Дафна дю Морье - Голодная гора

– Ты был здесь, когда горел дом? – спросил наконец Джон-Генри.

Парень отрицательно покачал головой, продолжая смотреть на стадо.

– Не был, – сказал он. – Я был дома, спал и ничего не знал, пока мать мне об этом не сказала. – Он помолчал, а потом добавил, словно что-то вспомнив: – Это не наши, у нас в Дунхейвене никто в этом не участвовал.

Джон-Генри закурил сигарету и некоторое время курил, ничего не говоря.

– Рад это слышать, – сказал он наконец. – Я не причинил им никакого зла. Твое лицо мне знакомо, вот только не могу вспомнить, кто ты.

– Юджин Донован, – сказал пастух. – Внук Пэта Донована, у которого была ферма на Голодной Горе, когда я был мальчишкой. Отца звали Джим Донован. Когда закрыли шахты, он уехал в Южную Африку.

– Верно, – сказал Джон-Генри. – Теперь я вспоминаю, ты взял на себя ферму, когда умер твой дедушка. А у тебя есть брат?

– Есть, его зовут Майкл. Ему не нравится работать на земле.

– А чем он занимается?

– Я давно его не видел. Он дружит с Пэтом О'Коннором и другими ребятами.

– А-а, понятно.

Выслушав это полупризнание, Джон-Генри понял, что больше ничего не добьется. Но теперь он мог восстановить всю историю от начала до конца, и перед ним вновь встало лицо Майкла Донована там, в Слейне. Он, вероятно, отправился прямо из отеля к своим дружкам и сообщил им, что Джон-Генри Бродрик из Клонмиэра угощает в баре врагов своей страны, ставит им выпивку и, следовательно, является изменником и предателем. Поэтому той же ночью они явились в Клонмиэр и сожгли его дом. Ни сам Майкл, ни вообще кто-либо из Донованов в поджоге не участвовали, считалось, что святые такое не одобряют и, следовательно, это принесло бы им несчастье. Джон-Генри это прекрасно знал, так же как и пастух Юджин Донован, однако ни тот, ни другой не сказали ни слова. Правосудие свершилось, и говорить больше было не о чем.

Как странно, думал Джон-Генри, что его семья на протяжении вот уже нескольких поколений печется о развитии и процветании страны, в то время как страна в их попечениях вовсе не нуждается, но Бродрики никак не желают это понять. Почти двести лет тому назад Морти Донован убил Джона Бродрика выстрелом в спину за то, что тот пошел наперекор обычаям его сородичей. Долг, закон, дисциплина, послушание – вот какие понятия он пытался навязать контрабандистам из Дунхейвена, а они не желали им подчиняться. Все, что осталось от Джона Бродрика, это могильный камень на забытом кладбище, да еще его кровь, которая, согласно легенде, всплывает в иные годы со дна залива. А между тем местные люди продолжают заниматься контрабандой, крадут у помещиков скот, ловят рыбу в заповедных водах, и первый Джон Бродрик мог бы прожить еще много лет и дожил бы до глубокой старости, если бы у него хватило ума понять, что покорить народ ему не удастся и что земля принадлежит не ему, а именно народу, это их земля. Медный Джон построил шахты, и вот они лежат в руинах на склоне горы, поросшие вереском, дроком и лишайниками, – печальные останки промышленности, никому здесь не нужной. Проезжая по дороге от Мэнди к Дунхейвену, Джон-Генри видел трубы, торчащие среди гранитных скал словно могильные памятники-обелиски, и теперь он знал, что, когда кончится гражданская война, туристы будут смотреть на развалины Клонмиэра так же, как в дни его детства они смотрели на заброшенную шахту. Клонмиэр останется всего-навсего реликвией, свидетельством краха несостоятельного предприятия, и со временем сравняется с землей, вернется в ту землю, из которой возник.

– А что же ты? – спросил Джон-Генри у пастуха. – Тебе не хочется присоединиться к брату и сражаться за родную землю?

Юджин улыбнулся, не выпуская изо рта травинку, и указал своим посохом на коров, которые покинули водопой и паслись теперь под окнами Клонмиэра.

– Видите этих коров? – спросил он. – Всю мою жизнь, с тех пор как я был сопливым мальчишкой, мне хотелось пасти коров вот на этом самом месте. Пустые мечты, как вы понимаете, но я постоянно об этом думал. И когда вспыхнул пожар, и замок был разрушен, я сказал себе: «Вот теперь наконец, я могу пасти там коров». Но, Бог мне свидетель, участия я в этом не принимал.

– И больше тебе ничего не нужно? – с интересом спросил Джон-Генри.

Юджин Донован немного подумал и обернулся, посмотрев через плечо на замок.

– Там, кажется, во дворе есть конюшни, – сказал он, – они вроде не пострадали. Если выложить пару-другую фунтов, то можно сделать из них коровник. Там, на горе, трава гораздо хуже, чем здесь у вас.

Джон-Генри сунул руку в карман и достал бумажник. Там оставалось еще три фунта, остальное он проиграл в вист конопатому Тиму.

– Можешь взять себе конюшни, если они тебе нужны, – сказал он, – и здешнее пастбище, и эти три фунта, чтобы привести конюшни в порядок.

Юджин Донован взял протянутые ему деньги и тщательно их пересчитал.

– Вы щедро тратите деньги, – сказал он.

– Это единственное, что у меня осталось, – сказал Джон-Генри. – Я начинаю думать, что они-то и были причиной всех наших бед. У меня – деньги, у тебя – земля. Я бы предпочел, чтобы было наоборот, но выбора у меня нет.

– Вы – джентльмен, – сказал Юджин Донован. – Вы можете путешествовать, побывать в разных странах. Разве вы не можете построить себе дом, еще лучше этого, по ту сторону воды?

Джон-Генри ничего не ответил. Из серого облачка, закрывшего в эту минуту солнце, стал накрапывать дождик. Джон-Генри поднял воротник пальто и засунул руки в карманы. Юджин Донован надвинул на глаза свою шапку и свистнул дворняге, что помогала ему пасти стадо. Белый сноп солнечного света пробился на мгновение сквозь толщу облаков и заиграл на лике Голодной Горы.

Примечания

1

Это отец. Какое несчастье! Пусть он поднимется наверх, в комнату… (фр.)

2

Воспаление легких (фр.).

3

Высокий жесткий воротник у лиц духовного звания.

4

Здесь: высокий жесткий воротник (у лиц духовного звания) (разг. англ.).

5

Сиреневая улица (фр.).

6

Делайте ставки (фр.).

7

За неимением лучшего (фр.).

8

Любовная записка (фр.).

9

Один стоун – 6,34 кг.

10

Мания величия (фр.).