Катажина Грохоля - Сердце в гипсе

Пирожные и мороженое мне опротивели уже через семь дней. Тогда я набросилась на консервированные ананасы и крем для тортов, которые кондитеры давали нам для пробы в розеточках. Три недели пронеслись как вихрь. Ночной пассажирский поезд целую вечность вез меня на море, а купальник лежал на дне рюкзака и радовал мне душу до тех пор, пока мы с подругой, разместившись в снятой комнате, не обнаружили, что да, безусловно, здесь дешево, ибо до моря три с половиной километра.

На протяжении этих трех с половиной километров я воображала, что произойдет, когда я наконец-то надену свой необыкновенный купальник малинового цвета и как мир упадет к моим ногам и все застонут он восторга. До сих пор жалею, что путь к морю не был длиннее.

А потом... На пляже, где подруга заслонила меня пледом, я довольно долго пыталась втиснуться в свой малиновый наряд. Сначала разошелся шов возле бретельки на лифчике. Затем оказалось, что лифчик невозможно застегнуть на спине. Все врезалось, давило, тянуло. В ногах у меня лежал не мир, а лишь песок. Собственна говоря, все получилось так, как я хотела. В течение двух недель я производила фурор на пляже, купаясь в коротких шортиках и майке зеленого цвета, — наряде, который мне страшно не шел.

Я предавалась воспоминаниям о том купальнике, раскладывая разные предметы: приправы — в корзинку со специями, чистые тарелки — в стол, а грязные после завтрака бокалы — в мойку. Между делом нашла две неоплаченные квитанции, о которых совсем забыла, — они были воткнуты за разделочную доску, — и свободный поток моих мыслей снова вернулся к банкноте в сто злотых, которую я дала Тосе. Кот Сейчас запрыгнул на стол. Я тут же его шуганула — печальная история моего купальника вовсе не повод для котов разгуливать по столу! Мои финансовые запасы сократились еще на сто злотых, такова была прискорбная истина. Необходимо разыскать Остапко. Последние две ночи я почти не сомкнула глаз. Может быть, мне не следовало так опрометчиво принимать важных решений? Но я верю в порядочность людей. Она хотела оказать мне услугу. Начну работать, и плохое настроение немедленно пройдет. А может, все-таки сначала позвонить в редакцию, где работала Остапко, и что-нибудь разузнать?

В редакции «Утреннего экспресса» мне отметили любезно. Точно, такая у них работала. Увы, уже не работает. Нет-нет, к сожалению, никаких координат ее нет. А по какому делу, может быть, они мне помогут? Вряд ли. Правда, они слышали, что она вроде бы, кажется, возможно, устроилась на Бартицкой в отделе продаж. Я позвонила в справочную, мне дали номер телефона на Бартицкую. В отдел продаж вроде бы надо звонить по внутреннему 176.

Я включила компьютер, сию же минуту засяду за эти письма, но пока я брожу с трубкой по дому. Почему я не нахожу себе места? Ведь не из-за Тосиного купальника. На Бартицкой никто не подходил к телефону. Там всего лишь миллион торговых точек и отделов продаж, так зачем отвечать на звонки?

Я ждала настойчиво до тех пор, пока длинные гудки не перешли в короткие. А потом набрала опостылевший номер еще и еще раз. Я не сдамся. И наконец в трубке раздался осиплый женский голос:

— Да!

— Соедините меня, пожалуйста, с номером 176.

И тишина. А потом издалека тоскливые гудки одинокого телефона.

Я жду и жду до бесконечности, но с какой стати, как любит говорить Ренька, кто-то обязан работать в это время, то есть около двенадцати, в будний день?

Я еще раз позвонила на коммутатор. Знакомый хрип:

— Да!

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы проверить, 176 — это номер отдела продаж? — Я говорила таким слащавым голосом, что еще чуточку — и саму стошнит.

— Если номера не знаете, так чего звоните! А я почем знаю? — Баба на другом конце провода оборвала меня резко и грубо.

— Будьте любезны, проверьте, пожалуйста, это внутренний того отдела...

— Как же я это буду вам проверять, а? — Поразительно, с каким удовлетворением это было сказано.

— А вы, случайно, не знаете, этот отдел работает? — предприняла я еще одну попытку.

— Мне не докладывают. — Негодование просто залило мне ухо, пришлось немного отодвинуть трубку.

— Я думала, вы там работаете.

— Мое дело, уважаемая, знать, что мне со станции передают, а не шататься по Бартицкой и проверять. Сами приходите и проверяйте, работают они или нет, если у вас много времени. Я-то здесь работаю, а не глупостями занимаюсь! — И треск брошенной трубки.

