Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

Трое бойцов поднялись. Сначала они шли пригибаясь, клоня туловище вперед, словно ввинчивая себя в гудящую белую стену колючего снега. Но вскоре пошли в рост — в полутора метрах едва можно было различить друг друга.

И тем не менее, пройдя не более ста метров, они буквально столкнулись с сержантами Бондарем и Черняком.

— Ну еще момент, и я бы лукнул, как пить дать, — сказал Бойко, пряча под халатом гранату.

— В таком котле друг дружку перебить ничего не стоит, — согласился Черняк.

— А вы чего тут?

— Мокрушин послал. Как сгинули все: ни вас не слышно, ни ребят. Пропал генацвале, как в воду…

— Вот и мы тоже, — вздохнул Бойко. — Ладно, пошли вместе, что остается…

Они углубились в чащу. Пробираясь через бурелом, цепляясь за острые сучки, с треском разрывали белые маскхалаты, в иных местах по пояс проваливались в снег.

Когда переходили небольшую поляну, неожиданно возникшую на их пути, ефрейтор Яншин, замыкающий цепочку, вдруг вскрикнул и исчез в кромешном снеговом месиве. Остановившись, разведчики не сразу смогли понять, что к чему: прямо под ногами у них, в глубокой бесформенной снежной «проруби», что-то барахталось и сопело. Черняк, не раздумывая, «нырнул» в «прорубь» и через минуту выкатил оттуда огромный снежный ком, оказавшийся Яншиным. Вокруг «проруби» ухнул, обваливаясь, снег, обнажая устье глубокой воронки.

— Братцы, плавать-то я не умею, чуть не загиб, — пожаловался Яншин, вытряхивая из-за пазухи снег. Черняк, нервно хохотнув, спрятал за голенище финку.

— Воронка — черт с ней! — рассуждал Бондарь. — Их тут — пруд пруди. Но как здесь оказалась поляна?!

Не успел он проговорить, как впереди короткой голубоватой молнией вспыхнула осветительная ракета. Считанные мгновенья задержался ее мертвенный неверный свет в клубах снежной завесы, но эти мгновенья позволили заметить две мутные тени, высвеченные в сизом снежном облаке. Тени двигались навстречу им. Разведчики рухнули в снег.

Траншея оказалась короткой.

— Ну точно, боевое охранение здесь было, — сказал Джавахишвили, когда разведчики выбрались наверх. — Бруствер обвалился — пулемет стаскивали, не иначе…

— Где-то рядом должен быть ход сообщения к блиндажу, — предположил Козленко.

— Правильно думаешь, Козлик, — согласился младший сержант Кондратьев. — Мы где-то в тылу у них.

— Вперед и тихо! — Джавахишвили, выше колен проваливаясь в сугробы, нырнул под крону невысокой раскидистой ели.

Предположения оправдались. Не пройдя и ста метров, разведчики обнаружили свежий, еще не заметенный поземкой след, обрывающийся сразу же у глубокой капитальной траншеи.

Джавахишвили и Власов, присев, бесшумно перевалились через бруствер. За ними скатился Козленко. Остальные залегли у кромки окопа.

Один из немцев нес на спине что-то громоздкое. Бойко показалось поначалу, что солдат кого-то тащил на закорках. «Битый небитого везет», — мелькнула в голове его лихорадочная и не слишком своевременная мысль, и когда громадные бахилы-сапоги прошагали в двух метрах от него, Бойко вскочил и, наискось размахнувшись, с силой опустил приклад автомата на затылок немца. На спине у солдата был огромный термос. Он-то и помешал — удар приклада пришелся по плечу. Стукнувшись о термос, соскользнул в снег автоматный диск, немец покачнулся, отлетел в сторону, но устоял.

Черняк, волчком вынырнувший из сугроба, вскинул с колена автомат. И перерезал бы он немца пополам очередью, не иначе, да нет — собачка не подалась, жми не жми, и кулаком по ложу — без пользы, видать, основательно забило снегом оружие.

Дебелый гитлеровец, сбросив наконец со спины термос, метнулся в сторону. Второй, что шел впереди его, оторопел на мгновение, пригнулся, расставив ноги, будто в боксерской позе, и выхватил из-за голенища узкую ручную гранату с длинной ручкой.

Подоспевший Бондарь сунул ему с размаху в пах финку. Скрежетнул металл — острие угодило в пуговицу, может, в бляху, и лезвие поехало вкось, с треском разрезая сукно шинели. Немец выронил гранату, но взял на бедро Бондаря, да так ловко, что тот отлетел в сторону, глубоко зарываясь головой и плечом в снег. Подкованнный тяжелый сапог ткнулся в бок пытающегося подняться Бондаря, и раз успел ткнуться, и другой, пока не бросился сзади на немца, заламывая ему руки, Черняк. Но немец стряхнул с себя и его и бросился было наутек, но… тут его постигла участь Яншина — обваливая, подминая под себя лавины снега, он плавно съехал в воронку. Попов и Черняк одновременно нырнули за ним.

