Леонид Габышев - Из зоны в зону

Сошел на Спортивной и влился в толпу. Идя бок о бок с парнем, спросил:

— Сможешь достать билет?

— Запросто.

Он вывел Колю из людского потока. На ухоженной площадке по газонам сновали модно одетые ребята.

Коля внимательно рассматривает билет — боится, как бы не надули, а то заплатит последнюю пятерку.

Во время матча он свистел, орал, и оглушил соседей. Молодая женщина сделала замечание.

— Неужели я за тыщи километров ехал молчать!

Матч его разочаровал: по телевизору футбол зрелищнее.

Наши проиграли бразильцам. Пеле не выступал.

Долго таскала по Москве Колю толпа. Станции метро закрыты, и он не знал, как из толпы вырваться.

Марат сидел в прокуренной комнате и штудировал конспекты. В прошлом году Ольга развелась с ним, вышла за любимого и родила. Чтоб ребенок не мешал сдавать государственные экзамены, вызвала из дома младшую сестру.

Утром пошел к Ольге, — она жила с ребенком и сестрой в отдельной комнате, — в надежде одолжить несколько рублей. Ольги не было. Ребенка нянчила рослая младшая сестра.

— Тая, я в отпуске. В Москве проездом. Кончились деньги. Одолжи несколько рублей.

— У нас мало осталось, самим, наверное, не хватит, — ответила троюродная сестра.

Попросил у Марата, и тот — своих-то не было — не отказал: насобирал у студентов мелочи.

С мелочью продолжил путешествие по России. Теперь на родину Сергея Есенина.

10

Электричкой, с перекладными, добрался до Рыбного. По пути контролеры выгребли последнюю мелочь.

Из Рыбного потопал в Константиново. «Все равно попадется попутка». И точно — по дороге мчался грузовик. Поднял руку.

— Куда? — спросил шофер.

— К Есенину!!!

— Залазь!!!

В кузове несколько мужчин и женщин в рабочей одежде… Русоволосый парень спросил закурить.

Коля угостил и закурил сам. Парень разговорчивый. Оказывается, он константиновский и только из милиции. Отсидел пятнадцать суток. «У него можно переночевать».

Полдороги парень ругал ментов, ни за что упрятавших его на пятнадцать суток.

А вот и Константиново. Переговорил с парнем о ночлеге.

И хотя Родион не видел мать две недели, даже не поздоровался, сказал:

— Он переночует у нас.

Скудную пищу ели в темноте. Не было света. Женщина жевала молча, а парни болтали. Родион не знал ни одного стихотворения своего знаменитого земляка, да и неохотно о нем разговаривал.

— Вы сестер Есенина знаете? — спросил Коля женщину.

— А как же. И мать хорошо знала. Она часто у нас ночевала. Дом-то у нее никто не ремонтировал, как пойдет дождь, так полно воды. Мой муж ей крышу чинил.

Коля прочитал стихотворение Сергея, посвященное матери, и женщина вздохнула. Помолчав, прочитал «До свиданья, друг мой, до свиданья», и женщина сказала:

— Мать мне не раз говорила, что не удавился Сергей, а убили его и подвесили.

— Как!?! — Он подскочил.

— А так, не накладывал на себя руки, и только.

— Кто ж его убил?

Женщина помолчала.

— Знает тот, кто убил.

Новость его ошеломила.

— В Константиново остались люди, знавшие Есенина?

— Остались, — ответила женщина. — Вон, два брата Игнатовы.

И Коля пошел по Константиново. Родион показал только что срубленный дом старшего брата Игнатова. На лавочке сидел старик, дед Дорофей, и он взял его в оборот.

— Да плохо я помню. Уж все забыл, — мямлил беззубый и полуслепой дед, держа между колен сучковатую палку.

— Ну хоть что-нибудь, да вспомните, — не унимался Коля.

— Мало он жил в Константиново. Приезжал иногда. Раз на переправе я вместе с ним был. Он выпимши с девкой приехал (…) Друзьями-то мы не были.

— А кто из вас старше?

— Я, года на два.

— А помните, каким он в детстве был?

— Отчаянным. Как-то играли мы, а бита попала ему в лоб, и он кинулся драться. Мы оттащили его, он похорохорился и играли дальше.

— Дед Дорофей, а Есенин задавился, или вначале его убили, а потом подвесили?

— Мать Сергея говорила, что поначалу убили, а потом подвесили.

— Дед Дорофей, еще, еще что-нибудь расскажите!

— Иди в ресторан, там мой младший брат, Ермил, швейцаром работает. Много тебе расскажет.

Дед Ермил любил выпить, и сейчас, распоясавшись, кричал в ресторане, и Петрову это понравилось: деревянный, резной, сказочный ресторан и крики из открытых окон. Это ли не отголоски Руси кабацкой! Коле так захотелось выпить с дедом Ермилом водки и пива из деревянных кружек, но у него нет денег.

В тесном фойе клуба девчата и парни танцевали под радиолу, но Колю потянуло к ресторану. Подышать на вольный воздух вышел и дед Ермил. Он держал себя орлом, но согласился рассказать о Есенине в ресторане: для одного слушателя язык чесать не хотел.

В клубе кончились танцы, и молодежь пошла на берег Оки. Коля примкнул к стайке девчат и стал читать стихи.

Поздно ночью пошел на ночлег к Родиону. Двери не заперты, и лег на кровать, накинув на себя рваное одеяло.

Проснулся от пения петухов. Позавтракали. Родион пошел на работу, а Петров к дому сестер Есениных. Хотелось встретиться со старшей, младшая лежала в Рязани в больнице.

Напротив дома водоразборная колонка, и он, нагнувшись, стал пить, посматривая на окна, и холодная вода попадала за ворот рубашки. Распахнулось окно, и женщина в сиреневом платье стала протирать стекла. Приблизился к палисаднику. В этой половине дома живет старшая сестра поэта, Екатерина Александровна.

— Здравствуйте, — он поглядел на женщину лет сорока, — она протирала стекла. — Скажите, пожалуйста, могу ли я увидеть Екатерину Александровну? — Женщина медлила с ответом, и Коля продолжал. — Я режиссер театра, из Волгограда, мне бы очень хотелось поговорить.

Женщина перестала протирать стекла.

— Екатерина Александровна отдыхает. Приходите часа через два.

Радостный спустился по крутому берегу к Оке и, раздевшись, плюхнулся в воду.

Его встретила женщина в сиреневом платье и через просторную кухню и комнату провела в горенку. Обстановка небогатая. Дом рубленый и между бревен торчит мох.

На кровати под простым одеялом полулежала сестра Есенина и играла с внуками в пьяницу.

— Здравствуйте, Екатерина Александровна, — улыбнулся Коля.

— Здравствуйте, — посмотрев на него, ответила старенькая, сухощавая, седая старушка. — Так, — обратилась она к внучатам, собирая колоду карт, — хватит, идите на улицу.

Внуки упрашивали бабушку доиграть кон. Им так хотелось выяснить, кто на этот раз останется пьяницей. Но Екатерина Александровна сунула колоду под подушку.

— Все, дайте с дядей поговорить.

Внуки посмотрели на дядю и нехотя вышли из горенки.

— Садитесь, — сестра поэта кивнула на стул.

Коля рассказал, вернее наврал о себе: год работает режиссером в одном из Дворцов культуры Волгограда. Не наврать нельзя: представился режиссером — будь им.

— Что окончили?

— Куйбышевский институт культуры, — не задумываясь, выпалил он, а в куйбышевском институте культуры не было ни одного выпуска. Институт новый. В него он тоже мечтал поступать.

Во время разговора в горенку вошла женщина в сиреневом платье, — это была дочь Екатерины Александровны — Наташа, — и положила на кровать стопку книг со стихами Есенина.

— Пришла учительница и просит надписать для группы туристов.

— Надоели они мне. — И сестра поэта принялась надписывать книги.

Надписав, закурила папиросу «Прибой».

— Знаете, так хочется пожить, чтоб никто не беспокоил. Каждый день одно и тоже. Книги продаются в киоске, туристы накупят их и кого-нибудь посылают ко мне.

— Екатерина Александровна, у меня нет с собой книги. Оставьте мне автограф в записной книжке.

— Говорите, что написать.

— Нет-нет, напишите чего-нибудь сами.

— Как ваша фамилия?

— Коля Петров.

Сестра поэта дрожащей рукой вывела: «Коле Петрову, с. Константиново. 26.6.73 г. Е. Есенина. Москва, К-1, Вспольный пер., д. 16, кв. 110».

— Я написала вам московский адрес. Летом живу в Константиново, зимой в Москве.

— Екатерина Александровна, на чем повесился Сергей? Я читал, что на веревке, а есть стихотворение, я не знаю чье, а там строки:

И на шнуре от чемоданаЗакончил жизненный свой путь.

— Я не знаю, о каком шнуре от чемодана идет речь. У него и чемоданов-то со шнурами не было.

— Екатерина Александровна, еще я слыхал, что Сергея убили, а потом подвесили. Это правда?

Сестра Есенина долго не отвечала, разглядывая Колю.

— Эту тайну он унес с собой в могилу, — ответила она и заговорила о родственниках.

Пора уходить, и Екатерина Александровна спросила:

— Вы напишете?

Петров не ответил. Не понял вопроса. Тогда она спросила во второй раз: