Петр Шумский - За колючей проволокой

…Выскочив на окраину городка, Дениска столкнулся с командой разведчиков. Невдалеке горел дом, а подальше, воя и дребезжа, оголтело рвались снаряды. Перегоревшая балка надломленно упала, раскидывая искры.

Стуча сапогами, бежала польская пехота, стреляла, и пули звенели над головой, заставляя Дениску ежиться. Позади на дороге неожиданно разорвался снаряд, преграждая отступление. Лягай рванулся в сторону, и Дениска, шатнувшись в седле, чуть было не потерял стремена. Конь понес, и, прежде чем Дениска совладал с ним, он оторвался от полка.

Сердце екнуло.

«Где же наши?» — прислушиваясь, он придержал коня. В городке вразнобой били из винтовок.

Вдруг кто-то выстрелил совсем рядом. Лягай рванулся с места. Встречный ветер сорвал фуражку. Вслед какие-то люди выкрикивали невнятные слова.

Дениска помчался по улице, вдогон треснули два выстрела. Впереди синел просвет, узкий, далекий. Просвет расширялся. Дениска выскочил в степь. Тут было-светлей, просторней, но страшнее. Бой уходил вправо.

— Уцелел… — перевел он дыхание, сворачивая с дороги.

Конь шел размашисто, тяжело дыша.

— Ах ты, Лягай! — прошептал Дениска, и в голосе зазвучала сердечная ласка.

Жеребец остановился, все кругом затопили колосья, шумливо осыпая тяжелое зерно.

До боли в глазах вглядываясь в степь, Дениска заметил чье-то распластавшееся тело. Торопливо снял карабин, подъехал… Конь всхрапнул, пугливо обошел круг, поводя ушами. Донесся стон и моментально смолк, оборванный ветром.

Раненый лежал, запрокинувшись головой в рожь, выбросив вперед руки. Лягай подошел ближе. Голова раненого медленно приподнялась; он поджал под себя ноги, пытаясь встать.

— Кто? — хрипло окликнул Дениска и вдруг увидел узкие, налитые болью глаза. — Ван? Ты? — прошептал он, оторопело откидываясь глубоко в седло.

— Пи-и-и-ить, — сдавленно протянул Ван Ли. Дениска соскочил с лошади, склонился над товарищем.

— Денис… ка… — прошептал тот.

— Я, Ван, я.

Дениска, кряхтя, обхватил китайца поперек туловища, перекинул через седло.

— О-о-х-х! — опять простонал Ван Ли.

— Ничего, потерпи. Меня не так бузовали, и то жив. Винтовка-то нам пригодится, Ван, правда?

Взял за прохладный ремень винтовку китайца, перекинул ее через плечо. Затем ловко вскочил в седло, тронул, поводьями, левой рукой бережно обхватил голову товарища.

— Спа…си…бо, — прошептал Ван Ли чуть слышно.

Высоко в утреннем небе коршуном кружил аэроплан… Прикрыв собой раненого, Дениска пустил коня в намет. Побледневший китаец бессвязно шептал какие-то слова, из которых только одно — «спасибо» и было понятно. Степь спускалась к балке, оттуда пахнуло дымом и хлебом.

— Наши, — опознав конных бойцов, ехавших навстречу, заулыбался Дениска.

И этот и следующий день красноармейцы вновь и вновь бились на улицах города, то прижимая противника к самому руслу Вислы, то откатываясь на окраины Плоцка. Потом пришел приказ командира отходить, оставив заслоны, и конники, с трудом оторвавшись от противника, вышли из боя…

Глава 5

Утром в полк приехал товарищ Гай.

Прошел слух, что командир корпуса по дороге сам разогнал польский конный разъезд, встретившийся ему на пути.

— Нашего товарища Гая не стреножишь!

— Это что, а вот в девятнадцатом, когда у нас был отряд человек в триста, что он выделывал!..

Гай вышел из пыльного автомобиля, усталый, словно постаревший. Но все те же черные улыбчивые глаза и твердый, крепкий подбородок делали лицо его родным и близким. Терентьич отдал рапорт. Гай крепко пожал его жилистую ладонь.

— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал он полк. «Бравый командир», — решил Дениска, вместе с бойцами дружно крича «ура».

На совещании в штабе полка никто из бойцов не был, но не успел еще Гай уехать, как все уже знали, какие невеселые новости привез командир корпуса. И снова вспомнил Дениска мрачные слова ездового. Оторвавшимся от своих тылов полкам грозила смертельная опасность.

Где-то северней белополяки прорвали фронт, и Красная Армия быстро откатывалась назад. С каждым часом разрыв между корпусом Гая и основными силами фронта становился все шире и шире. Придется с боем, почти без снарядов и патронов, пробиваться сквозь свежие дивизии врага, мечтающего окружить корпус Гая, прижать его к немецкой границе, взять в плен или уничтожить.

