтобы ты знал: этот ужин превзойдет Поля Бокюза [51]. Начнем с салата «Ницца», не меньше. И свежих анчоусов — никакой консервированной мелюзги!

Он ушел назад в кухню, оставив меня созерцать тонкие серые анчоусы. Однажды Росс заставил меня съесть их две банки, отчего мое мнение об анчоусах не улучшилось. Он грозился, что иначе Бобби Хенли узнает о моих манипуляциях с фотографией его сестры. Теперь мои руки увяли у меня на коленях при мысли, как мне удержать рыбок в животе, когда они туда прибудут.

— Я съем побольше хлеба.

— Что? — В комнату вошла Индия с цветами в желтой вазе. Она поставила вазу посреди стола и отшагнула, чтобы полюбоваться. — Где ты достал розы в это время года? Они, должно быть, стоят целое состояние!

Я все еще напрягался над усвоением анчоусов и ничего не ответил.

— Пол сегодня явно пыжится ради тебя, Джо.

Он высунул голову из кухни.

— Ты права, черт возьми! Мы задолжали ему около девяти обедов. Боже, ему пришлось заботиться о тебе две недели! От этого и Мать Тереза свихнулась бы. Представляешь, Джо: Индия хотела приготовить жареную курицу с картофельным пюре!

— Заткнись, Пол. Джо любит жареную курицу.

— Низкий уровень, Индия, очень низкий уровень. Погоди, сейчас он увидит, что я ему приготовил. — Пол начал загибать пальцы: — Салат «Ницца». Петух в вине. Перевернутый ананасовый пирог [52].

Я так и замер от физического отвращения. Каждое из этих блюд вызывало у меня тошноту. Слава богу, я не ел их с тех пор, как мама покинула нас так много лет назад. Росс и я однажды составили список самых нелюбимых наших блюд в ее исполнении, и меню Пола на нынешний вечер составило половину моего списка. Я еле-еле сумел растянуть губы в идиотскую улыбку, и ему это понравилось.

Мы с Индией перекинулись парой слов, пока Пол на кухне гремел кастрюлями. Она сильно изменилась внешне. Зачесанные наверх волосы подчеркивали аристократические черты лица. На своей территории Индия двигалась легко и грациозно. Я чувствовал себя здесь Джекилом и Хайдом. На этой кушетке я подолгу беседовал с Полом. Там, у окна, я однажды засунул руки в задние карманы джинсов Индии и притянул ее к себе. За обеденным столом, теперь расцвеченным розовым и тропически зеленым, мы среди дня сидели и болтали, попивая кофе. Окно, стол — вся комната была наполнена призраками столь недавнего прошлого, что мне казалось, я могу дотронуться до них. И все же где-то в глубине души я чувствовал самоуверенность и довольство, поскольку призраки были наполовину моими.

— Суп готов!

Пол, игриво раскачиваясь, вышел из кухни с большой деревянной миской салата. Две деревянные вилки торчали по бокам, как коричневые кроличьи уши.

Каждое блюдо я старался проговорить, по возможности избегая смотреть себе в тарелку. Это напомнило мне, как я однажды карабкался на небольшую гору и на полпути обнаружил, что окаменел от страха высоты. Бывший со мной друг сказал, что все будет в порядке, главное — не смотреть вниз. Этот совет помог мне пережить множество затруднений в моей жизни, и не все они имели отношение к горам.

Когда я наконец взглянул в тарелку, там чудесным образом оставалось лишь несколько подозрительных ананасовых пятен. Худшее было позади, и я с чистой совестью мог положить вилку.

Пол спросил, кто за то, чтобы подавать кофе, и снова исчез на кухне. Сидевшая справа от меня Индия легонько ткнула мне в руку десертной вилкой.

— У тебя такой вид, будто ты съел автомобильную покрышку.

— Тс-с-с! Я терпеть не могу анчоусы.

— Что же ты не сказал?

— Тс-с-с, Индия!

Она покачала головой.

— Какой ты болван.

— Индия, прекрати! Я не болван. Раз уж он взялся за всю эту суету с готовкой…

Свет погас, и из кухни выплыл столик со свечами в каждом из четырех углов. Они освещали лицо Пола, и я увидел, что на нем цилиндр Малыша.

Последовали трубные фанфары и барабанная дробь.

— Леди и джентльмены, для вашего послеобеденного удовольствия Габсбургский зал хочет представить изумительного Малыша и его мешок, или, правильнее сказать, шляпу, полную сюрпризов!

Во время объявления Пол сохранял невозмутимое лицо, а закончив (я предположил, что звук шел из магнитофона в соседней комнате), низко поклонился и пошарил рукой за спиной. Свет в комнате снова вспыхнул, и свечи в то же мгновение погасли. Пуф! Вот так.

