Том 1. Страна счастливых - Ян Леопольдович Ларри

говорят, ты, дядя, брось. Мы, говорят, баб своих сколько времени не щипали, а баба — она вкуснее любого генерала, даже при орденах который. А я будто дурачок. Что ж, говорю, баба полезное существо. Щиплите себе на здоровье, но в таком случае нельзя ли попросить оружьица у вас. Мы в таком разе сами генералов почешем. Тут пошел раздор между ними. Кто дать, кто не дать. Однако нашлись партейные среди них, и мне это моментом дело обтяпали. Девица, которая была со мной, так и говорит Зорину на меня: урожденный, говорит, оратор… Во, балда! Видал, какой у тебя отец. Урожденный оратор. Я, брат, и завтра пойду.

* * *

Эсеры бросили в театре во время митинга бомбу.

— Ну и гады ж, — возмущаются рабочие, — ну и стервячья порода. И так голова кругом идет, а эти подлюки с бомбами.

Прихлопнули все газеты, дующие в буржуйскую дудку. Гимназисты в знак протеста объявили забастовку.

Было занятно.

* * *

Говорят, что беда не ходит в одиночку.

Рыжий гимназист в очках, всегда выступавший на митингах, объявил Кушнаревку «Свободной Элладой». Район захватили анархисты и на перекрестках повесили черные флаги. Стащив где-то броневой автомобиль, рыжий гимназист разъезжает по городу под черным флагом и разбрасывает листовки с разной печатной чушью.

Впрочем, броневик у гимназиста отняли какие-то пьяные парни и устроили на главной улице бесплатное катанье. А когда бензин кончился, броневик бросили посреди улицы. Отряд красногвардейцев уволок его на веревках во двор совета.

На другой день гимназист объявил безвластие. На главную улицу вышло около сотни анархистов, одетых в черные кожаные куртки, с револьверами и карабинами в руках.

Распевая во все горло какой-то марш, они прошли несколько раз взад и вперед по главной улице и остановились перед советом. На балконе появился товарищ Зорин. Он устало смотрел на анархистов и чего-то ждал. Гимназист выскочил вперед и крикнул:

— Да здравствует анархия!

Зорин поклонился.

Анархисты заорали:

— Ур-р-ра!

— Мне передали, — громко сказал товарищ Зорин, — что отряд истинных революционеров-анархистов изъявил желание раздавить гидру контрреволюции — генерала Дутова.

Анархисты начали переглядываться.

— Конечно, — продолжал Зорин, — желание это вполне законное. Пока мы не раздавим последышей монархии, — революция в опасности. Совет приветствует ваше мужественное решение. Идите, товарищи. Никто не смеет насиловать вашу волю. Ни запрещать ни разрешать вам, анархистам, мы не можем.

Впоследствии товарищ Зорин говорил:

— Никогда не подозревал, что они такие болваны. Думал, придется красногвардейцев будить… И откуда это они пистолетов себе набрали…

Анархисты, во главе с рыжим гимназистом, реквизировали в городе весь одеколон и, перепившись, укатили куда-то, угнав выпущенный из ремонта паровоз.

Глава XII

Мне шестнадцать лет, и мир лежит передо мною как одна дорога.

Это ничего, что голодно. Неважно, что вокруг груда дымящихся развалин. У нас есть песня и в этой песне — хорошие, крепкие слова:

Мы наш, мы новый мир построим…

* * *

Солдаты бросили фронт. Немцы идут следом, занимая одну губернию за другой. Это злит.

— Какая ж сознательность у них козья? — возмущается Финогенов. — Видят ведь: устал народ от войны. Неужели понять нельзя?

— А им что?

— Как что? Мы им пример показали, пущай и они бросают к чертовой матери…

Евдоха кипятится, будто самовар, набитый горячими углями.

— Встал бы я да закричал им: «Немцы вы дорогие, что это вы, братцы, делаете, сукины вы дети?!..»

