Виктор Дьяков - ПУТЕШЕСТВИЕ НА БУХТАРМУ

- Отойдем, пошептаться надо…

Когда Сергей, спешно натянув майку, поспешил вслед за Вахидом к границе песчаного пляжа, провожаемый любопытнейшими взглядами… Здесь вполголоса и осматриваясь по сторонам чеченец поведал:

- Попрощаться пришел… Мы через час уезжаем.

- Это из-за вчерашнего?- догадался Сергей.

- Да… Тут разбирательство началось, нам лучше свалить на всякий случай,- пояснил Вахид.

- А говорил, что вы ничего и никого не боитесь,- как-то само-собой с языка Сергеея сорвалась язвительная реплика.

- Мы и не боимся. Наши хоть сейчас готовы идти с «базарскими» драться. И если бы на нас наехали в каком-нибудь калбитском районе, я бы сам их и  повел. Но здесь русский район, а я с русскими ссориться не хочу, ни с кем, ни с братками, ни с ментами,- опять же как гвоздь в доску забил Вахид.

Сергею стало неудобно за свою язвительность:

- Извини… Жаль, мне кажется нам еще было о чем поговорить.

- Конечно… мне тоже жаль. Я ведь так как с тобой со своими ни с кем говорить не могу. Меня даже старики, что всю жизнь при советской власти прожили, многие не понимают. Но я уверен, что прав, нам с вами необходимо прийти к согласию. Как ты думаешь, Серега?- неожиданно как-то по свойски, едва ли не с надеждой спросил чеченец.

- Не знаю Вахид… Могу лишь от себя сказать. После разговоров с тобой, я по иному стал воспринимать чеченцев. Ведь раньше… ну как тебе…- Сергей замолчал не находя слов, но Вахид поспешил ему на помощь

- Не надо друг, не объясняй, я все понимаю, и рад, что ты меня выслушал и понял… Счастья тебе и твоей семье, удачи. Прощай,- он протянул руку…

После того, как «Голубой» покинули чеченцы, а вслед за ними устькаманская братва, обстановка в санатории стала более чем спокойной и все отдыхающие в том числе и супруги Коростелевы уже безо всяких помех предавались отдыху. Наконец-то они смогли отправиться в долгожданный «круиз» на паруснике и обозреть все Бухтарминское водохранилище. Сергей думал, что оно примерно тех же размеров, что и хорошо ему знакомое Обское. Там можно было заплыть туда, откуда не видно берегов, по нему плавали многочисленные яхты с разноцветными, замысловатой конфигурации парусами. Но там, перегороженная под Новосибирском Обь, разлилась по степной равнине, а здесь в горах, воде просто некуда разлиться, ибо ее «теснят немые громады». Потому берег здесь был виден отовсюду,  даже в самом широком месте ширина водохранилища не превышала восьми-десяти километров. Зато берега очень живописные: сопки, поросшие соснами и кустарником, среди которого преобладал шиповник. С окрестных гор в водохранилище стекало множество речушек. В устьях некоторых из них располагались турбазы. Там тоже сдавались домики с тем же «джентельменским» набором услуг. Напротив «Голубого», на противоположном берегу водохранилища в заливе «Аюда», располагалась одноименная турбаза, зажатая меж двух отвесных сопок. На том же берегу, что и «Голубой» километрах в десяти, за поселком «Октябрьский», где когда-то до образования водохранилища в Иртыш впадала горная река Бухтарма располагалась турбаза «Алтайская бухта»… Турбазы, конечно, были много меньше «Голубого» по «вместительности», и естественно еще менее комфортабельны. Те не менее, каждое лето на берегу этого «моря» отдыхало в совокупности до ста тысяч человек, причем до трех четвертей приезжало из России. Туристский бизнес, это одна из немногих отраслей, что позволяла выжить в постсоветский период местному населению. Все остальное: промышленные предприятия, бывшие совхозы и колхозы- все хозяйственные субъекты или «стояли», или еле сводили концы с концами.

Вода в водохранилище была средней температуры, теплее чем в Катуни, но с «Обским морем» не сравнить, холоднее. Причем вдали от берегов она оказалась теплее, чем в «Голубом заливе». Когда на парусники вышли на середину водохранилища, капитан объявил: кто хочет искупаться в теплой воде, ныряйте прямо с палубы. Сергей с Любой заранее знали об этой «услуге» и потому взяли с собой купальные принадлежности. Когда нырнули… и в самом деле здесь вода была градуса на два-три теплее чем в заливе.

