Лазарь Карелин - Землетрясение. Головокружение

— Не плетись, не плетись, муженёк, — сказала Ксана. — Ах, какое у него будет лицо, если мы его встретим! — Ей было весело, она улыбалась. Но вдруг притихла.

И вдруг послышался ей тонко натянувшийся голос, будто кто вдали, там, в горах, затянул протяжную, без слов песню, из тех, что поют в горах. Голос был тонок и даже слаб, но не прерывался, тянул. Он был странен, этот голос, он пугал почему‑то. И горы, всюду были горы. Небо и горы. «Куда я? — замерев, подумала Ксана. — Зачем?» Она вскинулась было, чтобы велеть Косте остановиться, чтобы велеть повернуть назад. Но нет, горы и небо завораживали её, слова не вымолвились. Поздно было поворачивать назад.

Все вверх и вверх шла дорога, все вверх и вверх. Косте казалось, что машина летит. Всюду было небо, и только узенькая полоска под колёсами была землёй. Да скалы справа, слившиеся в чёрную стену. А впереди было небо. А слева было небо. Пропасть и небо. И где-то высоко и уже в самом небе снежные стояли вершины. Кружилась голова от этой снежной белизны и синевы вокруг. И весело было у него на душе и печально.

На первом же крутом витке машина заехала передними колёсами за край дороги, за край пропасти и начала падать.

На кладбище в том городе, где все это произошло, стоит надгробье–памятник. Большая, необработанная глыба гранита, и два юных лица в профиль на этой глыбе. И все. И никакой нет надписи. Да и профили сами едва только намечены резцом, едва обозначены. Считается, что это надгробье не завершено. Рассказывают, что скульптор, который делал его, сошёл с ума и умер, не довершив работы. А мне показалось, что он успел её довершить. Что ещё он мог сделать?