Игорь Боровиков - Час волка на берегу Лаврентий Палыча

Каких еще на хрен воспоминаний? Нох айн штосс и буду торчать как носорог! Поехали, блин! Полетели! От винта!

Полетел я, Александр Лазаревич, и не мучаюсь, Это когда-то полковник Бондаренко с военной кафедры ЛГУ мучался, а я нет. Тот самый Бондаренко, чьей любимой присказкой была: "У пызду таких военных переводчиков добра на хавно. Так дальше дело не пОйдет!"

Однажды зимой шестьдесят третьего года повез он нас на стрельбище куда-то за город, а там в яму соскользнул. Мечется в яме и руку протягивает. Мы же все стоим вокруг, и никто ему клешни не подает. А

Гиви, вдруг и говорит во всеуслышанье: Может, добьем его, чтоб нэ мучался?

Эх, хорошо торчу с утра! Не мучаюсь и не страдаю, потому, как у меня еще целых два литра потеют в холодильничке. Да и чего страдать-то, когда фантазия всё это, сплошной мираж, все мы русские заграницей… Помнишь, как говорила генеральша Епанчина: "И все это, и вся заграница… всё это одна фантазия, и мы все заграницей одна фантазия… помяните мое слово, сами увидите!" Максимюк, кстати, мысль эту еще короче формулировал: "Всё в мире – говно, кроме мочи".

Правда, утверждал, что максима сия не его, а великого украинского философа Григория Сковороды…

… Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конецъ приближается, и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадитъ тя Христосъ Богъ, везде сый и вся исполняяй…

… Так, ведь, он, конец, всю жизнь приближается. Посему, давай,

Шурик, еще по одной. Вот вмажу сейчас и снова заторчу как лом в говне! Недаром говорится в другой максиме: нельзя пить столько, сколько мы пьем. Нельзя. Надо пить значительно больше!

КОНЕЦ