В процессе «круиза» который продолжался более шести часов, причаливали к различным пристаням и общались с местными. Они охотно вступали в контакт и в разговорах, через нарочито-напускную веселость постоянно ощущалась какая-то особая, слышимая не ухом, а каким-то внутренним нервно-ментальным органом, что бывает только при общении людей одной нации… То было нечто подобное неслышимому стону, стону от безысходности. Казалось они все не знали зачем живут, и в этой безысходности как за соломинку цеплялись за мифологическую надежду, что Рудный Алтай, как часто именовали Восточно-Казахстанскую область, вернут в Россию. Здешние русские в отличие от тех, что в Прибалтике «вцепились» в более высокий чем в России уровень жизни и бытовой культуры, и тех, кто в Средней Азии и Закавказье встали «раком» перед «коренными» всячески перед ними лебезя и унижаясь… Нет, эти не имели, ни обеспеченной жизни, но и перед новой титульной нацией в «согнутое» положение не становились. Они оставались до конца русскими, пожалуй даже став после развала Союза еще более русскими, чем были до того, чем русские живущие в России. Они все без исключения хотели в Россию… но только со своей землей, которую обустраивали не одно поколение их предков. В разговорах они почти не жаловались, только «эзоповым языком» констатировали, что на своей земле стали после девяносто второго года людьми второго сорта, что их просто пропили тогда в Беловежской пуще. Говорили и то что область, бывшая в советские времена процветающей, в основном за счет своей развитой горнодобывающей промышленности и цветной металлургии… Сейчас область влачила жалкое существование. И все это было наглядно отображено в виде безжизненных больших и малых предприятий, зияющих пустыми окнами многоквартирных домов в расположенных вдоль побережья городах и рабочих поселках: Серебрянске, Новой Бухтарме, Октябрьском, Первомайском. Апофеозом общения с местными жителями стал вопрос, заданный на причале поселка Октябрьский, мальчиком лет двенадцати, удившему рыбу прямо с дебаркадера. Когда Сергей поинтересовался у него, как улов, маленький рыбак, кивнув на ведерко, в котором плескалось несколько небольших окушков, поднял все те же «стонущие» глаза и спросил:

- Дядя, вы из России?... Скажите, там русским нормально жить?...

Благодаря расследованию, «завертевшемуся» вокруг побитой устькаманьской проститутки из «Голубого» убрались не только чеченцы, но и «базарские». Таким образом в отсутствии «крутых» для мирного отдыхающего народа настала настоящая «лафа». Ходи в чем хочешь, куда хочешь, никто к тебе не привяжется, не пристанет, не обидит, не ограбит, ни днем, ни ночью, ни на дискотеке, нигде, даже если ты упал и валяешься пьяным. Все категории смирных отдыхающих использовали создавшуюся благоприятную обстановку в своих интересах. Обычно отдыхающих сразу предупреждали, что подвыпивших, и тем более сильно пьяных, почти наверняка ограбят, что заставляло любителей «поддать», предаваться своей радости в номерах или домиках. Сейчас выпивохи почувствовав свободу, пили и падали «где хотели», и в кафе, и на пляже, и даже в лесу. Теперь уже администрация предупреждала, чтобы не пили по укромным углам и в лесу – ночи были довольно прохладные и незамеченный пьяница мог запросто замерзнуть. Как будто «с цепи сорвались» любительницы загорать «топлесс», то есть без бюстгальтеров. Говорили, что отдельные дамы и до того на пляже их снимали, но чеченцы настолько бурно на это реагировали, подсаживались, делали недвусмысленные намеки, даже не обращая внимание на сопровождающих дам мужчин, в том числе и мужей… После ряда, возникших на этой почве инцидентов, любительницы излишне обнажать свои прелести, были вынуждены от оного воздерживаться. Сейчас же, почувствовав себя в безопасности, они сразу же вновь поснимали бюстгальтеры. Таковых оказалось не так уж мало. Причем, если сначала «разделись» в основном молоденькие девушки, то дня через два к ним смело присоединились и тридцатилетние, и даже кому было уже за сорок – «мода» распространялась как моровое поветрие.

Люба, вертя головой во все стороны, регулярно отслеживала этих, как она их называла, «сисечниц», не забывая строго следить, смотрит ли на них муж. И если перехватывала его взгляд, тут же начинала шипеть как потревоженная змея:

- Что уставился… чего увидел? Там смотреть-то не на что, первый номер, самое большее второй…- Или – Куда глазеешь?... Не ее это грудь… силикон закачала, не видишь, что ли как ее раздуло. Нормальной груди, что ли не видел?

Сергей тут же подтверждал, что намек понял:

- Видел, твою…

- Так чего пялишься? Еще раз увижу, сама бюстгальтер сниму, и тоже без него загорать буду. Посмотрю, как тебе приятно будет, когда на меня мужики будут вот так же смотреть…