Валентин Катаев - Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф

Керенский сделал круглые глаза и свистящим шепотом продолжал:

— А все потому, что эсеров и меньшевиков не послушались. Учредительное собрание разогнали. И Кускова может подтвердить… Итак, Россия накануне гибели. Я слышу стоны умирающих и карканье ворон, которые грозными стаями носятся над разоренной русской землей! И главное, что большевики, эти изверги и негодяи, отказываются от всякой заграничной помощи! Это ли не подлость! Посудите сами. Организовали бы мы здесь комитет помощи, привлекли бы американский капитал… То да се… А там, смотришь, АРА какая-нибудь выскочит… Меня бы назначили уполномоченным, мадам Кускову — заведующей финансами. Ну, там штаты всякие, оклады. Это само собой разумеется… А то, знаете ли, субсидий больше нигде не дают…

Керенский понизил голос:

— А главное — ин-тер-вен-ци-я! Вы понимаете? Вооруженное вмешательство. Это же шикарно! Шум, гром, блеск. Бенгальские огни и десять оркестров военной музыки. Знамена развеваются, штыки блестят, и я впереди, на белой лошади. Заметьте себе. И мадам Кускова может подтвердить.

Глаза Керенского сверкнули.

— Милостивые государи и милостивые государыни! Вы все, как один человек, должны требовать интервенции. Раз большевики не желают заграничной помощи, так мы сами должны устроить эту помощь. Верно я говорю?

Пауза. Молчание.

— Вы молчите? Ай-ай-ай! Не хорошо так индифферентно относиться к столь важному вопросу! Виноват? Вон там, в двенадцатом ряду, кажется, кто-то кричит, что, мол, русские вовсе не голодают и не нуждаются в заграничной помощи?

Керенский театрально возвел к небу руки:

— Хорошо! Допустим. Но я-то, я… Разве я не русский?

Он ударил себя кулаком в манишку:

— Как перед истинным богом, русский… И мадам Кускова может подтвердить. А разве я не голодаю? Верьте слову… Второй день ничего не ел… Если бы не мадам Кускова… Так… Эх, да что там говорить… Субсидий нет… Вы говорите, фрак? Разве это фрак? Прошу убедиться — на локтях дырки… Подкладка на портянки пошла… Укрываюсь я этим фраком заместо одеяла, вот что… Как перед богом… Пуанкаре подарил… на бедность…

Керенский встал на колени и заплакал.

— И вообще, жрать нечего… Помогите пострадавшему от неурожая… на субсидии…

Сконфуженная публика полезла за кошельками.

1924

Тихая оппозиция*

Продолжение немецкими социал-соглашателями мнимой оппозиции имеет целью удержать действительную энергию масс от настоящей борьбы против реакции и Гинденбурга.

Приехав в Берлин, Гинденбург кряхтя вылез из вагона и вышел к встречавшему его «народу».

Оркестр грянул гимн. Послышались крики «гох!».

— Будьте покойны, господин президент, — услужливо изгибался Лютер, обходя вместе с Гинденбургом ряды встречавших. — Будьте уверены. Встреча — как в лучших домах-с… не жалея затрат, так сказать. Весь великий германский народ в лице своих лучших представителей имеет счастье приветствовать своего обожаемого президента республики.

— Чего-чего? — раздраженно переспросил президент, приставив ладонь к уху. — Чего президента? Не слышу.

— Республики-с, — застенчиво пояснил Лютер. — Германской республики-с! Республика ведь у нас, ваше превосходительство. Даже в газетках насчет того было пропечатано. Не изволили читать?

— Не читаю газет, — буркнул сердитый старик. — Не читаю. Ну да ладно. Посмотрим, что у вас тут за республика. Показывайте.

— Вот-с доблестный отряд рейхсвера. Видите — и знамена у них даже трехцветные. Все честь по чести. Вот-с фашисты. С палками. Честь по чести. Вот-с правые депутаты-с. Видите, как орут? Все в полной исправности, вашсиясь… не республика, можно сказать, а клад. Честь по чести…

— А это кто такие? — вдруг строго заинтересовался президент, останавливаясь.

— А это-с оппозиция!

Президент густо побагровел.

— Чего-чего?

— Оппозиция, господин президент… Да вы не извольте беспокоиться: социал-демократы все. Свои парни… Видите, как приветствуют? Фашистам сто очков вперед дадут. Честь по чести.

— Гм… А зачем же все-таки оппозиция?

— А как же-с! Помилуйте! Как в лучших домах. Ежели республика, значит, и оппозиция. Свобода, — значит, равенство и прочее. Хе-хе! Да вы подойдите к ним, вашдитство, поговорите. Они любят, когда с ними начальство разговаривает.

— Здорово, ребята!

— Здрав-желай-ваш-дит-ство! — хором ответила оппозиция.

Гинденбург ткнул в одного из оппозиции пальцем и спросил:

— А что это у тебя, братец, на палке?

— Знамя оппозиции, вашдитство, социал-демократическая газета «Форвертс».

— Ага… гм… Германию любишь?

— Так точно, вашдитство, люблю!

— Молодец. Продолжай в том же духе.

— Рад стараться!

— А как зовут твоего императора?

— Его величество Вильгельм Второй, Гогенцоллерн!

— Правильно. Начальство уважаешь?

— Уважаю.

— То-то! Начальство, братец, надо уважать. Какого полка?

— Второго интернационального.

— Кормят хорошо?

— Так точно!

— Ни на что не жалуешься?

— Никак нет!

Гинденбург растроганно высморкался и, смахнув маршальским жезлом со щеки большую красивую слезу, воскликнул:

— Молодцы, ребята! Ей-богу, молодцы!

— Р-р-рады стараться, ваш-дит-ство!! — гаркнули молодцы.

— А вы говорите — оппозиция, — подобострастно прошептал Лютер. — Будьте уверены. Как в лучших республиканских домах-с. Денег не жалеем.

Радостно сияло солнце. Было тихо, но весело.

1925

Антисоветский блок*

Затея с антисоветским блоком не выгорела. Противоречия, взаимные споры и внутренние заботы отдельных держав не дали им объединиться в общем выступлении.

— Господа! — сказал Чемберлен. — Мы собрались сюда для того, чтобы выработать окончательные меры удушения — не к ночи будь сказано — Союза ССР. Только действуя по строго обдуманному плану, солидарно и дружно, мы сможем раздавить большевиков. Возражений не имеется?

— Не имеется! Не имеется! — хором подтвердили Пенлеве, Муссолини, Келлог, Штреземан и прочие.

— Великолепно! — воскликнул Чемберлен. — В таком случае не будем терять драгоценного времени и приступим к делу. Кто желает высказаться?

— Я желаю высказаться, — бойко встал американец Келлог. — Прежде всего надо составить план…

— Ви-но-ват! — забеспокоился француз Пенлеве. — Виноват, прошу без намеков!

— И никаких тут намеков, — смутился Келлог. — Дайте досказать, какой план…

— Нет-с, уж вы, будьте любезны, не досказывайте. Знаем мы, какой план. План Дауэса небось для Франции? Знаем, знаем. Этот номер не пройдет.

— Господа, прошу без личных выпадов. Призываю вас к порядку. Беру слово для внеочередного заявления: дело в том, что куда-то румын исчез, боюсь, как бы он из передней шубы не унес, вы, господа, за ним посматривайте. Ну-с, кто еще желает высказаться?

— Разрешите мне, — сказал Пенлеве. — Как представитель великой Франции, заявляю, что прежде всего надо заставить СССР заплатить долги. Это безобразие, когда не платят долгов!

— Да, ужасное свинство, — заметил Келлог.

— Виноват. Вы, кажется, что-то сказали?

— Вот именно, сказал, что свинство не платить долгов.

— Это намек?

— Хорошенький намек, ежели некоторые державы набрали в кредит миллиардов на пять, а потом и хвостиком прикрылись.

— Прошу оградить меня от неуместных выпадов! — закричал Пенлеве, багровея. — Можете подавать в суд. Суд разберет.

— Можно и без суда, — сипло заметил Цанков, небрежно играя веревкой.

— А вас не спрашивают. Молчали бы лучше. Наделали делов, а теперь веревочкой забавляетесь. Тоже хорош гусь! Чуть было всех не закопал. Повеса несчастный!

— Господа! Внеочередное заявление! Где румын?.. Ах, виноват, вот он… Вы посматривайте за ним все-таки. Ну-с, кто следующий?

— Я бы хотел, — прошептал Штреземан, — предложить как можно скорее снять…

— И не предлагайте, — прервал его Чемберлен, — все равно не снимем.

— Да нет, я бы предложил сначала снять…

— Не снимем! Не снимем! И не заикайтесь. Сегодня с вас снимешь военный контроль, а завтра Гинден…

— Да нет же! Скатерть со стола предлагаю снять. А то вот они как-то подозрительно смотрят. Того и гляди, сопрут-с.

— Кто они?

— Они-с. Малая Антанта-с. Хи-хи.

— Следующий!

— Господа! Внеочередное заявление! У меня портсигар свистнули. Где румын? Уже нету. Только что тут крутился! Простите, я сейчас…