Скорость - Анатолий Гаврилович Рыбин

— Лена! — произнес Прохор Никитич.

Она повернулась. Впервые он назвал ее так просто и ласково. И у нее возникло сомнение: «Может, ослышалась?» Не зная зачем, она быстро-быстро пошла по тропинке дальше.

— Лена-а-а! — снова позвал Прохор Никитич и тоже ускорил шаги.

Недалеко от реки, где заросли дубняка расступились и в глаза ударила свежая синь воды, Елена Гавриловна остановилась.

— Лена, — уже тихо произнес Алтунин. — Я хочу сказать тебе… Я хочу сказать… — Он сильно волновался и никак не мог скрыть этого. — Ты очень хорошо сделала, Лена, что привела Вовика. А еще я давно решил…

Их разделял небольшой куст дикой смородины. И Прохору Никитичу казалось, что именно куст этот мешает ему говорить без волнения. К тому же где-то рядом, в чаще, изо всех сил заливалась малиновка.

21

— Эх, и печет! — сказал Ракитин, потирая плечи и поглядывая на Зиненко.

— Дюже, як на жаровни.

Они стояли по пояс в воде и щурились от яркого солнца. Вокруг играла рыба. Словно кто-то выдергивал из прохладных глубин серебряные блесны и тут же ронял их обратно в воду.

— Ладно, Аркадий, давай выбираться, — предложил Ракитин, — а то моя Полина Поликарповна тревогу поднимет. Мы ведь от дома отдыха километра за полтора уклонились.

— Неужели? — удивился Зиненко и посмотрел из-под ладони в ту сторону, где река делала крутой поворот влево.

По всему берегу тянулся густой, смешанный лес. Преобладал вяз и осокорь. Ракитин приезжал сюда часто, почти каждый выходной, вместе с Полиной Поликарповной и Митей.

На этот раз Мити не было. Он отдыхал в пионерском лагере на противоположном берегу. Зато Борису Ивановичу удалось завербовать в свою компанию Зиненко и Римму.

Приехали они еще вчера вечером. До полуночи бродили по лесу. Потом на открытой веранде так здорово уснули, что даже прозевали утреннюю рыбалку.

Когда поднялись и вышли к реке, Емельян — старый знакомый Бориса Ивановича — уже выбрался из лодки с уловом: двумя крупными сазанами и целой сеткой трепыхающихся окуней. Борис Иванович обидчиво сказал ему. «Вы что же, дядя Емельян, не разбудили, забыли все уговоры?»

Тот замялся: «Я что… Я разбудил бы с превеликим удовольствием. Директор не дозволил. Ты, говорит, дядя Емельян, на сто метров к веранде не подходи. Не то влетит тебе по административной линии. А я что… Я, пожалуйста… На ушицу рыбки вот организовал».

После завтрака Емельян уговорил женщин пройтись по его владениям, посмотреть цветы. А Ракитин и Зиненко тем временем вышли опять на берег. Борису Ивановичу хотелось поговорить с другом о деповских делах, расспросить его получше о том, что было не очень ясно, посоветоваться. За разговором незаметно дошли до переката, решили искупаться.

— Значит, говоришь, Кирюхин уклоняется? — спросил Ракитин, выходя на песчаную отмель, сплошь усыпанную перламутровым ракушечником.

— Вроде так, — ответил Зиненко.

— Ну что ж, приеду из Москвы, на бюро горкома вызовем. Там не уклонится. — Помолчав, спросил: — А как Сахаров себя чувствует?

— Он слишком самоуверен, ничего не хочет понимать, — сказал Зиненко и, подняв ракушку, потер ее пальцем.

Позади у самого берега бултыхнулся окунь, красным плавником, будто ножом, полоснув по водяной глади.

— Вот черт! — удивился Ракитин. — Бредешком бы его сейчас.

Окунь, как назло, еще раз неторопливо прошел по отмели, показывая крутую зеленоватую спину. Когда он исчез, Борис Иванович досадливо крякнул и снова повернулся к Зиненко.

— Так говоришь, не хочет понимать? А на вид он вроде думающий.

— Это лишь на вид, — сказал Зиненко, не переставая тереть пальцами ракушку. — Мне вначале тоже казалось: энергичный, настойчивый, за человека в огонь и в воду пойдет. Нет, Борис Иванович, вин сам боится, щоб поясок на штанцах не лопнул от натуги.

Послышались далекие звуки горна. Вероятно, в лагере объявили какой-то сбор.

— Эх, Аркадий! А нам с тобой все-таки влетит, — спохватился Ракитин и стал поспешно одеваться. Зиненко, бросив ракушку, тоже потянулся к одежде, сложенной под кустом на камне.

Обратно шли ускоренным шагом. Шли по самой кромке обрыва по замшелым камням и торчавшим из-под земли корневищам. Внизу тихо шуршала о гравий вода. На противоположном берегу загорали купальщики.

У поворота реки, где стояла главная арка дома отдыха, перед Ракитиным и Зиненко неожиданно, будто из-под земли, появился раскрасневшийся Митя. Он был в мокрых трусах и такой же мокрой майке. Волосы растрепаны.

— Ты как попал сюда? — удивился Борис Иванович.

Митя замялся и на всякий случай отступил от отца подальше.

— Переплыл, что ли? — допытывался Борис Иванович. — Ну, ну, говори?

Но его перебила показавшаяся из-за кустов Полина Поликарповна. Увидев Митю, она испуганно всплеснула руками:

— Боже мой! На кого он похож! Нет, я не могу смотреть на него.

— Обожди, — остановил ее Борис Иванович и снова повернулся к сыну: — Так что же ты молчишь? Если переплыл, значит, переплыл!

— Не переплывал я, — энергично замотал головой Митя.

— А как же?

— Я место знаю… До подбородка всего… Вон там, где мы с отрядом спутники запускаем.

— Какие спутники?

Митя переступил с ноги на ногу, улыбнулся.

— Да чего ты с ним разговариваешь, — опять вскипела Полина Поликарповна. — Мелет он чепуху всякую.

— Ну, вот что, — строго сказал Борис Иванович, — сейчас мы с тобой пойдем в лагерь и там разберемся.

— Так он же грязный, — заволновалась мать. — Давай хоть я его помою немного. — Она взяла сына за руку и увела к реке. Ракитин посмотрел на Зиненко и на Римму, которая только что подошла и, прижимая к груди белые ромашки, весело потешалась над братом.

— Видели, каков орел?

— Чудесный, — сказала Римма. — Только не надо его в лагерь. Пусть с нами побудет.

— Да ты что? Там уже, наверно, тревогу подняли.

Спустя минут двадцать, когда Митя был умыт и причесан, Борис Иванович посадил его в лодку дяди Емельяна и повез на тот берег. Вез неторопливо. Время от времени отпускал весла и, прищурившись, поглядывал в загорелое, густо усыпанное веснушками лицо сына. А тот, забыв обо всем, зачерпывал в ладони воду и весело подбрасывал ее кверху. Прозрачные горошины брызг, падая, кололись о дощатые сиденья и о голые Митины колени.

Борис Иванович с удовольствием следил за быстрыми движениями сына, подшучивал:

— Смотри, друг, не нырни за борт. А то за ноги ловить придется.

Пристали к берегу возле заросшего кустарником мысочка. Лодку привязали к дубовой коряге. А когда вошли в лес, Ракитин лицом к лицу встретился с Алтуниным.

— Ба-а-а, кого вижу! Сам тепловозный король