Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

окном заливисто закричал узкоколейный паровоз, и Чеусов вдруг рассмеялся.

– Совсем забыл поздравить вас, – сказал он удивленному инженеру. – Гордитесь: вас поддерживает секретарь райкома!.. Вы, кажется, обругали Усатова? Хвалю за смелость! Так вот, усач звонил сегодня в райком, жаловался на вас, а секретарь посоветовал ему поменьше администрировать, а взять себе самый отстающий участок да и вытащить его из прорыва. Я порекомендовал Усатову Восемнадцатый километр. Этим поездом наш уполномоченный туда и отправляется. Обещал показать нам, как надо работать!

– Шут с ним! – беззлобно отмахнулся Костромин. – Пусть покажет… Нам с вами, Роман Иванович, надо серьезно подумать, как быть дальше. Уж раз мы с вами такие никудышные, что не можем охватить всего, так давайте сознательно отбросим второстепенное и возьмем быка за рога. Пусть на этом второстепенном мы сперва кое-что и потеряем, но в конечном счете, я уверен, выиграем.

Костромин еще никогда не говорил так со своим начальником, и тот сначала растерялся, а потом взволнованно сказал:

– Батенька вы мой, Геннадий Петрович! Правильно сказали, правильно! Я же это распрекрасно понимаю, да проклятая ежедневная толчея заедает… Истинно мелочью пробавляемся: где заело – туда и летим… Давайте сами попробуем вылечить Сижму от застарелой болезни, а то не ровен час найдутся добрые дяди да так возьмутся за лечение, что и мы с вами тут не усидим… А все-таки за какие рога думаете вы уцепить сижемского быка?

– Не знаю, – чистосердечно признался Костромин. – Пока еще не знаю.

– Подумайте, подумайте, – разрешил Чеусов. – Мне тут наш плановик-экономист предложил одну штукенцию…

– Плановик? – удивился инженер, который считал сижемского плановика-экономиста человеком глубоко равнодушным к делам леспромхоза.

– Он самый. Понемногу поворачивается лицом к производству… Дело вот в чем. Вернулся с курсов мастер Осипов, послезавтра выходит на работу. Вы его не знаете. Это человек хотя и склочный, но энергичный – надо отдать ему справедливость. К тому же – языкастый. Плановик предлагает поставить его на ближнюю к Сижме поточную линию, он там и раньше работал. Одно время она у нас молодежно-комсомольской называлась. Создадим для этой поточной линии все условия и сделаем ее образцовой. Идейка заманчивая: с одной стороны, мастер – отличник учебы, так оказать, соединение теории с практикой, – это сейчас модно; с другой стороны, там же работает знатный тракторист Мезенцев, его вся область знает; и третье, самое главное, – поточная линия близко от поселка, а у нас не все представители и корреспонденты любят далеко в лес забираться. Приедет в Сижму какой-нибудь громовержец, а мы ему сразу: «Не угодно ли поточную линию посмотреть?» И там его знатный трелевщик на тракторе покатает, а мастер-отличник учебы все в точности разъяснит, нам даже и рта открывать не потребуется. Шик и блеск!

Шик и блеск не понравились Костромину.

– Это что же, потемкинская поточная линия будет?

– Так уж и потемкинская! – обиделся Чеусов. – Любите вы ярлычки наклеивать.

– Я не вижу пользы для леспромхоза от такой поточной линии.

– Польза, польза!.. Вам-то надо где-то новаторские свои начинания пробовать? Вот и станете вместе с Осиповым экспериментировать!

– В этом есть некоторый смысл, – признал Костромин.

Директор усмехнулся, радуясь, что наконец-то раскусил инженера, которому, конечно, так же как и ему с плановиком, хочется иметь в леспромхозе показательную поточную линию, но по молодости лет он стесняется и ищет формулировки, которая оправдывала бы в его глазах эту затею. Однако недогадливый Костромин сейчас же испортил настроение Чеусову.

– Я только одного не понимаю, – сказал инженер, – зачем нам образцовая поточная линия, когда у нас под боком имеется целый образцовый лесопункт? Роман Иванович, я давно хотел у вас спросить: почему мы с вами не учимся у Настырного?

– Настырный! – фыркнул директор. – Да вы хоть немного знаете его?

– Нет, к стыду своему, до сих пор не знаю.

– Это скрытный, ехидный человек, – убежденно сказал Чеусов. – И карьерист… Я уверен: он спит и во сне видит, как бы сесть на мое место. Сомневаюсь, чтобы он как-то по-особенному умел работать. Был я у него, смотрел, сам хотел чему-нибудь поучиться. Работа как работа – ничего выдающегося. Просто везет ему, да и людей сумел подобрать самых лучших во всем леспромхозе. Вот они ему славу и создали… Так вы против Осипова?

Костромин пожал плечами:

– Я ничего не имею против Осипова. Я только против создания каких-то привилегированных, инкубаторных условий для него. Пусть работает в тех же условиях, как и все.

– Там видно будет, – примирительно сказал директор. – Осипова я к вам пришлю, познакомитесь. Вы только особенно не поддавайтесь ему: он у нас прожектер и все носится с какими-то идеями экономии и утилизации древесины. Пытался и меня обратить в свою веру, да я старый рутинер – ничего у него не вышло.

– Хорошо, – вслух подумал Костромин. – Послезавтра с утра займусь Осиповым, а завтра поеду на поклон к Настырному.

Директор и инженер вместе вышли из конторы.

Громкоговорители ничего не хотели знать о скверном настроении руководителей леспромхоза и, захлебываясь от старания, передавали плясовую. Слышно было, как за тысячу километров от Сижмы, вкладывая в танец всю свою душу и не скупясь на подметки, плясун дробно стучал каблуками, – должно быть, общительный был человек и веселый, план свой всегда перевыполнял, не то что Костромин с Чеусовым…

– Эк его разобрало! – простодушно удивился Роман Иванович и вкрадчиво предложил: – Может, зайдем ко мне, отметим нагоняй? Надоело в одиночку.

– Спасибо, – сказал Костромин, – что-то не хочется. Как-нибудь в другой раз.

По занесенной снегом поселковой улице шли рядышком директор отстающего леспромхоза и его заместитель – «старая шляпа» и «злостный неплательщик», если верить управляющему трестом. Костромин невольно соглашался с характеристикой Чеусова, данной Дедом Морозом, – но значило ли это, что управляющий был прав и по отношению к нему?..

Роман Иванович старательно месил снег и как ни в чем не бывало рассказывал об охоте в Кокшинских нетронутых лесах. Рассказывал он не очень правдоподобно, и Костромин ему не верил. Впрочем, Чеусов и не заботился, кажется, чтобы ему верили. Инженер хорошо видел, что Роман Иванович рассказывает для того, чтобы только не молчать и не думать о нагоняе Деда Мороза.

«Вот таким болтуном поневоле скоро станешь и ты!» – испытывая презрение к себе, думал Костромин, со злой тщательностью обметая на крыльце своего дома снег с валенок, словно вместе со снегом хотел стряхнуть с себя и самый нагоняй, полученный от управляющего.

3

Софья еще не спала.

По расстроенному лицу мужа она сразу догадалась, что у него какая-то неприятность. Геннадий молча разделся, пересек комнату, бесцельно переставил книги на этажерке. Софья подошла к нему сзади, обняла за плечи:

– Что случилось? Тебя обидели?

– Ничего особенного, – небрежно ответил Костромин. – Обычный