Николай Кузаков - Красная волчица

Димка поднял ружье, выстрелил матке под лопатку. Выстрела он почти не слышал, только толчок в плечо ощутил. Димка ждал, что матка упадет, а она бросилась в бор на чистое место, бык за ней. Димка перескочил от сосенок к валуну и выстрелил матке вдогонку. У матки на всем бегу вдруг подломились ноги, и она упала. Бык остановился и ударил се копытом. Димка выдернул затвор. Гильза не вышла: раздуло. Он выхватил нож из ножен и выковырнул гильзу. Поднял глаза и обмер: разъяренный бык черным вихрем мчался на него. Вот она какая, смерть. Димка бросил взгляд на сосенки. Не спасут: бык переломает их, как спички. А зверь опустил голову, чтобы поднять охотника на рога. И только тут Димка увидел рытвину, упал в нее, обо что-то больно ударился боком. И тотчас над ним пролетела темная тень, посыпалась земля, страшный удар рогов обрушился на валун. Затем над рытвиной показалась губастая пасть, из которой вырвались глухие, утробные звуки такой силы, что у Димки от страха зашлось сердце. Димка прижался ко дну рытвины. На рогача насели собаки. И он кинулся за ними. Димка вскочил, зарядил ружье, выстрелял. Бык вздрогнул и опять кинулся на выстрел. Димка распластался на дне рытвины. Снова всю ярость свою сохатый обрушил на валун. Бил так, что только треск стоял. С губ его хлопьями падала кровавая пена. Вдруг у него подломились ноги, но он встал, шатаясь побрел к матке. Медленно подошел к ней, подцепил рогами, издал мощный крик, похожий на стон, и рухнул на землю.

Димка ободрал туши, разложил мясо студить. А тут уже и ночь. Обхватив колени руками, он смотрел на костер. В двух шагах от него, свернувшись калачиком, спал Чилим. По другую сторону костра, положив голову на передние лапы, лежала Юла, а рядом с ней Дымок. А костер то разгорался, то ослабевал. Димке вспомнилась Люба, Как-то они приехали на Громовой полустанок. Солнце еще не закатилось. «Махнем до Тальцев», — предложила Люба. Попили чаю и выехали. Беда догнала их у речки Глубокой поздно вечером. Речка так себе, даже в весеннюю распутицу по колено глубиной. Но зато берега крутые и глинистые. Любин конь стал подниматься, поскользнулся, подпруги лопнули, и Люба вместе с седлом упала навзничь в ручей. Димка вынес ее на руках, положил на мох, развел костер и напоил чаем. Люба пришла в себя, взяла Димкину руку, прижала к щеке: «Мой добрый лесной дух». И вдруг, не люблю. Одиноким себя чувствовал Димка в тайге, не радовала даже охотничья удача. Что толку в такой жизни, если тебе некого обогреть, негде согреть и свою озябшую душу?

Из-за распадка донесся визгливый крик медвежонка. Видимо, медведица за что-то наказывала пестуна. Собаки вскочили и залаяли в темноту. Ночь наполнилась тревогой.

— Будет вам, — прикрикнул Димка. — Отсыпайтесь. Завтра путь у нас длинный. Может, опять потрафит на сохатых. Удача, как и несчастье, в одиночку не ходит.

Собаки еще полаяли, вернулись к костру и улеглись на свои места. Димка подшуровал костер, сел. Навалилась усталость: за день находился. Вспомнил, как догнал Любу за поскотиной. Но вот из темноты ночи на него глянула доверчиво Хаикта. И ему стало совестно.

— Свинья, — Димка с силой опустил кулак на колено.

Днем все еще ярко и ласково светило солнце, но ночами уже примораживало, на озерах и в заводях на реке появились забереги. А из-за хребтов нет-нет да и дыхнет сырой холодный ветер, пахнущий снегом. Улетали запоздалые стаи уток и гусей. Их крики в ночной тишине были тревожными и печальными, как стон, как горький плач разлуки. Бабы выходили из домов и подолгу смотрели в холодное звездное небо.

Не торопились покидать родные места только лебеди. Каждый день, ровно в полдень, они пролетали низко над деревней на заречные озера. Лебеди ворожили долгую и теплую осень. Ленка подошла к окну: пора лебедям появиться.

И верно, за поскотиной над островками леса показалась цепочка белых птиц. Вот они уже над крышами домов. Взмахи их крыльев плавные, неторопливые. Ленке вспомнилась Огневка, раннее утро. Они с Димкой у костра смотрят вслед улетающим лебедям. Неужели это никогда не вернется?

Вошла Надя. В руках у нее тазик с мясом.

— Парни приплыли, — поставив тазик па холодную железную печку, сообщила Надя. — Двенадцать сохатых добыли.

«Вернулся». — У Ленки против воли замерло сердце.

— Выделили немного мяса для интерната и учителям, — продолжала Надя. — Солдатским семьям раздали осердия, брюшину, головы и ноги. И за это спасибо. Остальное все сдали на склад. Как только станет река, отвезут в город, в фонд обороны.

— А охотникам-то выделили?

— Нет. Для них бычка в колхозе забили. Помнишь, который ногу летом сломал? По куску достанется. А там что-нибудь спромышляют.

Назавтра в клубе состоялось общее колхозное собрание. Ленка сидела в последнем ряду. Андрейка с Вадимом — в переднем, а Димки не было. «Нет — и нет. Мне-то какая печаль?» Ленка старалась быть равнодушной, но невольно косилась на дверь.

На сцену поднялась Валентина Петровна.

— Товарищи! Прежде всего огромное спасибо Васильевичу, Вадиму и Андрею. Они сдержали свое слово. Несколько тонн мяса — это добрая помощь бойцам. А они гонят фашистов с нашей земли, освобождают города и села. И недалек тот день, когда наступит долгожданный мир. Но враг еще силен. И нам придется положить немало сил, чтобы добить его. Наше с вами оружие — пушнина. И чем больше будет этого оружия, тем быстрей мы добьем врага, тем быстрее вернутся наши сыновья, отцы, мужья, братья. План по промыслу пушнины большой. Придется досыта померзнуть у костров. Вы уж простите меня, парни: надо! Кончится война, отдохнем все.

После собрания Ленка прошла мимо дома Димки и столкнулась с Ятокой.

— А ты што, Лена, к нам не заходишь? Совсем нас забыла.

— Да все некогда. А Дима дома? — осмелилась спросила Ленка.

— Нету его. У нас за Семиным полем сено, пошел» городьбу поправить. Еще осоку на подстилку корове косить будет. Завтра только придет. А ты заходи. Я воды принесу, чай варить будем.

— Спасибо. В другой раз зайду.

Семино поле широкой полосой тянулось между колками. За полем под леском стояло небольшое зимовейко. В нем раньше жили пахари. За последние годы зимовейко одряхлело. Димка вымел мусор из него, принес веток ельника и пихтача, застлал ими пол. На пары настелил толстый слой мха и укрыл холстиной. В зимовейке сразу стало свежо, запахло лесом,

Димка затопил печку. Его удивило, что печка была выложена не вдоль стены, как обычно, а наискосок — от дверей в передний угол. От открытой дверцы, как от костра, светилось все зимовье.

— Вот это да! — восхитился Димка. — Всю ночь обдирай белок, заряжай патроны — и лампы не надо. Такую печку надо выложить в зимовье у Орешного ключа.

Димка вскипятил чай. Залаяли собаки. Кого еще там нелегкая несет? Последнее время ему хотелось быть одному. Димка вышел из зимовья.

— Чилим, да ты что, не узнал меня? — донесся голос Ленки. Собаки перестали лаять.

При встрече с Ленкой Димка постоянно испытывал неловкость, поэтому избегал ее. Услышав Ленкин голос, растерялся. Как с ней вести себя? На тропе появилась Ленка. Она была в телогрейке и платке, в руках — ведро с брусникой.

— За ягодой ходила, да вот припоздала, — на недоуменный взгляд Димки ответила Ленка. — Ты что тут делаешь?

— Скоро промысел. Отдохнуть немного решил.

Ленка посмотрела на голубой дымок над зимовейком.

— А меня пустишь обогреться?

— Да ты что, заходи. Я как раз чай сварил.

— Как у тебя хорошо здесь, уютно.

Ленка сняла телогрейку, платок, поправила волосы.

— Ужинать будем?

— Давай. У меня тут харчишки есть, — Димка с нар взял холщовый мешок.

— Я тоже на всякий случай кое-что прихватила. Пирожки из черемухи. Грибов жареных. Ты же их любишь.

Димка с благодарностью посмотрел на Ленку.

— Спасибо. А у меня шашлык есть из бычьей печенки. Жирный. Во рту тает.

— Пойдет.

Ленка разложила еду на столике, налила в кружки чай.

— Садись.

Они сидели рядом на нарах. А от печки ярким заревом лился свет.

— Намучились на охоте?

— Всякое было. Где лошади не могли пройти, на себе мясо таскали. У меня до сих пор спина и плечи болят.

Поужинали. Ленка вышла на середину зимовейки. Облитая светом от печки, она стояла в розовом тумане. Пальцы ее быстро пробежали по пуговицам, и платье медленно сползло с плеч.

— Скажи, Дима, чем же я хуже Любы?

Ленка старалась сказать эти слова бодро, с вызовом, но голос дрогнул. Димка порывисто встал…

Над лесом взошла луна. Она облила бледним светом горы, высветила зимовейко, через озеро перекинула дрожащую дорожку. Тропы, присыпанные листвой и лиственничной хвоей, заструились золотистыми ручейками. А в зимовейке в печке, прислушиваясь к тихому шепоту Димки с Ленкой, чуть теплились угольки.