Андрей Шляхов - Клинический случай

— А сейчас лучше в «лошадку» играть, так? — не без сарказма закончила фразу Анна.

— Можно не только в «лошадку»… — Виктория пожала плечами. — Игр великое множество, а если ни одна не нравится, то можно придумать свою. Была бы только охота, ну и с кем играть… Слушай, а давай ты устроишь небольшой прием, пригласишь пару хануриков посимпатичнее из своего института, а я приведу… да хоть и Марата из «Плезант эстетик»! Для любимой двоюродной сестры мне ничего не жалко! Съездишь с ним в Амстердам…

— Спасибо, Вика! — прочувственно поблагодарила Анна, приложив правую руку к груди. — Но мне… я не могу принять такую жертву. Я ее недостойна. Я не умею устраивать приемы и не представляю, что я буду делать с твоим стилистом…

— Делать будет он! — Виктория показала указательным пальцем правой руки куда-то себе за спину. — Он разбудит в тебе женщину, окружит тебя…

— …аурой любви, создаст мне новый обольстительный образ и пригласит в Амстердам. Я угадала?

— Или в Лондон. У него там, кажется, есть родственники. Дальние. Он — потомственный аристократ, не то что мой благоверный. Одна фамилия чего стоит — Новлянский-Оболенский. Марат Новлянский-Оболенский, звучит, а?

— Это он по бейджику Новлянский-Оболенский, а по паспорту Пупко или Сидоров, — усмехнулась Анна.

— Не хочешь — как хочешь! — поняв, что Анна не одобрила предложенную идею, Виктория моментально потеряла к ней интерес. — Человека нельзя сделать счастливым против его воли. Вот например, Гарусинский. Судьба послала ему эксклюзивный подарок…

— Какой?! — ехидно поинтересовалась Анна, хотя и так было ясно.

— Ну ты даешь, кузина! — Виктория всплеснула руками. — Меня! Посмотри — разве я не подарок?

Она снова вскочила, потянулась, повернулась, огладила себя руками по бокам, тряхнула бюстом, выпятила попку и в завершение демонстрации поставила ногу, обутую в сапог, на велюровый подлокотник кресла.

— Сапог бы сняла, — сказала Анна.

— Не занудствуй, чистюля. — Вика убрала ногу и рукой отряхнула подлокотник. — Лучше скажи — я классный подарок, правда?

— Спроси об этом у своего мужа, — посоветовала Анна. — Ему лучше знать, подарок ты или Божье наказание.

— Он никогда и никому в этом не признается! — сузив глаза, прошипела Виктория. — Потому что он неблагородная тварь! То есть я хотела сказать — неблагодарная. Ну и неблагородная тоже. Ха! Увешал весь кабинет генеалогическими деревьями, целый парк развел, а у самого один прадед был ломовым извозчиком в Николаеве, а другой — портным в Бердичеве.

— А два остальных? — спросила дотошная Анна.

— Что — два остальных?

— У человека обычно четверо прадедов.

— Ой, откуда мне знать! Я своих-то прадедов не знаю, буду я еще интересоваться предками Гарусинского! Но если бы хоть кто-то из них был бы князем, да что там князем — самым занюханным дворянином был, уж я бы об этом знала еще до свадьбы. Ты не представляешь, какой он хвастун. Хлебом не корми — дай побахвалиться! Напьется и начинает. Например, вопит, что он — миллиардер. Я ему говорю — Гарусинский, вали в Минск или в Ташкент! Там ты сможешь считаться миллиардером в пересчете на ихние валюты…

«Ихние» привычно покоробило Анну. Слушая Викторию, трудно было предположить, что она закончила филологический факультет. Не в МГУ училась, а в каком-то не так давно появившемся университете, причем училась заочно, но все же… Однажды Виктория довела Анну до рыданий, заявив, что роман «Мать» написал Чехов. А еще она путала братьев Гримм (тех, которые сказочники и пишутся с двумя «м» на конце) с братьями Карамазовыми.

— …да и то с большой натяжкой! Ты, говорю, хотя бы в «зелени» десять миллионов собери, и тогда уже хвастайся…

— Скажи, пожалуйста, — перебила Анна, — а как вообще можно жить с человеком, которого ты постоянно унижаешь? Извини за столь нескромный вопрос, но я давно хотела спросить и только сейчас решилась.

— Я разве унижаю? — Виктория растерянно огляделась по сторонам, словно ища поддержки у кого-то неведомого. — Я просто ставлю его на место, чтобы он не задавался, не строил из себя благодетеля. Ты знаешь, что он недавно отмочил? Купил диск «Зе Манкис»,[9] вроде как моя любимая группа и все такое, и повадился после каждой нашей ссоры врубать вот эту песню:

«I saidI'm not your stepping stoneI'm not your stepping stoneNot your stepping stoneNot your stepping stone…»[10]

Пела Виктория хорошо, голос у нее был приятный, немного тяжеловатое сопрано.

