Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

Ознакомительный фрагмент

– Не надо, – бурчала Золотинка и рассматривала свои крупные руки с таким вниманием, как будто видела их в первый раз в жизни. – Знаешь что! Если рубить по себе, боюсь, топор будет не в кого втыкать – уж больно мелкая поросль. А мы, Одобеску, корабельные сосны.

– Только по комплекции, только по комплекции, – хлопотал отец и прижимал дочь к себе: – Аурика, посмотри вокруг! Неужели ты не видишь вокруг себя достойных людей? Что влечет тебя к этим бодрым спортсменам с дынями вместо рук?

– Какими дынями? – не понимала отца девушка.

– С этими, – объяснял Георгий Константинович и показывал на свои плечи. Аурика быстро понимала предложенный отцом ассоциативный ряд и смеялась над точностью его наблюдения:

– Это бицепсы.

– О-о-о-о, – картинно удивлялся Одобеску. – Мое золотко стало разбираться в анатомии?! А что говорит историческая наука о роли бицепсов в создании семьи? Или этот факт учеными замалчивается?

– Ничего не замалчивается, – опровергала отцовское предположение Аурика и всерьез отвечала: – Вся история Древнего мира – это история бицепсов.

– Где я могу об этом прочитать, Золотинка?

– Везде! – торопилась девушка наконец-то закончить этот разговор.

– Я бы не прижился среди варваров, – делал вывод Одобеску. – С детства ненавижу все эти подъемы с переворотом и бессмысленное размахивание стопудовыми гирями.

– Ты что-то путаешь, папа, стопудовых гирь не бывает!

– Увы, ты в этом разбираешься лучше, чем я, – сдавался Георгий Константинович. – Слава богу, я живу в наше время, когда помимо бицепсов ценится ум… – он замолкал. – И еще раз ум.

– Можно подумать, – отчаянно сражалась Аурика, – «ум и еще раз ум» – это исключительно свойство современного человека.

– К сожалению, нет, – голос старшего Одобеску становился строже. – И я вижу, что в последнее время тебя тянет именно к этим, с бицепсами. И мне вообще кажется, что ты с ними не разговариваешь!

– Почему?! – удивлялась Золотинка.

– Извини, конечно, но я не слышу. Вернее, слышу: или смех, или полное молчание.

– А ты что? Подслушиваешь? – поражалась Аурика.

– Нет, – отрицал свою причастность Георгий Константинович, а потом сдавался и тут же заявлял: – Да. Конечно, подслушиваю. Все нормальные родители подслушивают и подсматривают за своими детьми, торопясь «подстелить соломку».

– Какую соломку? – пугалась дочь.

– Господи, Золотинка, ты закончила три курса исторического ликбеза, а до сих пор не знаешь смысла выражения: «Знал бы, соломку подстелил». Объясняю: всякий родитель старается предостеречь свое дитя от ошибок и только этим можно оправдать его вмешательство в личную жизнь отпрыска.

– По-моему, хватит! – кривилась Аурика. – Ты стал вмешиваться чересчур часто.

– Старею, – пытался усыпить бдительность дочери Георгий Константинович. – Становлюсь ревнив и подозрителен.

– Па-а-па, – тянулась к нему Аурика. – Ну, что ты, ей-богу?!

– Да, – капризничал Одобеску. – Я не успеваю запоминать в лицо твоих поклонников. Они меняются слишком часто. А ты даже не заботишься о том, чтобы мне их представить.

– Па-па! Зачем? Разве я тебя не знаю? Ты запоминаешь только тех, кто тебе нравится.

– Это нормально, – стоял на своем Георгий Константинович, лихорадочно соображая, как бы ему ввернуть упоминание о Мише Коротиче, столь неожиданно исчезнувшему с горизонта.

– Скажи мне, папа, тебе хоть кто-то из моих знакомых нравился?

– Нет, – мгновенно реагировал Одобеску. – То есть да. Один.

– Один?! – буквально подпрыгивала от возмущения Аурика, еще недавно плакавшаяся на отсутствие внимания к себе со стороны лиц мужского пола. – Попробую угадать. Уж не Коротич ли это?

– Как ты угадала, глупая девчонка? – рычал Георгий Константинович и поправлял волосы надо лбом.

– И чем же тебе этот валенок так нравится?

– У него есть принципы! – вставал на Мишину защиту Одобеску.

– Какие?! – стонала его дочь.

– Зачем тебе знать, глупое дитя?!

– Интересно, – не сдавалась не на шутку разозлившаяся Аурика.

– Если бы тебе было интересно, ты бы забила тревогу! Ну, на худой конец навела бы справки: куда делся этот юноша, безмолвно таскавшийся за тобой с журналом под мышкой? Да-а-а! Забыл совсем – он же ниже тебя на голову. Или на полторы?

– Твой Коротич испарился, не сказав ни здрасте, ни до свиданья. Просто исчез – и все.

– А если у него обстоятельства?!

На шум в гостиной выглядывала Глаша.

