Круг - Яныш Ялкайн

привет! Ардаш Яиков».

— И куда он с этим письмом? К исправнику что ли? — спросил Володя.

— Нет, он сделал хитрее: вложил в конверт, на конверте безо всякого адреса напечатал: «Петру Леонтьевичу», подкрался к моему окну и через открытую форточку забросил на стол, а сам побежал с доносом в полицейское управление. Я в это время в магазине был, без меня пришли, сделали обыск, нашли это письмо. Больше ничего, мои бумаги им в руки никогда не попадутся. Соседская девочка видела, что письмо было мне подброшено. Но исправник слушать ее не стал. Хозяин мой перепугался, сказал, что увольняет меня, вот я и очутился снова в деревне. Ну да ничего, брат, всюду жизнь! Не пропадем, верно? — Яик Ардаш схватил Володю и попытался его поднять. — Ох, не получается, видно, стареть начинаю. Бывало, на Астраханской пристани пятипудовые ящики, как игрушки, таскал… Да, года проходят, не остановишь… Ну, а ты как живешь? Знаешь что, я не стану искать себе квартиру, пусти к себе.

Володя обрадовался. Что бы там ни было, а с хорошим другом, да еще с таким, как Яик Ардаш, будет легче.

Он показал Настино письмо. Яик Ардаш прочел, «сказал одобрительно:

— Хорошая девушка, видать.

Потом он показал Володе конверт, спросил:

— Видишь?

— Конверт как конверт.

— Посмотри внимательнее.

— Ничего не вижу.

— Край конверта заклеен: это в полиции сделали перлюстрацию: вскрыли конверт, письмо прочли, потом снова заклеили.

— Совсем незаметно!

— Теперь они наловчились делать это незаметно.

— А если бы на письме была сургучная печать?

— На сургучную печать наклеивают хлебный мякиш, и она на нем отпечатывается. Потом сургуч ломают, письмо читают и на новый сургуч переводят печать с хлебного мякиша.

— Действительно, наловчились охранники!

— Мы тоже не лыком шиты. Если, нужно сообщить что-нибудь тайное, у нас есть свои методы.

— Знаю я один метод, — вспомнив, как писал дневник молоком, сказал Володя.

Возвращая письмо, Ардаш улыбнулся.

— Ну, Володя, скоро домой вернешься, свадьбу сыграешь, а?

— Кто знает, вернусь ли, не своя воля…

— Не бойся, минет срок, никто тебя здесь задерживать не станет… Эх, жалко, не придется мне на твоей свадьбе погулять… — вздохнул Яик Ардаш, но потом засмеялся и сказал:

— Слышал я одну забавную историю про женитьбу. В прошлом веке один богатый поляк князь Любомирский женился на девушке по фамилии Шейковская. Женился он против воли отца. Отец пожаловался царю Николаю Первому на непослушного сына. Царь распорядился так: «Брак объявить недействительным. Любомирского в наказание за неподчинение отцу отправить на Кавказ солдатом на три года. Шейковскую считать девицей».

Долго еще в тот вечер Ардаш и Володя сидели, разговаривали и смеялись.

СЕДЬМАЯ ЧАСТЬ

Сегодня особенно хорошо на Урюп-реке! Взглянешь с гористого берега на реку — вода блестит на солнце, как стекло, а отражения деревьев, возвышающихся по берегам, похожи на таинственный лес, опрокинутый в водную глубь.

— Эма-а-ан! — слышится с берега. Голос летит далеко, дважды отдастся эхом и только потом замирает.

Посреди реки виднеется лодка. Три рыбака в ней тянут сеть; вторая лодка качается на легкой волне чуть поодаль.

— Эма-а-ан!

Звук голоса как будто раздваивается: летит в тайгу, стелется по воде.

Один из тех людей, что тянут сеть, оборачивается, чтобы взглянуть на кричащего с берега человека. От его движения лодка качнулась, по воде побежали волны.

— Эма-а-ан!

