Владимир Маканин - Погоня

Светик успокоилась и легла, но не спится. Она встает, открывает настежь окна и дверь крохотного балкона тоже настежь — воздух!.. У нее, у Светика, в четырехкомнатной кооперативной квартире будет огромная лоджия. Там она на лето поставит широкий, крытый ковром топчан. Летней жаркой ночью будет она стелить там постель, и звезды видно, и они будут лежать рядом — он и она. У изголовья на полу будет стоять холодное пиво. И соки. Паршивого вина и тем более водяру он, конечно, не пьет (инженер… или научный работник. Застенчивый. Скромный. С портфелем спешит поутру на работу), но соки и немножечко пива ему не помешает выпить. А дети будут спать в своей, отдельной комнате, — хотите взглянуть? Да-да, там наша детская — детям лучше спать в комнате, а не в лоджии, ночью может собраться дождь…

— Слушай, — окликает она Игоря Петровича. У Светика темно, но под его дверью узкая полоска света выдает, что этот творец корпит над своими копеечными записями. — Слушай, а прозаики мечтают?

— Что?

— Прозаики мечтают?

Потягиваясь и зевая, Игорь Петрович входит к ней в комнату:

— Нет.

— Почему?

— Не знаю… Разве что иногда, напьются — и кажется им, что однажды утром они проснутся знаменитыми.

— И всё?

— И всё.

— Идиоты! — говорит Светик.

Глава 6

Но через минуту она опять затевает разговор:

— Мне ведь, если вдуматься, не икона нужна и не деньги. Мне семья нужна, мне муж нужен — тихий и интеллигентный. Я с самой юности об этом думаю.

Чтобы работал он в каком-нибудь научном учреждении. И чтобы поутру уходил на работу с портфелем…

— А портфель зачем?

— Ну дура. Ну так намечтала себе — неужели не понятно?

Игорь Петрович зевает:

— Смешно!.. Вся эта погоня за каким-нибудь тихим интеллигентным болваном, а?

— Семья мне нужна. Прочная! — отрезает Светик.

Игорь Петрович вновь зевает:

— Ну допустим — а деньги тогда зачем?

— Как же без денег. Без денег ничего не получится — без денег я уже однажды пробовала.

Игорь Петрович заносит кратенькие характеристики спекулянтов в записную книжку. Удачливый спекулянт из комиссионки по прозвищу Шапокляк… Надо собирать по крохам, что поделаешь. Торгаш — человек, его человеческая конструкция куда заметнее, пожалуй, и зримее. На плаву!..

Игорь Петрович выходит на маленький балкон, разглядывает суетливых дневных прохожих. Когда-нибудь именно здесь во дворе поставят памятник или набьют на стену дурацкую мраморную доску: «Здесь познания ради он жил жизнью мелкого спекулянта». А памятничек будет хорош, думает Игорь Петрович, настраиваясь на иронический лад, а хорош будет памятничек! Мусорные бачки оттащат в сторону, и тощие деревца к тому времени подрастут. Здесь он будет стоять, скрестив руки. Непокрытая, конечно, голова. Гордый взгляд. Свободная осанка тела. Не полысеть бы, а все остальное сделают как надо.

Игорь Петрович идет на кухню, нет ничего приятнее в полном одиночестве самому себе сварить кофе.

Приходит Светик — весь день бегала по городу с высунутым языком. В погоне за иллюзией, бедняга, скоро высохнет.

— Напала на след? — спрашивает Игорь Петрович.

Светик молча начинает собираться.

— Эй, напала на след?

— Да. Уехала наша икона.

— Куда?

— Поищем, — мрачно отвечает Светик.

Игорь Петрович смеется:

— Брось, Светик, неужели ты всерьез думаешь ее найти?

— Запомни: Светик не думает — Светик делает дело.

Бедняга, сочувствует Игорь Петрович, умна вроде бы, а в сущности, так недалека. Далась ей эта Божья Матушка. Не найдет она ее ни сейчас, ни через год. Не судьба. Если не судьба — это сразу видно.

— Светик. Плюнь на икону. Я подыщу тебе тихого интеллигента без всякой гонки — тихого, и дохленького, и с портфелем. Я тебе его завтра же найду, а послезавтра в ЗАГС — годится?

Светик не отвечает.

— Светик.

— Кого ты можешь найти, болтун!

Светик одевается, она собрала свой маленький чемоданчик, она надевает плащ с капюшоном. Отбывает на долгие поиски. Бедняге придется где-то ночевать, где-то мыкаться, где-то бегать — Игоря Петровича вдруг охватывает острая жалость.

— Светик.

Он подходит. Он трогает пальцами ее пересыпающиеся на плечах светлые волосы.

— Светик…

— Чего тебе?

