Степные дороги - дороги судьбы - Нуры Байрамов

"Да разве можно преградить ему путь? — подумала Огульбиби. — Вода мигом снесет все чили, которые мы нарежем за день". И все-таки она не могла смириться с бездействием.

— В словах Нурлы есть смысл, — сказала Огульбиби. Ей хотелось, чтобы Сары-ага скорее принял решение. — Чем раньше мы бросим перед селем лопату песка, тем больше пользы.

Сары-ага молча стянул с себя фуфайку и взял одну из воткнутых в землю лопат. Женщины поняли его намерение. Они выстроились вдоль берега и стали поднимать насыпь.

Огульбиби, Нурлы и Худайназар спустились в низину и начали корчевать гребенчук. Кусты укладывали перед чилями и сверху засыпали песком.

Огульбиби мысленно одобрила это дело, В песках, когда роют колодец, стены укрепляют сплетенным гребенчуком. Огульбиби знала, что он хорошо сдерживает песок. "Гребенчук защитит и чиль от селевого потока", — решила Огульбиби и с еще большим рвением подрезала корни.

Хуммед ни на шаг не отстает от матери. Малыш привык к Беркели и всегда играл возле палаток, пока тот хлопотал у своих казанов. Но сегодня дитя чувствует общее смятение и тянется к матери.

Беркели старается все время быть на глазах у Огульбиби, спешит помочь, чтобы облегчить ей работу. Огульбиби видит его усердие.

Беркели орудует лопатой, а в голове одна мысль: что сделать, чтобы завоевать Огульбиби? "Прежде она видела опору в председателе, доверяла ему. Теперь он упал в ее глазах. Если хлопок погибнет, она перестанет ему верить. На кого она сможет надеяться? Не жалей сил, Беркели! Корчуй гребенчук, пусть она видит твое умение и силу. Ей не нужен слабый муж. Ай, ребенок этот мешает мне. Надо придумать, как избавиться от него".

Сладкие мечты тешат Беркели. Огульбиби народит ему много детей. Она умная, разрешит ему навещать первую жену. Ученые женщины умеют себя вести, они не скандалят, как те, которые дальше своего порога ничего не видят. Такие сразу начинают кричать о многоженстве, А эта не позволит себе такого…

Когда стало темнеть, Беркели ушел, сказав, что ему нужно готовить ужин, а люди продолжали трудиться, пока не выбились из сил. К вечеру вода в джаре поднялась вровень с берегами.

С наступлением темноты бригада собралась под навесом за ужином. Свет керосиновой лампы слабо освещал усталые лица. Ели молча. Девушки положат в рот ложку каши и посматривают на Нурлы. Молодым хотелось повеселиться, шуткой, смехом выгнать из сердца тревогу. Прежде Нурлы всегда рассказывал что-то забавное, смешил всех, а теперь подавленное состояние Гуллер, видимо, угнетало его.

Огульбиби сделалось тоскливо. Может быть, поэтому она вывернула фитиль, прибавив огня в лампе. Тяжко вздохнув, оглядела сидящих.

— А райком знает о наших делах? — обратилась она к Сары-ага.

— Думаю, знает, — ответил он, вытирая ладонью рот. — Водхоз обязан был поставить в известность и райком. Мы-то не под боком у них, откуда нам точно знать?

— Если бы в райкоме знали, кто-нибудь приехал бы. Нас не оставили бы одних в таком тяжелом положении. Помнишь, сам секретарь райкома говорил: "Мы надеемся на вас". Может, с ним посоветоваться? Как говорят, пока душа в теле, надейся. Район большой, может, успеют помочь, — вслух размышляла Огульбиби.

— Может, меня пошлете? Я знаю, где райком, — с готовностью вызвался Нурлы. — Ты верно говоришь, нас же потом могут обвинить в том, что вовремя не дали знать.

Огульбиби вопросительно посмотрела на Сары-ага.

Тот ковыряет пальцем кошму. Ни "да", ни "нет" не говорит. Председатель из тех людей, которые семь раз отмерят, прежде чем отрежут.

— Придется работать и ночью, — наконец говорит он, словно не слышал вопроса. — Немного передохнем и снова пойдем копать. Чили надо нарастить и превратить в дамбу. Это вам и райком, и другое начальство скажет. Вы что думаете, райком соорудит нам дамбу? Свое дело мы должны делать сами! На войне ни поспать, ни посидеть, бомбы и снаряды сыплются на голову. Но джигиты продолжают воевать… Нам легче, чем им. Если не говорить об усталости, то смерть над нами не стоит. Но сейчас берег джара — настоящий фронт. Вода, о которой мы всегда мечтаем, сейчас наш злейший враг… Огульбиби, ты возглавишь женщин!

Беркели посмотрел в глаза Огульбиби. Она поняла его взгляд.

— Может, Беркели пошлем в район? — спросила она председателя. — Мне, честно говоря, не по себе оттого, что мы не сообщили в райком.

— Ну что ж, пусть едет. Только чтоб не задерживался. Нам рабочие руки дороги. Понятно? — сказал председатель, не глядя на Беркели.

Беркели подскочил к Огульбиби, надвигая на лоб шапку-ушанку.

— Заехать переодеться или прямо так? В таком-то виде разве можно показаться в райкоме? У тебя будут какие-нибудь поручения?

— Дело твое, в чем ехать, лишь бы скорее обернулся, — отвечала Огульбиби, собирая постель Хуммеда, чтобы уложить сына спать прямо в поле, где они будут работать… — Какие у меня могут быть поручения?

Беркели живо собрался и первым ушел со стана. Вот его силуэт мелькнул в полосе света, падавшего от зажженных фар трактора Худайназара. Беркели шел по дороге, что вела на кладбище.

Через некоторое время люди двинулись к джару. Огульбиби держит Хуммеда за руку. Под мышкой у неё свернутая постелька сына.

— Мама, я тоже буду помогать, — лопочет Хуммед.

— Нет. Я постелю тебе возле трактора, там огоньки горят. Будешь лежать и смотреть, как мы работаем. А завтра утром я дам тебе лопатку. И ты со всеми вместе будешь кидать песок, — говорила Огульбиби.

— Мама, а сель придет сюда?

— Нет, не придет. Мы сейчас на его пути поставим стену.

— Ну, тогда я не буду помогать вам.

— Почему же? — удивляется Огульбиби.

— Потому что хорошо, когда воды много. А ты ее не пускаешь.

— Пусть она бежит по джару. Что мы будем делать, если вода затопит весь наш хлопок? Он погибнет, и мы ничего не соберем осенью, — объясняла Огульбиби, расстилая постель возле трактора.

Она выбрала такое место, чтобы фары освещали постельку. Работая, она сможет все время видеть сына.

Хуммед послушно снял кауши [19] и улегся.

— Станьте на расстоянии друг от друга, чтобы лопатой случайно не поранить соседа, — сказал Сары-ага, принимаясь бросать песок на дамбу.

Люди предполагали, что фары трактора осветят весь берег, но они оказались слишком слабыми. Свет не мог пробить густую пыль, стоявшую в воздухе.

Огульбиби туго подтянула кушак. Размеренными движениями кидала она песок. Дамба быстро росла, и песок уже ложился на ее склон.

Через некоторое время едкий пот залил Огульбиби глаза. Она уже не различала свет фар.

— Постой, Огульбиби. Пусть и девушки передохнут! — крикнул Сары-ага,