Мои деньги

Ума не приложу, что делать. Остапко должна была позвонить несколько дней назад. Да что там. Почти две недели назад. И ничего, и тишина. Мои неприумноженные деньги в ее руках, а мой плодящийся подобно мышам страх растет каждую минуту. Теперь я даже не могу рассказать Адаму, во что влипла, ведь у нас был уговор, что все важные решения мы принимаем вместе, а я от него скрыла такое дело. Конечно, всегда можно взять кредит в банке, который меня доконает, но мы не женаты, а значит, Адам не несет финансовой ответственности, если... Я покрылась холодным потом. Даже думать не хотелось, что было бы, если... Вернулась к компьютеру.

Дорогая редакция!

Как-то так получилось, что я всего в жизни боюсь. Не езжу даже на автобусе к матери, которая живет всего в двух километрах. Господь Бог одарил меня всеми недостатками, которые только может иметь человек. Я не смотрюсь в зеркало. Но хуже всего то, что я ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, вот-вот что-нибудь случится, правда, не знаю что. Я даже ходила к врачу, он сказал, что это невроз. Не знаю, что ото такое. Мне не хочется жить. Возможно, если бы я что-нибудь в себе изменила, сделала бы, например, пластическую операцию, все стало бы лучше. Я непрерывно мою руки, у меня уже образовались ранки, поэтому врач говорит, что у меня невроз. А вдруг я умру?

Эта женщина никому не отдала все свои, вернее не свои, деньги, и тем не менее у нее проблемы. Мне тоже кажется, что сейчас что-нибудь случится. Мне бы тоже не помешала пластическая операция. Я пошла в комнату Адама и вытащила из стопки книг одну о психосоматических расстройствах.

«Невроз — общее название для группы функциональных и пограничных психических заболеваний, возникающих под воздействием различных отрицательных социальных и эмоциональных факторов».

Например, того фактора, который я сама себе обеспечила. Когда, например, снимаешь с общего счета все деньги, не сказав ничего мужу, и вкладываешь их в Остапко. При том, что у меня нет мужа.

«Кроме часто наступающих вегетативных нарушений, не наблюдается никаких типичных изменений в физическом состоянии. Даже у самых уравновешенных людей в крайне тяжелых жизненных ситуациях могут возникнуть неврастенические реакции: потливость, покраснение, спазмы кишечника, понос, заикание, чувство пустоты в голове».

У меня появляются боли в животе, стоит подумать об Остапко. Может, это первый признак невроза? Пустота в голове. Я не в состоянии сосредоточиться ни на чем ином, кроме как на этих проклятых деньгах. Если к этому добавятся еще и спазмы кишечника...

«Подобные симптомы часто возникают в обыденных жизненных ситуациях: экзамен и так далее. Никто в таких случаях не распознает невроза, хотя описанные расстройства...»

Надо ли мне все это переписывать? Какой прок кому-то от этих знаний? Разве девушка, прочитав подобное, перестанет бояться автобуса? Уверится в том, что красива и ей не нужна пластическая операция, которая якобы благотворно действует на воспаленный мозг? Собственно говоря, почему я отдала деньги посторонней женщине, с которой мне только раз пришлось иметь дело и которая в общем-то не внушала мне доверия? Нельзя так думать. Спокойствие. Я должна ответить на это чертово письмо, человек ждет от меня помощи...

«Чаще всего невроз развивается под воздействием отрицательных эмоций, повторяющихся продолжительное время. Иногда они вызваны одним и тем же фактором, порой несколько различных причин накладываются одна на другую. В зависимости от индивидуальных особенностей нервной системы или врожденной предрасположенности невроз может развиться...»

Вот именно, врожденная предрасположенность. А у меня? Наивность? Глупость? Желание не отстать от Реньки? И чтобы Адам не обращал на нее внимания, а только на меня? Это и называется предрасположенностью?

«...в случае разного рода тяжелых эмоциональных потрясений, например, разлада с сексуальным партнером...»

Невроз мне обеспечен, и еще какой! Мой милый Адасик, Голубой, ведь я тебя и не хотела обманывать, а всего лишь взяла деньги на время для нашего же блага! Чтобы у тебя не возникало чувства вины, что ты не зарабатываешь столько, сколько Ренин муж... А может быть, я подсознательно именно хочу, чтобы ты зарабатывал столько же, сколько он? И чтобы ты был моим... Стоп.

«В этом случае, впрочем, можно говорить о страхе, то есть о таком состоянии, когда существуют вполне конкретные причины для тревоги. Трудно установить границу между физиологическим и патологическим чувством страха. О патологии мы говорим тогда, когда страх присутствует постоянно и мешает нам работать...»