— When I first met you girl you didn't have no shoes, — подхватила Анна, тоже любившая «Зе Манкис». — Now you're walking 'round like you're front page news. You've been awful careful 'bout the friends you choose…

Последнюю строку спели на пределе громкости:

— But you won't find my name in your book of Who's Who![11]

— Что можно сказать о человеке, представляющимся великим знатоком рока и в то же время путающим «Арктик Манкис»[12] с «Зе Манкис»? — переведя дыхание, продолжила Виктория.

Благодаря первому мужу, широко известному в узких кругах музыканту, солисту группы с длинноватым, но запоминающимся названием «Подвал сержанта Пупера», в роке Виктория разбиралась превосходно.

— Я ему говорю: Гарусинский, кто тебя надоумил? Кто тебе рассказал, что «манки» поют такую песню? Неужели ты сам додумался до такого умного подкола?.. Ань, а что это мы сидим просто так — не пьем и не закусывем? Ждем кого-то? И расскажи, наконец, что у тебя случилось, хватит отмалчиваться. Вызвала меня — так колись, в чем тут дело.

— Сначала поедим, — ответила Анна, не любившая вести серьезные разговоры во время еды. — Дела подождут.

— То — «приезжай срочно», то — «дела подождут», — проворчала Вика, но спорить не стала.

Стол накрыли так, как нравилось Виктории, то есть — не выкладывая ничего из банок, упаковок и лотков на тарелки. Эстетствующая Анна такой способ сервировки не одобряла, но желание гостьи уважила.

— Зачем мыть лишнюю посуду? — рассуждала Вика, уплетая ветчину с оливками. — Не у английской королевы обедаем…

К «лишней посуде» она относила и вилки, потому ела руками, время от времени облизывая пальцы. Незаметно распили бутылку вина.

После обеда Анна рассказала о своих проблемах. По въевшейся уже преподавательской привычке излагать суть, не отвлекаясь на эмоции, уложилась в десять минут. Виктория слушала, не перебивая, только ахала время от времени. К тому моменту, когда Анна закончила свой рассказ, в хорошенькой и тщательно ухоженной головке кузины уже успел созреть первый план.

— Грохнуть его — и все!

Энергичный удар кулачка по подлокотнику прозвучал как выстрел из пистолета с навернутым глушителем.

Анна не удивилась и ничего не ответила. Чего-то такого в качестве первой реакции Виктории она и ожидала.

— Грохнуть! — повторила Виктория. — Мертвые не создают проблем.

— Как ты себе этот представляешь? — поинтересовалась Анна.

— Пристрелить… Выбросить из окна… — Виктория наморщила лоб. — Или устроить «автошку», например — тормозной шланг перерезать.

— Извини, но это несерьезно.

— Это очень серьезно! Лучшее из решений. Нет человека — нет проблемы.

— Увы, я не умею стрелять, и у меня нет оружия. А выбросить его в окно я не смогу при всем желании, потому что он в четыре раза тяжелее меня.

— Анька, не будь дурой! Такие дела самостоятельно не делаются! Есть специальные люди. Я сегодня же… — Тут Виктория вспомнила, что она уже пила вино и поправилась: — Я завтра же возьму у Гарусинского телефон и…

— Твой муж имеет дело с киллерами?! — ужаснулась Анна. — Неужели?!

— Ну я точно не знаю… — замялась Виктория, — но он же бизнесмен, а у любого уважающего себя бизнесмена должен быть свой персональный адвокат, свой человек в высших эшелонах власти и свой киллер. Иначе как решать неразрешимые вопросы. Ты не волнуйся, мы поступим умно — передадим заказ через Гарусинского. А сами будем ни при чем!

Виктория, с каждой минутой все больше и больше увлекаемая своей дурацкой идеей, выпорхнула из кресла и закружилась по гостиной, подражая Дуремару из фильма про Буратино.

— А мы здесь ни при чем, совсем мы ни при чем, мы просто ни при чем, мы не знаем ни о чем…

— Вика, перестань, пожалуйста, нести чушь и сядь! — потребовала Анна. — Можешь предложить что-то серьезное — предлагай, нет — давай поговорим на другую тему, чтобы мне не казалось, что ты надо мной издеваешься.

— Я не издеваюсь, а предлагаю решение! — Вика вернулась в кресло. — Оставь свой гуманизм, он только мешает…

— Еще. Варианты. Есть? — перебила Анна.

— Дай подумать… — подперев голову рукой, Вика уселась в позу, отдаленно напоминающую позу роденовского Мыслителя и просидела так пару минут. — Я занимаюсь аквааэробикой с женой какого-то крутого перца из вашего министерства…