Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

– Брось. Давай хоть самих себя не обманывать. Ты написал реферат за меня, а я его сдал. Давай честно признаемся профессору. – Джоджо ухмыльнулся и покровительственно похлопал Эдама по плечу. – Да ладно, не грузись, шучу я. Что уж ты меня, совсем за идиота держишь? Не писал ты за меня ничего и даже не помогал, ясно? Реферат я написал сам, а слова эти перекатал из книжки…

Эдам прищурился и закусил нижнюю губу:

– Слушай, если честно, то неубедительно получается. Не мог ты все от начала до конца написать сам. Давай лучше заранее так договоримся: если дело дойдет до самого худшего, то – я помогал тебе разобраться в некоторых наиболее трудных вопросах. Что скажешь?

– Да успокойся ты. Если уж действительно дело до самого худшего дойдет, то нам с тобой против Квота все равно не выстоять. Пусть с ним тренер разбирается.

«Ну вот, – подумал Джоджо, – все перевернулось с ног на голову. Теперь я пытаюсь успокоить Эдама и навешать ему на уши утешительной лапши. Оказался у этого очкарика в личных психотерапевтах».

– Думаешь, тренер с ним справится?

«Ой, мамочка! Вы только посмотрите на этого убогого – как он на меня смотрит. Напугался, душа в пятки ушла, дрожит весь».

– Он-то? Да у него на десятерых таких Квотов силы хватит. Разберется. Гадом буду – разберется. Другое дело, что и говорить-то об этом не стоило. Зря я тебя напугал. Уверен, что дело до этого не дойдет. Тут ведь главное, чтобы я не раскололся. Ни хрена эта свинья жирная не докажет. По крайней мере, реферат я не в Интернете содрал. Пусть они хоть все серверы с такими делами обыщут. Вон Трейшоун в прошлом году вляпался… тоже во что-то вроде этого. – Джоджо засмеялся. – Но какие могут быть у Трейшоуна здесь, в Дьюпонте, неприятности? Если бы дело дошло до такого, то скорее бы ректора уволили или турнули, на хрен, председателя попечительского совета, но его величество Трейшоун Диггс Гребаная Башня остался бы в университетской команде. – Свою речь Джоджо закончил, улыбаясь во весь рот.

Эдам тоже попытался улыбнуться, но получилось не очень: он был слишком выбит из колеи.

– Да-да, конечно. – Он смотрел куда-то в сторону, хмуря брови и судорожно думая о чем-то. Судя по всему, очкарик лихорадочно пытался выстроить некий дополнительный план совместных действий. Неожиданно он встрепенулся и схватил Джоджо за рукав. – Послушай, давай на всякий случай подготовим запасной вариант. Времени у нас хватит, если, конечно, тормозить не будем. Короче: садимся вместе за твой реферат и разбираем его слово за словом. Смысл такой: попросит тебя кто-нибудь – докажи, что это ты написал, а ты в ответ – подробный пересказ, комментарии, ссылки. Ну, а то, что ты тогда Квоту ничего вразумительного ответить не мог – так это, во-первых, еще попробуй докажи, а, во-вторых – мало ли, плохо себя чувствовал… Или еще лучше: некорректный наезд преподавателя сбил тебя с толку, и от волнения ты просто дар речи потерял. В качестве контратаки такой довод будет очень даже кстати. Только чтобы быть готовыми, мы должны начать разбирать текст прямо сегодня. Да что там сегодня – прямо сейчас.

Эдам так разгорячился, так увлекся своим предложением, что Джоджо просто не мог удержаться, чтобы не приколоться над ним:

– Извини, старик, я сейчас не могу.

– Почему это?

– Да вот… перепихнуться кое с кем нужно.

– Джоджо!

– Да ладно, шучу. – Тем не менее самому Джоджо в этот момент было вовсе не весело. Его мучили угрызения совести: «Ну не должно, не должно было такое случиться. Я что, сам не смог бы написать реферат? Блин… Пусть на тройку, хрен с ним, пусть даже на двойку… но сам. Я ведь не какой-нибудь дебил».

Глава четырнадцатая

Мутанты Миллениума

До конца занятий оставалось не больше пятнадцати минут, а Шарлотта, как и в самом начале пары, ловила каждое слово и каждый жест преподавателя. Она сидела на последнем ряду расположенной амфитеатром аудитории, но при этом постоянно наклонялась вперед всем телом, словно стремясь оказаться ближе к профессору. Мистер Старлинг, которому еще не было пятидесяти, действительно заслуживал внимания: и как выдающийся ученый, и как видный и весьма элегантный мужчина. Занятия он вел, как это принято говорить, в сократовской манере, то есть не читал лекцию-монолог, а обращался к студентам то с риторическими, то с требовавшими вполне определенных ответов вопросами. При он вел себя так, словно перед ним небольшая – десять-пятнадцать человек – группа единомышленников, пришедших на семинар, а не поток студентов с разных факультетов общей численностью более 110 «голов». Мистеру Старлингу не зря предоставили эффектную аудиторию с грандиозным амфитеатром, в которой только и можно было с комфортом разместить такое количество слушателей. Почти круглое в плане помещение перекрывал изящный купол, украшенный фреской Аннигони, изображавшей Дедала, Икара и его полет к Солнцу, подальше от мрачного лабиринта царя Миноса.

