Маргарет Джордж - Елена Троянская

Он поднял руку, и солдаты остановились, глядя на него.

Я удивилась, что в этом хаосе кого-то не только слышат, но и слушаются. Это был высокий воин, стройный и, по моему впечатлению, совсем юный. Шлем скрывал его лицо, но руки и ноги были длинные, почти как у подростка. В руке он держал огромный щит, украшенный с необычайным искусством, который показался мне знакомым. Такой драгоценный щит может взять в бой только уверенный в своих силах воин, который знает, что это произведение искусства не достанется врагу в качестве трофея.

Ахилл. Это же щит Ахилла. Я догадалась, кто этот воин: Неоптолем, сын Ахилла. Значит, и последнее пророчество сбылось.

Сколько же ему лет? Пятнадцать, не больше.

Неоптолем выхватил у одного из солдат факел и метнул его на крышу дворца, задев нескольких стражников, которым пришлось отступить в глубь крыши.

— А теперь дружно! — приказал он солдатам.

Они послушно навалились все вместе на дверь, она заскрипела и повисла на петлях.

— А теперь посторонитесь-ка! — Неоптолем прыгнул и сорвал дверь с петель. — Готово! Говорил вам — я открою эту дверь! — крикнул он, хотя основную работу проделали другие. — Значит, и войти я должен первым! — заявил он.

Его верная свита отстранила других греков, чтобы они не могли войти вместе с Неоптолемом. Его волновало только одно: чтобы никакой другой воин не украл его славу. Обезумевшие троянцы, и я в их числе, устремились вслед за ним.

Первое, что меня поразило после уличного хаоса, — тишина и покой внутреннего двора. Деревья и цветы росли ровными рядами, утверждая красоту и порядок. Двери в чертоги детей Приама были закрыты, нетронуты, медные украшения блестели, отражая факелы тех, кто пришел их сломать.

Я обогнала толпу, почти поравнялась с Неоптолемом. Чтобы он не заметил меня, я замедлила шаг и старалась держаться в тени.

В дальнем конце двора возле алтаря трехглазого Зевса я увидела группу людей. Притаившись за деревом, я стала сквозь ветви всматриваться в лица. Позади послышался топот толпы.

Вот Гекуба возле алтаря, она обнимает дочерей, которые стоят по обе стороны от нее. Там и Поликсена, и Илона, и Лаодика. Черные глаза Гекубы напряженно всматриваются в темноту двора.

Неоптолем подскочил к ним, сорвал с головы шлем и стал разглядывать их.

— Ты, должно быть, Гекуба, — сказал он. — А ты кто такая?

Быстрым, как у ящерицы, движением он выхватил меч и приставил его к горлу Поликсены.

— Поликсена, — вскрикнула она.

— Помнится, ты понравилась моему отцу. Скоро ты с ним встретишься, ему на радость. — Его высокий юношеский голос наводил ужас своей небрежностью, полным презрением к чужой жизни. — А вы кто?

Все по очереди назвали свои имена.

В этот момент появился Приам в полном боевом облачении, с оружием: он замешкался, надевая доспехи.

— Старик! Ты, наверное, царь Приам? — Неоптолем был явно доволен. — Хочешь сразиться со мной? Смешно. Неужели ты думаешь меня одолеть?

Ты жестокий и глупый ребенок, — ответил Приам. — Несчастная тень своего отца. Я встречался с ним, мы вели мужской разговор. Он бы пощадил детей, стариков и женщин. Его голос звучит в твоем сердце — прислушайся к нему. Будь достоин его.

— Мой отец! — Неоптолем расхохотался. — У моего отца было одно правило — побеждать, поражать врага, покрывая себя славой.

Нет славы в том, чтобы поразить врага, который слаб и немощен, — посмотрел ему в глаза Приам.

— Враг есть враг. Ядовитые змеи часто бывают маленькими и кажутся безобидными.

— Люди — не змеи.

— Конечно, не змеи. Люди хуже. Змеи убивают только по необходимости, когда вынуждены защищаться, а люди?

Приам высоко поднял голову, распрямился в полный рост, и я узнала прежнего Приама.

Так обрати свой взор на себя. Разве ты не ставишь меня перед необходимостью защищаться? Пощади мою семью, жену и детей.

— Помолитесь своим богам на прощание! — снова рассмеялся Неоптолем.

Тут один из сыновей Приама выскочил вперед с криком:

— Умри, подлый грек!

Его голос был даже выше, чем голос Неоптолема. Это был Полит, самый младший из сыновей Приама после Полидора. Неоптолем пронзил его копьем, и тот упал. Два почти что ребенка, и один убивает другого. Хрипя, Приам метнул в Неоптолема копье, которое не причинило тому никакого вреда. Неоптолем схватил Приама одной рукой, а другой снова выхватил меч.