Бойко и Яншин тем временем завалили другого фашиста. Немец почти не сопротивлялся, но орал таким благим матом, что казалось, дрожит вокруг воздух и осыпаются верхушки заснеженных деревьев. Когда удалось его связать, Бойко, скатав тугой снежок, запечатал ему рот.

— Ну зачем же так, Коля! — заступился за немца Яншин. — Поделикатней надо. А что кричит — пусть. Все равно никто не услышит. Вон буран какой — светопреставление…

Пурга не унималась. Четверть часа прошло уже, как разведчики затаились в траншее. В первую минуту она тоже показалась пустой. Потом еле-еле, сначала приглушенно, затем чуть громче донеслись голоса.

Джавахишвили ждал, что кто-то покажется из-за поворота. От напряжения резало глаза, гудело в ушах.

— Решай, сержант, что медлить-то, — Козленко низко наклонился к уху Джавахишвили. Тот приложил палец к губам.

Прошло еще несколько минут. Из-за поворота донесся громкий смех. Джавахишвили разогнулся. Козленко метнул через его голову гранату.

— У-ух рано, кацо! — со стоном выкрикнул Джавахишвили и выскочил на бруствер.

Вслед за взрывом откуда-то со стороны, из вихревой дымной пелены тяжелой гулкой очередью ударил пулемет. Грузно опрокинулся в снег вскочивший было с автоматом сержант Кондратьев.

— Отходим, отходим! — Джавахишвили швырнул наугад в темноту гранату и боком пополз к Кондратьеву, отстреливаясь короткими очередями.

Ефрейтор Василевский и Козленко подхватили Кондратьева, потащили его волоком, оставляя на снегу глубокую борозду. Джавахишвили отступал и, прикрывая их, продолжал отстреливаться.

Власов и сержант Артищев, выскочившие из траншеи чуть позднее, успели метнуть по гранате, пулемет на мгновение смолк.

Рядом с Артищевым и Власовым оказался вынырнувший из темноты ефрейтор Крылов. Втроем они дали возможность отойти основной группе и, сливаясь с налетевшим, туго ударившим в грудь снежным смерчем, бросились вслед.

Над головой, с шипением разрезая густую колючую мглу, опускались ракеты, позади снова бил пулемет, ему дружно вторили автоматы, и все вместе — пропадало, гасло, утопая в клубящемся, кипящем мареве разыгравшейся стихии.

Вьюга улеглась лишь к утру. По серому небу медленно поднимался от горизонта бронзовый расплывчатый диск солнца. Солнце высветило заметенные, утопающие в рыхлом снегу землянки, верхушки сосен, извивающуюся белой лентой речку Соб.

Бойцы отбрасывали от землянок снег, торили неширокую дорожку от роты связи к штабу и медсанбату. В землянках, забывшись тяжелым сном, спали вернувшиеся из трудного поиска разведчики. А командир разведроты старший лейтенант Леонов перечитывал только что составленную сводку. Он ничего не пропустил, этот бывалый офицер, сам не раз и не два возвращавшийся на рассвете оттуда, откуда чаще возвращаются не все. Он написал о том, что из-за внезапно разыгравшейся вьюги участники поиска потеряли ориентир, что между группами была нарушена связь. Он не забыл отметить особо отличившихся и отдельно отметил потерю боевого товарища. Не были обойдены в сводке ущерб, нанесенный разведчиками фашистам, и оба пленных: повар и ефрейтор-стрелок двести пятьдесят четвертой пехотной дивизии Рейха.

Все учел старший лейтенант — и непредвиденные обстоятельства, и находчивость разведчиков, но все никак не мог оторваться от листка бумаги, испещренного мелкими неровными буквами. Он написал о солдатской находчивости, сноровке и мужестве, а ему виделись глаза разведчиков, только что пришедших с той стороны, и руки, изодранные в кровь. Но об этом не писали ни в сводках, ни в разведдонесениях. Не принято было.

И ЧЕТВЕРОНОГИЕ — ВРАГИ

В те же дни (март 1944 г. — Н. И.) разведчики 237-й стрелковой дивизии доставили важные сведения об обороне противостоящего врага. Благодаря этому было установлено, что она состояла из ротных и взводных опорных пунктов с пулеметными площадками и стрелковыми ячейками, соединенными ходами сообщения глубиной до 1,3 м. Перед окопами имелись две заградительные полосы, на которых гитлеровцы расставили мины, снаряженные взрывателями нажимного и натяжного действия. Заминированы были и брустверы окопов. Выяснилось также, что на рубеже Малый Чернятин, Зеленый Гай, Кировка, Константиновка для охраны переднего края в ночное время противник использовал сторожевых собак.