– Ну хорошо, – рассуждал мистер Старлинг, – мы выяснили, что Дарвин описывает эволюцию в разработанной им системе терминов «дерева жизни». Древовидная схема – естественно, не его открытие – была использована ученым наглядно и убедительно. Дарвин начинает выстраивать ее с одной точки, от которой идет единый ствол, расходящийся на несколько крупных, а затем – все большее количество более мелких ответвлений. – Здесь профессор призвал на помощь словам жестикуляцию и изобразил, подняв вверх руки, пример древовидной схемы. – Эти ветки дают все новые и новые побеги, но я предлагаю вернуться к исходной точке – к тому месту, откуда дерево начало свой рост. С чего все началось? Из чего, с точки зрения Дарвина, выросло древо жизни? Как, по его мнению, началась эволюция?

Профессор Старлинг выдержал паузу и обвел глазами амфитеатр. Не меньше десятка студентов подняли руки, желая дать ответ.

– Пожалуйста, – сказал он, показав пальцем на пышную блондиночку, сидевшую в верхнем ряду прямо под тающими, растекающимися на солнце крыльями Икара.

– Дарвин говорил, что все началось из одной клетки, из одноклеточного организма, – сообщила девушка. – Его как-то спросили, где появился этот одноклеточный организм, и он ответил: «Точно не знаю, но скорее всего – в какой-нибудь теплой луже».

По амфитеатру пробежала волна смешков и хихиканья. Все смотрели на мистера Стерлинга, ожидая, как он отреагирует на этот «лепет».

Преподаватель улыбнулся, затем выдержал паузу, словно оценивая правильность рассуждений студентки, и вдруг неожиданно для многих в аудитории, сказал:

– Вы совершенно правы. Я бы сделал лишь одно уточнение: по словам Дарвина, в той теплой луже – или озере, пруду, это в общем-то неважно, – должна была образоваться целая колония тех самых одноклеточных организмов. Я бы даже назвал такую компанию группой единомышленников, но это уже будет моим собственным толкованием слов Дарвина. Вернемся, однако, к нему как к первоисточнику. Давайте попробуем ответить на вопрос: откуда взялись эти одноклеточные организмы и та самая лужа, в которой они обитали? Впрочем, лужу можно пока вынести за скобки и рассмотреть вопрос, касающийся самих микроорганизмов. Итак, откуда, с точки зрения Дарвина, появились одноклеточные организмы и даже – если свести нашу задачу к абсолютному решению – та самая единственная клетка, давшая начало всему живому?

Профессор сложил руки на груди и стал выразительно посматривать то в одну, то в другую сторону, чем-то напоминая бойцового петуха бросающего вызов возможным соперникам. Всем своим видом он словно говорил студентам: «Ну-ну, мои юные гении, посмотрим, что вы скажете на это?»

Так получилось, что профессор в эту секунду оказался под лучом одного из светильников-прожекторов, установленных по периметру амфитеатра под самым куполом. В этом световом пятне мистер Старлинг выглядел очень эффектно и несколько театрально… Сходство с театром усиливала и его манера держать паузу, нагнетая таким образом напряжение и концентрируя внимание зрителей-слушателей на том, что происходит на кафедре, превращенной в сценическую площадку. Шарлотта и подумать не могла чтобы иронизировать по поводу этого зрелища. С ее точки зрения, все происходящее было исполнено великого смысла и представляло собой гениально поставленный в этом античном театре эпический спектакль. Главный герой, Виктор Рэнсом Старлинг, действительно был хорош: его густые темные волосы, аккуратно зачесанные назад, уже тронула седина, но пока никто не решился бы даже заочно перевести его в категорию седовласых. Он вообще внешне разительно отличался от большинства дьюпонтских преподавателей-мужчин: те обычно носили дешевые – по крайней мере, на вид, – рубашки, естественно, без галстука, с расстегнутой верхней пуговицей, и хлопчатобумажные брюки какого угодно фасона, лишь бы без стрелок – джинсы, армейские хаки, вельвет, в общем – только бы продемонстрировать свою непохожесть на так называемую толпу, то есть правильный и предсказуемый в своих поступках и суждениях средний класс. Но Виктор Рэнсом Старлинг не стеснялся одеваться так, как нравилось лично ему. Вот и на эту лекцию он пришел в привычном ему элегантном костюме в очень мелкую бело-коричневую ломаную клетку, который сидел на его стройной фигуре как влитой. Из-под пиджака виднелись воротник светло-голубой рубашки и узел черного галстука. Дополняли гардероб профессора замшевые ботинки имбирно-коричневого цвета. По мнению Шарлотты, он был просто воплощением элегантности, особенности на фоне других – демонстративно потрепанных, если не сказать – оборванных – преподавателей.