Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

механика, хотя обычно он забывал здесь любые неурядицы. Едва уловимый разлад во взаимодействии движущихся частей определенно усилился за последние сутки. К мерному стуку клапанов примешивался какой-то чужеродный свист. Методично обследовав двигатель от форсунок на верхотуре до подшипников, куда смазка пока поступала исправно, Дикун добрался до крышки клапана. В том, что звук исходит оттуда, он убедился, когда отключил шипящий компрессор, предназначенный для продувки.

Так и есть! Шпилька, крепившая крышку, оказалась начисто сорванной, а посторонний звук издавал просвистывающий воздух. Щелочка, очевидно, образовалась микроскопическая, но в любую минуту двигатель мог захлебнуться. Требовалась немедленная остановка. Ремонт хоть и пустяковый — от силы на час, — но на ходу его не произведешь. Это был как раз тот случай, когда вахтенный начальник обязан действовать решительно и быстро. Пробежав над гребным валом, Дикун влетел в ЦПУ.

— Стопори машины! — отрывисто бросил напарнику и схватил трубку. — Мостик? Вадим Васильевич? — узнал голос старпома. — Будем останавливаться. Клапан разгерметизировался.

— Ты бы хоть деду доложил, — упрекнул четвертый механик.

— Ага, сейчас! — исполненный кипучей жажды действовать, Дикун дал отбой и потянулся к наборному диску, нажимая попутно бесчисленные кнопки. Однако позвонить Загорашу не успел — вызвал капитан:

— Вы в своем уме? Это что еще за художества? Кто позволил?

— Извините, Константин Алексеевич, — сдержанно, с чувством собственного достоинства возразил Дикун, — но действую точно по инструкции.

Он удовлетворенно прислушивался к относительной тишине, наступившей после отключения силовой установки. Попыхивая на спадающих оборотах, машина облегченно замедляла бег.

— Сейчас же запустить резервный! — задыхаясь от ярости, распорядился Дугин. — Вы слышите меня? Не-мед-ленно!

— Запустить резервный, — как ни в чем не бывало ответил Дикун, как по клавишам пробегая по кнопкам.

Если мастер хочет, чтобы судно тащилось, пока будет производиться ремонт, это его право. Сказано — сделано. Запустим резервный.

— Сколько времени вам нужно? — голос в мембране звучал по-прежнему раздраженно, но уже без гнева.

— Минут сорок, Константин Алексеевич.

— Сделайте за двадцать, — приказал капитан. — Я не могу ждать.

* * *

Предельно лаконично Богданов радировал о том, что сумел развить ход в девять узлов и в сопровождении более не нуждается.

Дугин прочитал радиограмму со смешанным чувством обиды и облегчения. Оставалось плюнуть и забыть, потому что основная забота, точившая его последние несколько дней, неожиданно отпала. Все разрешилось к всеобщему удовлетворению, но Константин Алексеевич почему-то не мог радоваться. Он чувствовал себя опустошенным, можно сказать, одураченным. Все оказалось напрасным: напряжение, бессонные ночи, и эта гонка из последних сил в опасной ауре тропического циклона. Дугину было даже немного стыдно перед своими людьми.

— Хотите пива, Василий Михайлович? — предложил он, кинув радиограмму на стол. — За счастливую развязку.

— На радиотелефонию не вышел, — осуждающе скривил губы Шередко. — Дескать, благодарю за помощь и баста…

Дугин бросил колючий пристальный взгляд.

— Формально он прав.

— Так то формально!

Конечно же, все замыкалось именно на Богданове, на его нетерпимой манере. Шередко уловил очень чутко. Обхамить можно и благодарностью. Особенно благодарностью за помощь, которая не успела реализоваться. Богданов передал свое сообщение, когда между судами оставалось всего сто двадцать миль. Ему ничего не стоило воспользоваться радиотелефоном и в личной беседе, согретой живым дыханием, сообщить об успехе, — единственно возможного в данных условиях маневра, подсказанного капитаном-наставником. Но он не снизошел, не посчитал нужным. Спасибо, мол, за благородные намерения, но справился и без вас, а как да почему, не ваше дело. Он разом отбросил чисто человеческие связи, как только минула надобность в деловых. Собственно, это единственное и было оскорбительным, разобрался, наконец, Дугин. Радист совершенно точно определил: «Даже на радиотелефонию не вышел…» Скорее всего потому и не вышел, что Дугину привелось быть участником терпигоревского радиотреугольника.

— Трое суток псу под хвост, — скупо уронил капитан, помешивая пиво соломкой, облепленной зернами соли.

— С нас за эти сутки не спросят, Константин Алексеевич, — откровенно высказался Шередко.

— Ладно, Василий Михайлович, — Дугин допил остатки и решительно поднялся. — Спасибо вам на добром слове да и за работу… Идите отсыпайтесь.

— Сразу на Гибралтар возьмем, Константин Алексеевич?

— Обмозговать нужно… Сейчас для нас самое главное от циклона удрать. Любой ценой.

НАВИГАЦИОННАЯ РУБКА

В северном полушарии угрожающей считается правая часть циклона, где ветер, мешая расхождению, неуклонно сносит судно к центру. «Лермонтов» начал менять курс, когда ветер крутил против часовой стрелки, а циклон, соответственно, находился слева, то есть в наилучшей позиции. Дугин предпочел провести ветер справа по носу и вновь описать широкую дугу. В сравнении с прямым направлением на Гибралтар это давало проигрыш в пятнадцать часов. Беляй быстро проделал на электронном калькуляторе предварительные расчеты.

— Устраивает? — спросил он, доложив результаты.

— Устраивать может квартира или жена, — в обычном стиле отреагировал Дугин, уже радуясь, что с нервотрепкой покончено и можно спокойно заняться привычным делом. — А тут суровая необходимость. Выбирать не приходится.

— Почему? — возразил старпом. — Есть еще один вариант. В случае удачи теряем часов восемь, не более.

— Знаю я ваши варианты! Лучше не спешить. По крайней мере зубы целы будут, — капитан покосился на Мирошниченко, которому позапрошлой зимой крепко досталось в Японском море. — Предпочитаю пропускать циклоны, тайфуны и прочие ураганы на некотором отдалении, — он включил второй локатор. — Вахтенного к штурвалу! А где четвертый?

— Сейчас вызову, Константин Алексеевич, — сказал Мирошниченко.

В сложных ситуациях Дугин предпочитал иметь штурманов под рукой, невзирая на очередность. Сцепив за спиной руки, он мерил шагами рубку, то останавливаясь возле экрана, то пристально вглядываясь в кромешную темень, где не было и не могло быть ничего, кроме волн. Задавая самые разнообразные вопросы, он надолго замирал у курсографа, следя за тем, как плавает из стороны в сторону диск, затем выходил на площадку, чтобы самому взглянуть на термометр. Помощники знали, что сейчас капитана лучше не трогать. У него