Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

Макар не испугался Чумового и сказал Петру:

– Раз говорится «кто кого?», то давай мы его…

– Нет, – отверг опытный Петр, – у нас государство, а не лапша. Идем выше.

Выше их приняли, потому что там была тоска по людям и по низовому действительному уму.

– Мы – классовые члены, – сказал Петр высшему начальнику. – У нас ум накопился, дай нам власти над гнетущей писчей стервой…

– Берите. Она ваша, – сказал высший и дал им власть в руки.

С тех пор Макар и Петр сели за столы против Льва Чумового и стали говорить с бедным приходящим народом, решая все дела в уме – на базе сочувствия неимущим. Скоро и народ перестал ходить в учреждение Макара и Петра, потому что они думали настолько просто, что и сами бедные могли думать и решать так же, и трудящиеся стали думать сами за себя на квартирах.

Лев Чумовой остался один в учреждении, поскольку его никто письменно не отзывал оттуда. И присутствовал он там до тех пор, пока не была назначена комиссия по делам ликвидации государства. В ней тов. Чумовой проработал 44 года и умер среди забвения и канцелярских дел, в которых был помещен его организационный госум.

Отмежевавшийся Макар*

После долговременного присутствия в учреждениях Макару было скучно присутствовать в деревне. Старый секретарь сельсовета тов. Лев Чумовой в деревне уже не находился – некому теперь было тревожить Макара, и от этого становилось еще грустней на уме. Макар познал в городе пользу научного противоречия, когда среди счастья обязательно организуется небольшое горе. Но в деревне было вполне спокойно, потому что началась достойная жизнь. Самой деревни, в смысле ее царского устройства, уже не существовало: в ней произошел колхоз.

Старшие люди по колхозу пожелали было вовлечь Макара в актив, но Макар решил пока организовать себе систематический отдых и отказался.

С утра, уничтожив свою долю пищи, Макар выходил в природу и наблюдал все, что было видно. Слабый свет исходил с неба, но Макар знал, что наука с негодованием отвергает небо, и не стал глядеть вверх.

Вон вышел трактор из базы и пошел лущить землю. Машина гулко трудилась и со взрывами вышибала непережженный черный газ.

Макар почел такое руководство машиной бюрократизмом. Он сейчас же достиг механизма и прекратил его действие.

– Ты, товарищ, сволочь, а не пролетарий, – сказал Макар трактористу. – Разве же допустимо таким керосином без подогрева топить мотор!

– Нет, товарищ Ганушкин, – ответил тракторист, – сорт керосина тяжел, в цилиндрах загар, работать им недопустимо!..

– Как же ты работаешь, неразумный член? Клади руль на задние градусы: я тебе подогреватель сделаю.

Пришедши на базу, Макар сделал в два часа особый бак, в котором керосин предварительно подогревался исходящими горячими газами машины, от этого керосин делался жиже и полезней сгорал в моторе.

Трактор снова вышел в поле и начал трудиться с чистым газом на коллективной земле.

– Ну вот, – определил Макар, – так будет гораздо научней!

Над головой Макара летали какие-то неорганизованные птицы. Ввиду того, что будущее все более наступало, воздушные птицы были как-то малоуместны: они бросали свет на светлую землю.

– Надо поесть этих мчащихся тварей, – решил Макар, но потом передумал. – Тогда граждан сгрызут комары и прочая мелочь. Но какой же здесь будет идеологический выход? – Неизвестно.

И Макар вздохнул от слабости своей мысли, шагая дальше по культурной почве, на которой уже давно закончился агроминимум.

Женщины-коллективистки, согнувшись, собирали корнеплоды в ведра, а Макар шел между, горюя за мучающееся в труде туловище человека.

– Что ж ты все ходишь? – обратилась к Макару одна женщины. – Приехал – и кушает, а работает одной походкой!

Макар ответил ей:

– Ты, баба, еще маломочна мне указывать. Я действую умом в тишине – тебе незаметно.

– У нас был такой товарищ – Лев Чумовой: он тоже все умом действовал, а хлеб ел из наших рук, и уехал – ума не оставил.

Макар вспыхнул лицом от классового стыда: что же он делает, ведь городской пролетариат просил его душу изобрести, а он разлагается.

Но, ослабев от выдвиженческой деятельности, Макар не мог ничего выдумать, сколько ни надувался. Тогда он решил обнаружить готовую душу, а потом размножить ее техническим способом.

Он спросил:

– Баба, у тебя есть душа внутри?

– Да то будто нет!

– Покажь мне ее наружу!

Но та баба была культработница и сама организовала местную культурную революцию, поэтому она могла научно понимать и выражаться.

– Ты чин имел большой, а дурак! Как же я тебе душу покажу, когда она – общественное отношение?!

Макар, однако, тоже имел перспективу и благодаря ей нигде не мог заблудиться: он сразу же дал бабе дальнейший вопрос:

– Значит, душа, по-твоему, лишь пустая доброта, а вещества в ней нету? Как же так, – бог и то был телом, хотя и нарочным, человек ведь насущней бога!

– Ты бога не поминай: он отвергнут научным противоречием!

– Каким, сознательница? Говори мне теоретически!

– А таким! Бог-отец – это тебе положение, бог-сын – противоположение, бог-дух святой – соединение первых двух, а по-научному – диаволектический свинтус, или сцепление двух гадов в узком месте! Понял?

– Нет, – сознался Макар. – Но я убеждаюсь: деваться все одно некуда, как только в кучу масс!

– Значит, бога нет, – пояснила женщина. – А душа есть не предмет, а отношение людей среди коммунизма!

– А где ж коммунизм?

– Насыпай овощ в ведро, тогда узнаешь. Ты трактор починил сегодня – значит, тоже душу готовишь. А ты думал – надо ходить да выдумывать, разве так ты узнаешь смысл жизни? Мелкобуржуазный подкулацкий ты человек: правду говорил вождь – тов. Авербах.

Макар отошел от нее, залез в чулан и горевал целые сутки, что внутри его постоянно живет ошибка, а затем заснул и, увидев во сне ужас своей отсталости, к рассвету отмежевался от своего единоличия.

На следующее утро он пошел рыть овощ вместе с бабами, чтобы чувствовать себя явным членом будущего человечества, которое выкормится этим овощем и образует душу внутри себя и между собой.

Так Макар осознал себя социальным условием – и с тем смирился среди теплоты трудящихся масс.

А впоследствии он умер от слабости сердца, не перенесшего настигшего его организованного счастья, и вослед его худому, равнодушному телу шла печальная тракторная колонна, вернувшаяся с межселенной пахоты, ибо все же Макар был член, и за то ему полагалась механическая честь во время смерти.

– Одним врагом стало меньше, он не выдержал темпа счастья, – сказала знакомая Макару сознательница на его могиле, и всем ее слушателям стало