– Няня, – призывала ее к ответу Аурика. – Тебе нравится Коротич?

– Миша? – переспрашивала Глаша.

– Вы что, сговорились?! – вскакивала девушка и с остервенением хлопала себя по бокам.

– Спокойно, – срывался Одобеску. – Спокойно, моя девочка. Зачем так нервничать?!

– Да потому что ты все решаешь за меня! – кричала Аурика и покрывалась пятнами.

– Княжна Тараканова! – ахал Георгий Константинович и бросался к полкам, уставленными альбомами с репродукциями. – Смотрите, – доставал он увесистый том, посвященный истории Третьяковской галереи, и быстро находил нужное изображение. – Точно! Одно лицо!

Аурика выхватывала из рук отца книгу и внимательно смотрела на репродукцию картины Флавицкого.

– Ничего общего, – отказывалась она признать сходство и, захлопнув альбом, швыряла на диван.

Георгий Константинович хватал дочь за руку и насильно усаживал рядом с собой.

– Ну, хорошо, хорошо, – соглашался он и гладил ее по голове. – Не хочешь быть княжной Таракановой, не надо. Но мне кажется, очень похоже. Смотрите, Глаша, – звал он помощницу и предлагал подтвердить сходство.

– Нет, – отрицательно качала головой женщина и с жалостью смотрела на воспитанницу.

– Вот видишь, – злорадствовала Аурика.

– Вижу, – отвечал Одобеску и, усаживаясь поудобнее, хитро интересовался у Глаши. – А на кого похожа?

– На вас, – быстро отвечала женщина и прятала глаза.

– Слышала? – обращался Георгий Константинович к дочери. – На нас.

Маневр удался, Аурика разом обмякала и прижималась к отцу уже совершенно с другим чувством:

– При чем тут вообще княжна Тараканова?

– Да ни при чем, – отказывался от своих слов Одобеску. – Померещилось…

– Мне кажется, ты нарочно меня дразнишь.

– Нарочно, – соглашался Георгий Константинович. – Потому что «и в гневе ты прекрасна», дитя мое.

Аурике нравились слова отца, но она по привычке сопротивлялась:

– Вообще-то я не самозванка.

– Ты – нет, – устало выдыхал Одобеску. – Вокруг тебя – пустые самозванцы.

– Ты преувеличиваешь, – успокаивала его дочь.

– Имею право. Ты у меня одна. И все это, – Георгий Константинович обводил глазами гостиную, – ничего не стоит, если какой-нибудь самозванец украдет тебя у меня.

– Ты говоришь так, как будто…

– Я говорю так, потому что ты не разбираешься в людях. Найди Коротича, Золотинка.

– О господи! Дался тебе этот Коротич!

– Мне не с кем играть в шахматы, – жаловался Одобеску и пытался скрыть улыбку, чувствуя, что цель близка.

– Поиграй со мной, – предлагала промежуточное решение Аурика.

– Ты занята, – притворно вздыхал Георгий Константинович, усыпляя бдительность своей Золотинки. – Каждый вечер ты исчезаешь из дома в неизвестном направлении и оставляешь меня одного. И ведь часто – почти до утра. Я волнуюсь. Мне грустно…

– Зато когда я дома, ты запираешься у себя в комнате.

– Все правильно: в гостиной ты пьешь чай с очередным самозванцем, а у меня пересыхает во рту, и я чувствую себя лишним.

– Ты ведешь себя, как ребенок, – начинала раздражаться Аурика, понимая, куда клонит отец. – Не ты ли сам неоднократно говорил мне о том, что парки и подъезды – не лучшее место для беседы?

– Я и сейчас так думаю, – признавал правоту дочерних слов Одобеску. – Но что-то подсказывает мне, что тебе не о чем с ними разговаривать.

– С какой стати?! И почему ты вообще считаешь возможным указывать мне, с кем общаться?!

– Ты не права, Золотинка. Я не указываю.

– Нет, указываешь! – взбрыкивала Аурика, вырываясь из отцовских объятий.

– Все равно, – улыбался Георгий Константинович, – найди Коротича. Вы же товарищи?

– Ну, – ворчала девушка.

– Вот и найди.

Отцовскую просьбу Аурика пропустила мимо ушей. Делать ей нечего. Исчез и исчез – скатертью дорога. Захочет – объявится. Никуда не денется! А не объявится – еще лучше. В сентябре все равно увижу. А пока лето – нужно получать удовольствие на полную катушку! Весь август. Потом будет некогда. Начнется учеба – не до того…

Вот Аурика и старалась изо всех сил, легко отзываясь на традиционное: «Хорошая погода, не правда ли?» Щедро раздавала номер своего телефона, принимала приглашения в кино, на прогулку, с готовностью отвечала на рукопожатия, доверчиво открывала губы для поцелуев и пару раз даже отправлялась в гости к плохо известным молодым людям, прихватив с собой для безопасности двух бывших одноклассниц, оставшихся коротать лето в городе.