Что и говорить — вести были не из радостных, но ни один конник в полку не сомневался: «На товарища Гая положиться можно — этот и проведет и выведет!»

Гай, кончив совещаться с командирами, подсел к бойцам покурить кубанского станичного самосада.

— А ты помнишь, товарищ Гай, как нас загнали в камыш на Маныче? Вот жара была!

— Как же, помню, — посмеивается Гай, — лихорадило нас после этого с неделю.

— Да, трясозуба выбивали!

— Карпенко тогда от лихорадки все водкой лечился. Лихой казак был — лихорадку и ту повернул себе на пользу!

— Обманули нас тогда, товарищ корпусной, с фланга зашли…

— Ну так и мы с ними поквитались: мы от них без штанов выскочили, а они от нас — совсем голышом!

Подошел Терентьич. Гай стал прощаться:

— Жаль от тебя уезжать, Осип Терентьич, — улыбаясь, проговорил Гай, — уж больно много здесь славных товарищей по старым походам! Хорошие ребята, сжился, сроднился с ними…

Чуть ли не весь полк провожал его до автомобиля…

Вечером артиллерия противника обстреляла полк. Сотни быстро поседлали коней и начали отходить. Шли всю ночь, а на рассвете внезапно завиднелась Млава. Станция ярко белела в прозелени садов. По полотну железной дороги непрерывно курсировали два неприятельских броневика. Полк спешился, лошадей отдали коноводам и, прячась в траве, подошли как можно ближе к железной дороге. По сигналу бросились в атаку.

Броневики подняли хоботы орудий. Черные пасти задымились, выбросили снаряды. Из городка бежала польская пехота, залегая на железнодорожной насыпи. Забили пулеметы.

Жмет потертую ногу сапог. Колосок кривится от боли, бежит, пригибаясь к житу, рядом с товарищем. Густые польские цепи зеленеют на насыпи. Нет, мешает проклятый сапог. Колосок начинает отставать от уходящей вдаль цепи.

«Скину и догоню, — решает он. Уперся рукой в носок, скинул сапог. — Ах, хорошо!..»

Бежать стало легко, но щекотно. А товарищи уже мелькали далеко впереди.

Бьет полковая артиллерия, взрывая снарядами железнодорожное полотно. Бьют вражеские броневики. Лопаются над головой — снаряды, беловатыми пушистыми облачками разбрасывают осколки, а Колосок все бежит, догоняя товарищей, прихрамывая на босую ногу.

— Воды б испить, — шепчет он пересохшим языком.

Расплавленный круг солнца вынырнул из-за горизонта. Спешенные конники, по пояс во ржи, бегут к полотну, к зияющим пастям орудий… Вот уже близко и полотно. Видит Колосок, как оторвался от цепи боец, сжимает ладонью бок. Сквозь прорванную рубаху меж пальцев сочится кровь.

— О-о-х-х… не могу… братцы, — стонет он, падая у дороги.

Стригут пулеметы равнину, но уже близко насыпь с заслоном бронированных стальных туш, низко опустивших хоботы. Солдаты выскакивают из бронепоездов, трусливо бегут к полотну. Рука офицера с револьвером поднимается, досылая патрон. Солдат падает у его ног.

Слева по насыпи, отстреливаясь, бегут поляки, сбитые нашими с фланга.

Под ногами шуршит тонкий песок железнодорожной насыпи. Колосок взбегает вверх — прямо на броневик. Вскинул винтовку, на мушке качнулась фуражка с поблескивающим орлом, и в следующий миг офицер рухнул с подножки. Бойцы вскочили в пустой, душный, пахнущий порохом, обшитый сталью вагон.

— Сюда, ребята! — крикнул передний. — Здесь один поляк задержался.

Колосок кинулся на голос, опережая товарищей.

В углу, прикованный цепью к пулемету, лежал солдат. Белокурые, взмокшие волосы свисали, закрывая глаза. Бледный, вздрагивающий, поляк сжался, ожидая выстрела.

Колосок нагнулся к нему, откинул с его лба волнистую прядь. Серые глаза глянули испуганно.

— Чего смотришь? — крикнул сосед, прицеливаясь.

— Не трожь! — вскипел Колосок, заслоняя собою поляка. — Слышь, не трожь!

Ударил прикладом по цепи.

— Братцы, помогите оборвать.

Кто-то допытывался:

— Доброволец?

Поляк молчал, подрагивая бледной щекой.

— Доброволец, я спрашиваю? — допытывался неугомонный боец.

Колосок заругался:

— Подожди ты, не лезь с расспросами, не до разговоров ему. Тебя привязали б, как кобеля, на цепь, посмотрел бы, как ты запел!

Цепь сбили, подняли пленного.

— Дзянькуе, — прошептал он глухо. — Дзянькуе!..

— Выходи! — крикнули снаружи.

Бойцы кинулись из бронепоезда. Схватка уже перекинулась в городок.