Эман приставил ладонь ко рту, крикнул:

— Чего тебе, отец?

Не дожидаясь ответа, он повернулся к своим товарищам и, продолжая тянуть сеть, сказал:

— Вот ведь беспокойный какой! Скучно ему без дела сидеть, сюда пришел…

Рыбы золотыми кольцами выпрыгивали из сети, падали на дно лодки.

— Эма-а-ан! Левее держите, левее-е! — кричит с берега старый Кугубай Орванче.

— Чего-то руками машет, — сказал один из рыбаков.

— Пусть машет, ты на сеть смотри, а не на него, — ответил Эман. — Рыбы, видно, много, сеть тяжело идет. И на той лодке тянут с трудом.

Кугубай Орванче не унимается:

— Левее-е, говорю! Всю рыбу упустите-е!

Но вот лодка, полная рыбы, причалила к берегу. Кугубай Орванче торопливо спустился по тропинке. Подошел, опираясь на палку, сказал:

— Небось, половину рыбы упустили. Ведь говорил я, как надо было!..

— Ничего не упустили, отец, отойди-ка в сторонку, — с раздражением оборвал его Эман.

Рыбаки принялись перекладывать рыбу в корзины. Кугубай Орванче отошел в сторону, присел на поваленный в прошлом году бурей кедр, закурил трубку.

С высокого берега спустились внук Сергей с приятелями и сосед-старик.

— Дедушка Орванче, ты уже здесь?

— Хе-хе-хе, — посмеивается Кугубай Орванче, — я не сплю, как вы, допоздна. Я с солнышком выхожу на работу.

Все стали разглядывать улов.

— Раньше больше было, — сказал Кугубай Орванче.

— Чего? — не понял сосед.

— Про рыбу говорю. Раньше много рыбы было. Наши деды ее решетом черпали, не надо было ни намета, ни сети.

— Где это, в Ипонии что ли?

— В Уфимской губернии, там, где мы раньше жили.

— В нашей Казанской губернии тоже много рыбы водилось. Бывало, отец с берега кинет хлеб. Рыба подплывет, отец ее хвать рукой и вытащит.

— Ну, это ты врешь, сосед! — улыбнулся Кугубай Орванче.

— А ты не врешь?

Ребятишки засмеялись.

— Уходите отсюда, вот я вас! — Кугубай Орванче замахнулся своей клюкой.

Ребятишки убежали. Старики помолчали немного, потом Кугубай Орванче показал палкой на кучу рыбы:

— Чавычи много, небось, на нерест шла.

— Красивая!

— Самка это, потому и красивая, голова-то у нее серебром-золотом блестит.

— Это самец, он красивше.

— Неправда! Самка.

— Зачем споришь, Орванче, я-то знаю, видел самцов.

— И я видел.

— Ты, может, нельму видел.

— Нет, нельма сюда не заплывает. Она, говорят, только в Колыме водится.

— Наверно, так. Я тоже эту нельму ни разу не видел. Ее здесь нет. Давадчан, таймень, кижуч — этих много.

— Да-а, рыбы много, ельника много, а вот береза не растет… — вздохнул Кугубай Орванче.

— Не растет — и не надо, без березы можно прожить.

— Так-то оно так, да… Вот у меня в Коме во дворе березы росли. Бывало, придет сосед или кто другой, сядем под березкой, побеседуем, как хорошо!

— Здесь-то лучше, вон лес какой большой, не то, что твои березы во дворе.

— Все равно душа не может забыть родные, места…

Кугубай Орванче хотел еще что-то сказать, но увидел, что рыбу начали таскать наверх, и хотел пойти помочь.

Сосед остановил его.

— Не ходи, сами управятся, ты им только мешать будешь.

Кугубай Орванче неохотно сел на прежнее место.

— Обидно, сын со снохой никуда меня не пускают: ни рыбачить, ни пахать, ни за кедровыми орехами. Неужто я так уж сильно состарился, а?

— Да уж