* * *

Завод опять остановился. Дядя Вася ходит мрачный и каждый день ссорится с отцом.

— Выходит, правы все-таки меньшевики, — заводит разговор дядя Вася.

Отец незлобиво отмахивается:

— А, брось… Меньшевики да меньшевики. А что меньшевики? Стало быть, меньше их.

— Ты ж пробка! — кричит дядя Вася. — Ты и разбираться-то не можешь в партиях.

— Ну, это уж ты брось! — сердится отец. — Был пробкой, да сплыл.

— А в чем разница, знаешь?

— И знать не хочу, — упрямо говорит отец, — я свое знаю, больше знать ничего не желаю. Ты бы, Вася, бросал своих меньшевиков. А? Пробка ты, пробка!

— Брось, Вася, бро-ось. Я, брат, во всех партиях побывал, все программы насквозь вижу.

— И ни черта ты не знаешь. Немцы-то идут.

— Пойдут да перестанут. Увидят мирный народ и образумятся. Мы ихнего не хотим, и они нашего не тронут.

— А вот трогают.

— Ну-к, что ж… Будут напирать здорово, так мы и в морду сумеем.

— До победного?

— Не до победного, а свое защищать поднимемся.

— Пойдет-то кто?

— Пойдут!.. Все пойдут. Отдохнут немного и встанут.

— Ты-то пойдешь?

— Почему ж не пойти?

— А раньше-то шел?

— Раньше — забывать надо. Раньше — неизвестно за что на убой посылали, а сейчас защищаться станем.

— Храбрый ты очень! — усмехается дядя Вася. — Чего ж ты на генералов не идешь? Пошел бы на Дутова да показал себя.

— Ну-к, что ж, надо будет пойду.

— Ну и ступай!

— Ступать тут нечего. Сколько их, генералов-то. Да им, брат, матросы одни наклепают.

— А Красную гвардию, как курей, щиплют.

— Пустое ты говоришь, Вася. Ей-богу, пустое. Большая ты пробка, как я погляжу. Никак ты в политике не разбираешься.

* * *

Привезли убитых красногвардейцев. Их похоронили на площади и сверху поставили какие-то рогульки.

— Чего это рогульки-то?

— Балда. Не рогульки, а памятник беззаветным героям.

Волосатые ребята в длинных рубахах распоряжаются на улицах, устанавливая памятники, похожие на мышеловки.

— Живописцы! — смеется Финогенов. — А чего наворотили и не понять.

— Ничего! — говорит отец. — Пускай себе стоит. Зачем людей обижать. Может, они от всего чистого сердца, а мы смеемся над ними.

Финогенов покашливает:

— Да мне что. Пускай стоит. Смешно, конечно, но если от чистого сердца, — не возражаю. Может, и ихняя жизнь была несладкая.

* * *

По городу расклеены объявления, призывающие вступать в Красную гвардию.

Партия объявила «десятипроцентную мобилизацию». Об этом сообщил нам прибежавший дядя Вася.

— Слыхал, большевик?

— О чем это? — спокойно спросил отец.

— Партия-то мобилизацию объявила…

— Ну?

— А большевики, герои, в кусты! Половина билеты побросала!

— Ну, это ты врешь! — не поверил отец. — Не может этого быть!

Впоследствии мы узнали, что «это» хотя и было, но насчет «половины» дядя Вася поднавалил. Правда, нашлись и такие, которые бросили партийные билеты, но до половины было далеко.

— Какой мне интерес врать? — усмехнулся дядя Вася. — Говорю — значит, знаю!

Отец встал.

— Ва-ась-ка! — крикнул он, открывая дверь. — А ну-ка, иди сюда!

Вошел Вася.

— Слыхал? Партия мобилизует нас! Что ты скажешь?

— Сегодня мобилизует? — спросил Вася.

— Ну, хоть сегодня!

— Что ж… Сходить надо