— Здорово, Пол, замечательный фокус!

Он кивнул, но приложил палец к губам, призывая к тишине. На нем были знакомые белые перчатки с картины Индии «Малыш» и фрак поверх белой футболки. Сняв шляпу, он положил ее дном вниз на столик перед собой. Я взглянул на Индию, но она была поглощена представлением.

Пол достал из пиджака большой серебряный ключ, высоко поднял его нам на обозрение, после чего уронил в шелковую шляпу. Вверх взметнулось пламя, и я подскочил на стуле от неожиданности. Пол улыбнулся и, взяв цилиндр, развернул его так, чтобы мы могли заглянуть внутрь. Оттуда вылетела маленькая черненькая птичка и устремилась к нашему столу. Она приземлилась на десертную тарелку Индии и стала клевать торт. Пол дважды стукнул по столику, и птичка послушно вернулась к нему. Накрыв ее шляпой, Пол громко причмокнул губами и снова поднял цилиндр. Оттуда с металлическим звоном высыпались двадцать или тридцать серебряных ключей.

Индия разразилась неистовыми аплодисментами, и я присоединился к ней.

— Браво, Малыш!

— Боже мой, Пол, это фантастика! — Я и не думал, что у него такой талант. — Но куда делась птичка?

Он медленно покачал головой и снова приложил палец к губам. Я почувствовал себя семилетним ребенком на второсортном кукольном спектакле.

— Малыш, почитай наши мысли!

Хоть я и не верил в это, но стоило только представить, как Пол будет читать мои мысли, и мне стало не по себе. Мне хотелось заткнуть Индию кляпом, чтобы она замолчала.

— Сегодня вечером Малыш не читает мысли. В другой раз он расскажет обо всем, включая великое неудовольствие Джозефа Леннокса нынешним ужином!

— Нет, Пол, что ты…

— В другой раз!

Он провел рукой по воздуху, словно задвигая невидимый занавес.

Одна белая перчатка задержалась над полями шелковой шляпы. Пол снова громко причмокнул губами, и второй раз за вечер из цилиндра вырвалось пламя. Через мгновение оно погасло, и шляпа упала набок. Раздался тихий металлический звук, и оттуда, ковыляя, появилась большая заводная птица из жести. Она была черная, с желтым клювом и черными крыльями и с большим красным ключом в спине. Птица медленно проковыляла к краю стола и остановилась. Пол щелкнул пальцами, но ничего не произошло. Он снова щелкнул пальцами. Игрушка оторвалась от стола и полетела. Она хлопала крыльями слишком медленно и осторожно, как старик, заходящий в холодную воду. Но это не имело значения, так как, несмотря на всю свою медлительность, птица проплыла над столом и стала шумно кружиться по комнате.

— Господи Иисусе! Изумительно!

— Браво, Малыш!

Птица была уже у окна, зависала у жалюзи с таким видом, будто выглядывает наружу. Пол постучал по столу. Птица неохотно развернулась и полетела обратно к нему. Когда она приземлилась, Пол снова накрыл ее шляпой. Я начал аплодировать, но Индия коснулась моей руки и покачала головой — это было еще не все, номер не закончился. Пол улыбнулся и снова положил шляпу дном вниз. Потом знакомым жестом два раза хлопнул по ней, и оттуда в третий раз вырвалось пламя. На этот раз оно не погасло, а Пол перевернул шляпу, и из нее с криком вывалилась горящая живая птичка — комочек огня, все еще пытающийся или встать на ноги, или улететь… От ужаса я не знал, что делать.

— Пол, перестань!

— Меня зовут Малыш!

— Пол, ради бога!

Индия так крепко сжала мою руку, что мне стало больно.

— Малыш! Зови его Малыш, а то он никогда не остановится!

— Малыш! Малыш! Прекрати! Какого черта ты пытаешься сделать?

Птичка продолжала кричать. Я с разинутым ртом смотрел на Пола, а он улыбался в ответ. Потом небрежно взял шляпу и положил на ковыляющий огонь. Хлопнув по донышку, он приподнял цилиндр. Ничего. Ни птички, ни дыма, ни запаха, ни пепла… Ничего.

Через несколько секунд до меня дошло, что Индия аплодирует.

— Браво, Малыш! Чудесно!

Я посмотрел на нее. Она вовсю веселилась.

Малыш снова появился в День Благодарения. Я много лет не пробовал ни индейки, ни клюквенного соуса, и когда Индия узнала, что в одном из бесчисленных венских «Хилтонов» [53] ко Дню Благодарения подают особый обед, мы решили туда сходить.