Гийом Мюссо - Бумажная девушка

Ознакомительный фрагмент

Вот и сейчас у меня возникло ощущение, что нам до сих пор двенадцать лет. Что миллионы моих книг, продаваемые по всему миру, и преступники, которых арестовывает Кароль, — это лишь игра, а на самом деле мы все еще там.

Не случайно у нас троих до сих пор не было детей. Борьба с собственными неврозами поглощала нас, не оставляя времени на мысли о потомстве. В последнее время жизнь Кароль стала для меня загадкой. Мы редко встречались, а если и виделись, старательно избегали разговоров о важных вещах в наивной надежде, что прошлое исчезнет, если о нем не вспоминать. Но все было не так просто. Чтобы стереть из памяти картины детства, Мило паясничал сутки напролет, а я исписывал сотни страниц, горстями ел таблетки и сидел на амфетаминах.

— Послушай, Том, я не люблю громкие слова… — начала Кароль, нервно крутя в руках чайную ложку.

Теперь, когда Мило вышел и не нужно было делать вид, что все нормально, на ее лице появилось грустное и озабоченное выражение.

— …мы с тобой связаны на всю жизнь. Если понадобится, я отдам тебе почку или даже две, — продолжила она.

— Я не прошу от тебя таких жертв.

— Сколько себя помню, ты находил выход даже из самых запутанных ситуаций. Пришел мой черед, но я не знаю, как тебе помочь.

— Кароль, не мучай себя. Я в порядке.

— Неправда, но я хочу, чтобы ты знал: только благодаря тебе нам с Мило удалось чего-то добиться в жизни.

Я пожал плечами. Мне уже не казалось, что мы «чего-то добились в жизни». Да, мы жили в более приятном месте и нас не терзал постоянный страх, но до Мак-Артур-Парка отсюда было всего несколько километров по прямой.

— Просыпаясь утром, я первым делом думаю о тебе. Если ты пойдешь ко дну, то потянешь за собой и меня. Если откажешься от борьбы, моя жизнь станет бессмысленной.

Я хотел сказать: «Не говори глупости!», но с языка сорвались другие слова:

— Скажи, Кароль, ты счастлива?

Она посмотрела так, словно я спросил ее о чем-то непристойном: вопрос выживания давно вытеснил из ее жизни мечты о счастье.

— История о героине романа звучит совершенно нелепо, ты согласен?

— Да, выглядит это глупее не придумаешь.

— Послушай, я не знаю, как тебе помочь, разве что мы снова будем общаться, как старые друзья. Скажи, что ты думаешь о лечении сном? Может, все-таки попробуешь?

Я с нежностью смотрел на Кароль. Меня растрогала ее забота, но я твердо решил не соглашаться на ее предложение.

— У меня сейчас нет денег.

Она с легкостью отмела этот аргумент.

— Помнишь тот день, когда ты получил свой первый гонорар? Колоссальную сумму, которую решил разделить со мной? Я, конечно, отказалась, но ты каким-то образом выведал мой номер счета. Представляешь мое удивление: беру выписку, а там не пойми откуда триста тысяч долларов!

Вспомнив этот эпизод, Кароль слегка повеселела, а в ее затуманенных слезами глазах засверкали игривые искорки.

Я тоже улыбнулся. В то счастливое время мне казалось, что деньги могут решить все проблемы. На несколько секунд реальность с ее горестями словно отступила в тень, но иллюзия быстро развеялась. Со слезами отчаяния Кароль проговорила:

— Я оплачу лечение, только дай свое согласие, пожалуйста.

Ее лицо напомнило мне ту измученную девочку, с которой я познакомился много лет назад. Я был готов на все, лишь бы успокоить ее.

12

Реабилитация

Придет смерть, и у нее будут твои глаза…

Мило подозрительно медленно вел «Бугатти», что было совершенно не похоже на него. В салоне царило напряженное молчание.

— Не смотри на меня как на врага. Я же везу тебя не в клинику Бетти Форд![18]

Я недоверчиво хмыкнул.

Дома мы еще около часа ругались, безуспешно пытаясь найти ключи от машины, и впервые в жизни чуть не подрались. В конце концов, наговорив друг другу гадостей, мы послали курьера в офис Мило за запасным комплектом.

Мой друг включил радио, чтобы разрядить обстановку, но стало только хуже. Из колонок неслась песня Эми Вайнхаус:[19]

«Будь что будет», — подумал я.

Опустив стекло, я смотрел на растущие вдоль моря пальмы. Может, он прав? Может, это правда сумасшествие, а история с Билли — галлюцинация? Работая над книгами, я частенько балансировал на краю пропасти, впадая в странное состояние: реальность постепенно стиралась, уступая место вымыслу, а герои становились такими живыми и осязаемыми, что всюду сопровождали меня. Я страдал, терзался сомнениями и радовался вместе с ними и, уже дописав роман, подолгу не мог отделаться от них. Они врывались в сновидения, делили со мной завтрак, околачивались неподалеку, когда я ездил за покупками, ужинал в ресторане, ходил в туалет и даже занимался любовью. Это возбуждало и пугало, опьяняло и тревожило одновременно, но до сегодняшнего дня мне удавалось держать свое приятное сумасшествие в границах разумного. Я, конечно, сознавал опасность этих фантазий, но никогда еще они не доводили меня до безумия. Что же случилось сегодня? Ведь за последние несколько месяцев я не написал ни строчки!

— А, кстати! У меня есть кое-что для тебя.

Мило кинул мне оранжевую пластиковую коробочку.

Я схватил ее на лету.

«Мои антидепрессанты…»

Открыв крышку, я уставился на белые таблетки, которые, казалось, подтрунивали надо мной, глядя со дна баночки.

— Ты так старался избавить меня от них! Почему решил отдать?

— У тебя может начаться ломка, — объяснил Мило.

Сердце заколотилось, меня внезапно охватила тревога. Я чувствовал себя одиноким, а тело болело, как у наркомана, давно не получавшего дозу. Как можно быть физически здоровым и так страдать?

В голове мелькнула строчка из старой песни Лу Рида «I'm waiting for my man»: «Я жду моего человека, я жду моего дилера». Странно, сегодня дилером стал лучший друг.

— Полечишься и будешь как новенький. Ты только представь, десять дней спать и ни о чем не думать! — успокаивал Мило.

Он старался говорить бодрым голосом, но, очевидно, сам не особо верил, что план сработает.

Я сжал коробочку так сильно, что пластик чуть не треснул. Достаточно положить под язык одну таблетку, и сразу полегчает. Можно даже принять три или четыре сразу, тогда в голове не останется ни одной мысли. Надо сказать, я отлично переносил лекарства.

«Вам повезло, — сказала однажды доктор Шнабель, — у некоторых бывают ужасные побочные эффекты».

Словно бросая вызов самому себе, я убрал коробочку в карман, не достав ни одной таблетки.

— Если лечение сном не поможет, попробуем что-нибудь другое. Мне рассказывали об одном типе из Нью-Йорка по имени Коннор МакКой. Говорят, он творит чудеса при помощи гипноза, — продолжал Мило.

Гипноз, лечение сном, горы таблеток… Пускай реальность приносит одни страдания, я устал бегать от нее. Я не хотел десять дней лежать, как блаженный, под транквилизаторами — мне стала ненавистна безответственность. Я готов был встретиться лицом к лицу с так называемой настоящей жизнью, пусть даже это станет моей последней битвой.

Меня всегда потрясало то, что творчество и сумасшествие сопутствуют друг другу. Камилла Клодель, Мопассан, Нерваль, Арто — все они постепенно погружались в безумие. Вирджиния Вулф утопилась в реке, Чезаре Павезе покончил с собой, наевшись барбитуратов в гостиничном номере, Николя де Сталь выбросился из окна, Джон Кеннеди Тул соединил выхлопную трубу с салоном автомобиля… Не говоря уж о папаше Хемингуэе, который прострелил себе голову из ружья. А Курт Кобейн? Серым утром неподалеку от Сиэтла он пустил себе пулю в лоб, оставив лишь коротенькую записку, адресованную воображаемому другу детства: «Лучше сгореть, чем угаснуть».

Чем не решение проблем?

У каждого свой метод, но результат всегда один: капитуляция. Искусство появляется, когда реальности оказывается недостаточно. Вполне возможно, наступает момент, когда и искусства уже мало, — тогда ему на смену приходят безумие и смерть. И хотя я не обладал талантом ни одного из этих людей, меня мучили те же вопросы.

Мило припарковался на обсаженной деревьями стоянке рядом с современным строением из розового мрамора и стекла — клиники Софии Шнабель.

— Помни, мы союзники, а не враги, — снова заверила меня Кароль, догоняя нас на ступеньках перед входом.

Мы вместе вошли в клинику. На ресепшен я с удивлением узнал, что уже записан на прием, а о моей госпитализации договорились еще вчера.

Не задавая лишних вопросов, я покорно сел в лифт. Прозрачная капсула остановилась на последнем этаже. Там нас встретила секретарша и проводила в огромный офис, пообещав, что доктор придет с минуты на минуту.