— Прощай, старик! — произнес Неоптолем, кривляясь и изображая печаль, потом поднял меч и снес голову Приама. Она покатилась с плеч, а тело рухнуло на ступени алтаря. Расширенные от ужаса глаза на мертвой голове смотрели, как обагряется кровью алтарь Зевса.

Гекуба бросилась на Неоптолема, пытаясь выцарапать ему глаза, но у нее сил было еще меньше, чем у Приама, и Неоптолем легко отбросил ее в сторону. Она ударилась головой об угол алтаря и распростерлась рядом с мужем. Поликсена опустилась на колени и охватила руками мать с отцом. Неоптолем наклонился, за волосы поднял ее.

— Забыл, как тебя зовут, — сказал он. — У старого Приама было столько детей. Сам-то он помнил ваши имена? Что проку иметь пятьдесят сыновей, если ни один из них не сравнится славой с единственным сыном Пелея, моим отцом, и со мной, единственным сыном своего отца? Наша слава переживет века!

— Низкий убийца! — воскликнула Поликсена. — Никто не вспомнит твоего имени, и произносить его погнушаются люди. Даже мое имя будут помнить дольше, чем твое.

— Посмотрим, посмотрим! — Неоптолем оскалился, как череп. — Отведи ее на корабль, — приказал он своему спутнику.

Тело Полита лежало в луже крови, с ней смешивалась кровь Приама, бившая из артерии. Кровь отца и сына снова соединилась в одну.

Я боялась шелохнуться. Помочь Гекубе и ее дочерям я смогу только после ухода Неоптолема. Если же он заметит меня, то отправит на корабль. Листья дерева, за которым я притаилась, задрожали. Будь не так темно, а Неоптолем не так возбужден, он бы обнаружил меня. Скорчившись в три погибели, я молилась, чтобы он ушел.

В эту минуту я почувствовала прикосновение к своему плечу. Все пропало! Меня нашли. Но прикосновение было до странности невесомым. Я подняла глаза и увидела смутную фигуру неясных очертаний.

— Дитя мое, — шепнул голос мне в самое ухо. — Ты слышишь меня?

— Да, слышу, — мысленно ответила я. — Слышу, я твоя раба.

— Ты не раба моя, ты мое дитя.

— Ты Зевс?

— Ты мое приемное дитя, — раздался нежный смех. — Эней — мое дитя по плоти, а ты — по духу.

— Афродита? — догадалась я.

— Да, Афродита. Я здесь, чтобы защитить тебя. Энея я уже вывела из города[29]. Теперь самое время позаботиться о тебе. Покинь это скорбное место и ступай к кораблям. Только тебе и Энею суждено пережить Трою. Такова моя воля.

Нет, подумала я, я не вернусь к грекам. Я не пойду на корабль!

— Дитя мое! Скоро Троя запылает огнем. Если ты выбираешь жизнь, ты должна покинуть город. Если ты выбираешь смерть, тогда другое дело. У смертного всегда есть право выбрать смерть. Иногда смертные им пользуются, что выше моего разумения. Но право остается за ними.

Гекуба шевельнулась, что-то забормотала и приподнялась на локте в луже крови. Лаодика помогла ей встать и прижала мать к груди.

Подоспели остальные греки — видимо, решили, что достаточно выждали из почтения к Неоптолему. Гекуба с дочерьми смешались с толпой троянцев.

Я стала выбираться из дворца все так же под прикрытием деревьев. Передний двор был завален награбленными вещами: трехногие столики, бронзовые котлы, деревянные сундуки, кровати, украшения из слоновой кости. Я с трудом пробиралась по этому складу, то и дело спотыкаясь. Наконец я оказалась на площади и остановилась.

В Пергаме бушевал пожар. Дворец Гектора пылал. Наш с Парисом дворец, храм Афины тоже начинали гореть. Даже коня пламя не обошло стороной. Огненные языки подбирались по ногам к его чреву — чреву, которое принесло смерть в Трою.

Я побежала вниз по улице. Дома на ней еще не горели, но люди — те, кто выжил, — метались в ужасе.

— Спокойно! Главное, без паники! — пытался организовать толпу какой-то человек с остановившимся взглядом, словно не замечая, что происходит. — Нужно построиться и спускаться вниз.

Хорошо одетая женщина вышла из своего дома, поправляя на ходу покрывало.

— Что за шум? Из-за чего такая суматоха? — спросила она. — Добрые люди, разойдитесь по домам! Не следует пренебрегать часами ночного отдыха и вставать до света.

И она величественно удалилась обратно в дом, бормоча на ходу:

— Я сделала все, что могла. Как еще убедить их?

Меня чуть не затоптали в толпе. С крыши храма сорвался человек и упал в огонь. Афина не спасла его. Почему я должна верить, что Афродита спасет меня?

Люди прыгали со стен и исчезали во мраке и пламени. Троянец со щитом в руке двигался по улице, прикрывая им прохожих, но сам он, с застывшим лицом, напоминал живой труп и словно ничего не видел, ничего не слышал. Шагал и шагал, как статуя, сошедшая с пьедестала.