Он, едва касаясь, целует ее:

— Будь осторожна — ладно?

— Ладно.

— …Бабушка, будучи молодой вдовой, отказала графу Берсеневу наотрез: «Вы слишком грязны, мой дорогой, — слишком много шлялись». Тогда-то Берсенев и пустился в загул. Именно Берсенев пьянствовал в «Яре», когда там случился пожар. Берсенев был там с какой-то певичкой (ходили слухи, что с молодой Апраксиной, но это ложь), — пожар охватил все крыло здания. «Воды! Воды! Ради всех святых — воды!» — бегали в панике и вопили. Берсенев выглянул и тоже крикнул: «А в пятый номер дюжину пива», — и вернулся к своей подружке. Пиво принесли, потому что Берсенева побаивались. Пожар тушили до позднего вечера. Певичка спрашивала: «Что там происходит?» — «Пустяки, моя певунья. Им всегда кажется, что они горят».

— Н-да. О пожарах ты хорошо рассказываешь… Сколько ж лет твоей бабке — неужели и точно сто восемь? — спрашивает, почесывая лысеющую голову, Фин-Ляляев.

— Сто восемь.

«Однако зажилась старая ведьма», — думает Фин-Ляляев, но произносит только короткое и нейтральное:

— Н-да…

Бармен Гена злится и тасует карты. Он остался в дураках подряд три кона.

Старый Фин-Ляляев уходит. Он поднимается на этаж к канадцу — открывает дверь, просовывает голову. Канадец пьян. Ему нужна водка, а привезенные джинсы он уже продал. Он продал все, что мог. Кое-что продал прямо с себя. А как добыть еще водки?.. Он пьян и зол. Он видит лысеющую башку Фин-Ляляева и тяжело бормочет:

— Опять эти русские…

Возле комиссионного магазина сегодня людно. У Игоря Петровича в руках сумка — в сумке прекрасный канадский свитер и джинсы.

— Привет, Жорик, — окликает его из толпы ловкий и удачливый спекулянт Шапокляк. Кличка Жорик утвердилась за Игорем Петровичем недавно, она ему совсем не нравится, но тут никак не пожалуешься.

Игорь Петрович голоден и зол. Он подходит к толкающимся людишкам. Но покупателя как отрезало. Даже не смотрят, заразы. И все же хороший товар — это хороший товар: джинсы проданы. Барыш небольшой, но барыш.

— Что у тебя, Жорик? Ого! — издевательски подсмеивается Шапокляк. Измывается над неумелым.

— Отстань, — вяло бросает Игорь Петрович.

— Пиво пойдем пить через часок?

— Отстань, говорю.

Игорь Петрович утомился — недалеко от входа в комиссионный магазин он садится на скамейку и думает. Есть хочется невыносимо, но тут спешить нельзя, нужна столовая подешевле — кто знает, сколько ему жить на полученные за джинсы рубли, а их еще придется делить с Фин-Ляляевым.

Надо бы занять денег у какого-нибудь приятеля. Но только аккуратно. А то сунешься к приятелю — а завтра его жена позвонит твоей, чтобы поболтать от скуки. Жена скажет, что Игоря нет — творец в отъезде в Сибири, а та ей тут же выложит волнующую новость: «Как в отъезде, как в Сибири — я ж его вчера у нас кормила супом…»

Задумавшегося Игоря Петровича забирают оперативники — забирают просто так, проверки ради. Уж больно диковатый и отчужденный у него вид. Улик нет — один-единственный свитер в сумке не в счет, тем более что он его на глазах у них никому не предлагал. Он просто сидел на скамейке. Они ведут его в отделение милиции.

— Перестань дрожать. Как не совестно. Мужчина ты или не мужчина? — укоряют Игоря Петровича оперативники.

Однако они его недооценивают, он вдруг метнулся в сторону — он влетел в парадное, затем черный ход — пронесся по песку детской площадки и — дворами, дворами — навсегда исчез из их поля зрения. Оперативники спешат за ним метров двадцать, не больше. Они останавливаются.

— Ну и бегун, — говорит первый.

— Заяц!

Игорь Петрович уже в километре от них идет параллельной улицей. Он выдохся. Он еле бредет, привычно стреляя у прохожих про запас сигареты. Уже темнеет.

Ноги привели сами собой к родному дому… Охватило волнение. А надо бы быть спокойнее. Игорь Петрович словно бы путается знакомых подъездов и обходит дом с тыла. Хорошо, что ночь.

Этаж первый — жена сидит с Машкой и что-то ей рассказывает. Окно приоткрыто. От этой идиллической картинки дрожь и в руках, и в горле. Он слышит Машкину пустенькую болтовню. И голос жены, будничный и сразу узнаваемый, говорит дочке: