Аркадий Львов - Двор. Книга 2

— А вот этого, — вдруг рассердилась доктор, — я не знаю. Вы знаете, а я не знаю.

Ляля немного растерялась, сказала спасибо, хотела зайти в палату, но доктор остановила ее и предупредила, что больше нет нужды дежурить возле больного. Ляля сделал вид, что послушалась и направляется к выходу, на самом деле спряталась у лестничной площадки, подождала две-три минуты и тихонько, на цыпочках, пробежала обратно в палату. Иона Овсеич был уверен, что она давно ушла, получился приятный сюрприз, налил ей стакан чаю из термоса, открыл свежую пачку бисквита, высыпал из кулечка шоколадные конфеты с белой начинкой, вчера прислали женщины с фабрики, спросил насчет Гизеллы Ланды, где она сейчас, у себя или у своей сестры, особо поинтересовался семьей Бирюков, в частности, Мариной, по некоторым данным, у нее назревал конфликт с Ландой по квартирному вопросу. Ляля успела сделать глоток чаю, откусила кусочек бисквита и хотела ответить, но тут внезапно распахнулась дверь, на пороге появилась доктор и буквально набросилась: как не стыдно обманывать врача! Взрослая женщина, а ведет себя хуже школьницы: прячется на лестнице и ждет удобного момента, чтобы прошмыгнуть! Иона Овсеич растерянно смотрел на одну, на другую, не мог понять, в чем дело, Ляля что-то залепетала в ответ, открыла свою сумочку, пальцы сделались деревянные, с трудом нашла пропуск, доктор мгновенно выхватила, разорвала пополам, еще раз пополам, и приказала немедленно оставить палату: больному нужен покой, а такие посетители только нервируют его и задерживают выздоровление.

Ляля выскочила, словно ошпаренная, забыла даже попрощаться, доктор захлопнула дверь, детально передала больному, как эта женщина ловко обманула ее. Иона Овсеич возмутился и сам осудил, но добавил, что, со своей стороны, доктор могла найти другую форму, почеловечнее.

— Дегтярь, — доктор запнулась, видимо, колебалась, говорить или не говорить, — я не хотела, но теперь вынуждена сказать: многие наши больные возмущены тем, что некоторые пациенты имеют здесь особые привилегии. Мне пришлось объяснять им, что вы в тяжелом состоянии.

Иона Овсеич помедлил, требовалось время, чтобы собраться с мыслями, доктор терпеливо ждала, руки заложила за поясок, слышно было, как похрустывает халат, должно быть перекрахмалили, наконец, больной приподнялся, локти отставил немного назад, от большого усилия вздулись вены, и осипшим голосом произнес: да, они правы, он сам должен был догадаться, что у него здесь особые условия. Доктор сняла очки, подула на стекла, хорошо протерла платочком, снова надела, зрачки стали крохотные, как две булавочные головки, и сказала: ну, рвать на себе волосы не следует, в конце концов, сделали то, что могли сделать. Не больше.

— Доктор, — обратился Иона Овсеич, — у меня к вам просьба: передайте своему заведующему, что больной Дегтярь просит, не просит, а требует, чтобы его немедленно перевели в общую палату — для всех.

Доктор пожала плечами: это невозможно, сейчас нет ни одной свободной койки, больные лежат в коридоре. В коридоре, поразился Иона Овсеич, и это в то время, когда рядом с ним в палате пустует кровать! Доктор опять пожала плечами: что значит пустует — это резерв для особо тяжелых случаев, распоряжается сам главврач. Хорошо, сказал Иона Овсеич, тогда больной Дегтярь требует, чтобы ему дали койку в коридоре, а если нет, пусть заведующий придет сюда, он хочет поговорить с ним лично. Ладно, кивнула доктор, она передаст, но, конечно, не приказ, а просьбу — больные здесь не приказывают.

Ответа пришлось ждать довольно долго. Иона Овсеич уже хотел попросить санитарку, чтобы напомнила, но тут вернулась сама доктор и сообщила: заведующего отделением и главврача сегодня не будет — обоих вызвали в райком, на бюро.

— Обоих сразу? — переспросил Иона Овсеич, как будто трудно было поверить в такое совпадение.

Сразу, с ударением произнесла доктор, старшая сестра сейчас здесь — можно ее прислать, она подтвердит. Нет, сказал Иона Овсеич, никого присылать не надо: он потерпит до завтра.

Доктор продолжала стоять на месте, спросила, можно ли ей идти, в голосе послышались какие-то знакомые нотки — похоже на Ланду, нет, скорее, на Лапидиса, тот был особенно большой охотник поиронизировать, — в животе, ближе к ребрам, у Ионы Овсеича внезапно сделалось горячо, бешено застучало сердце, во всем теле, особенно в руках и ногах, напряглись мускулы, хотелось немедленно вскочить, трахнуть кулаком по столу, но секунду спустя охватила дикая слабость, вдоль позвоночника скользнули змейки холодного пота, он невольно прижался к матрацу, лицо доктора то наплывало, расплющиваясь, как в мутной воде, то поспешно удалялось, наконец, остановилось, и снова прозвучал нарочито вежливый голос:

— Дегтярь, я должна идти, меня ждут больные. Пожалуйста, лежите спокойно и не взвинчивайте себя.

Минут через пять зашла сестра, в правой руке торчал шприц, игла прикрыта ваткой, велела больному повернуться спиной. Иона Овсеич спросил, какой укол она собирается ему сделать, сестра сказала, анальгин с димедролом. Иона Овсеич удивился, а откуда видно, что это анальгин с димедролом, где ампулы, в ответ сестра возмутилась и грубо сказала:

— Слушайте, Дегтярь, у меня, кроме вас, еще тридцать больных. Хотите делать, поверните свою женю, не хотите — не надо.

— Хочу не хочу, — это не ваше дело, — рассердился Иона Овсеич, — принесите ампулы и здесь открывайте!

— Знаете что, — сказал сестра, — с таким голосом можете сами себе делать уколы.

Иона Овсеич не отвечал, молча смотрел в глаза, несколько секунд сестра выдерживала, вдруг засмеялась, выпустила из шприца струю в воздух и пошла за ампулами. Пока она отсутствовала, больной, чтобы не терять даром времени, спустил кальсоны до колен и лег на живот. Через минуту отворилась дверь, но оказалось, что пришла Малая.

— Что такое, — воскликнула старуха прямо с порога, — почему ты так лежишь: тебе должны ставить клизму?

Какая клизма, сердито ответил Иона Овсеич, он ждет сестру, она должна сделать укол. Малая помогла натянуть кальсоны и сказала: ну, в добрый час, раз в таком неглиже он ждет сестричку с уколом, значит, дело пошло на улучшение. Старуха присела на кровать, кошелку поставила возле ног, вынула кастрюльку с бульоном, только что сварила, еще горячий, надо сейчас же выпить. Иона Овсеич буквально затрясся:

— Что вы меня позорите на всю больницу, то одна, то другая сидят целыми днями, а люди вокруг возмущаются!

— Возмущаются? — удивилась Малая. — Люди просто не знают, кто здесь лежит, надо им объяснить.

— Малая, — Иона Овсеич закрыл глаза, — я прошу тебя, подымись, придешь в посетительский день, как все, с пяти до семи. Дай сюда свой пропуск.

Клава Ивановна не успела спросить, для чего, машинально подала, больной разорвал его на мелкие клочки и снова повторил:

— Иди. До свиданья.

Возле дверей Клава Ивановна на секунду остановилась:

— Ты думаешь, старуха Малая на тебя обиделась за твою грубость? Нет, я счастлива, что ты опять стал похож на Дегтяря.

Сестра принесла анальгин и димедрол, положила ампулы на тумбочку, чтобы Иона Овсеич мог проверить, он отказался, сам послушно лег на бочок, когда игла вонзилась в тело, ойкнул, слегка дернулся, сказал спасибо и на прощание добавил:

— Сестрица, то, что произошло раньше, не принимайте на свой счет. Это по другому адресу.

Остаток дня и вечер Иона Овсеич провел сравнительно неплохо, даже захотелось встать, прогуляться по коридору, конечно, сказывалось и обычное нетерпение больного, которому чуть становится лучше, уже кажется, что выздоровление идет слишком медленно. Иона Овсеич сделал несколько шагов от кровати к окну и обратно, выглянул в коридор, вдоль стены стояли четыре койки, у изголовий — белые табуреточки, не так страшно, как показалось днем, когда об этом слышал от врача, возле мраморной лестницы мужчины играли в домино, двое ударяли по столу с особенной силой, трудно было поверить, что больные, невольно брала зависть, с другой стороны, впору было напомнить этим молодцам, где находятся. Иона Овсеич машинально посмотрел вокруг, к сожалению, из медперсонала никого поблизости не было, от напряжения немного закружилась голова, начало слегка поташнивать, пришлось вернуться на койку.

Часов до двенадцати лежал с открытыми глазами, мысленно перебирал дела, фабричные и дворовые, которые не успел довести до конца, однако фабрика вызывала меньше тревоги, ее взял под свой контроль сам райком, а двор остался, по сути, беспризорным. Бирюк, как ни хорохорится, сегодня еще только гость во дворе. Даже квартиру Ланды, если не направить его как следует, наверняка проворонит, а в итоге Гизеллу все равно выселят и достанется кому-нибудь со стороны, в исполкоме и возле исполкома всегда найдутся охотники. Надо будет завтра же передать Марине, чтобы зашла в больницу, она сразу поймет, что к чему, и сумеет поставить своего майора в оглобли. Ну, а с Чеперухой торопиться, пожалуй, не следует, тут работы не на один день.