Владимир Петров - Польский пароль

Фегелейна явно утомил длительный и столь эмоциональный монолог. Он ушел в дальний конец кабинета к белому столику, где под салфеткой был, очевидно, приготовлен завтрак. Жадно отхлебывая остывший чай, обергруппенфюрер сказал:

— Извини, я голоден. Съем пока бутерброд, а ты подумай. Взвесь все услышанное.

— Яволь!

Собственно, во взвешивании особой необходимости не было. Ничего нового, неожиданного или сверхординарного Ларенц не услышал, тем более что о политической переориентировке на Запад открыто говорило Берлинское радио. Что касается Альпийской крепости, то и о ней штандартенфюреру было известно еще месяц назад. Он даже знал, что организацией Альпиенфестунг руководит сам начальник СД обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер, а любимец фюрера оберштурмбанфюрер Отто Скорцени спешно формирует эсэсовский так называемый Альпийский корпус.

Уж не говоря о том, что Ларенцу два месяца назад пришлось лично отправлять из Пенемюнде секретный литерный эшелон по адресу Бад-Ишль, а потом срочной шифровкой доносить об этом на «виллу Кэрри» — резидентуру СД, расположенную там же, в Альпах.

Как человек Гиммлера, он много кое-чего знал, однако всегда придерживался золотого правила: «знаешь — молчи, говорят — слушай». Тем более если говорят начальники, да еще такие высокопоставленные, как Фриц Фегелейн.

Его сейчас беспокоило другое: почему, с какой целью обычно немногословный, сдержанный на слова Фегелейн (каким Ларенц знал его в былые годы) вдруг разлил перед ним целые потоки красноречия — вон даже утомился, проголодался, бедняга!

И вдруг Ларенца осенило! Конечно же, непривычный для Фегелейна ораторский тон, патетические нотки в голосе предназначены не только для него, они адресованы и еще одному — третьему лицу. Разговор наверняка записывается, ибо обергруппенфюреру, который инструктировал сейчас Ларенца по поводу чрезвычайного задания, нужна «квитанция» для отчета. И этой «квитанцией» могла служить только магнитофонная пленка!

Пока Фегелейн наспех жевал свой импровизированный ленч, Ларенц осторожно, искоса оглядел стол: где мог быть упрятан микрофон? В вычурной бронзовой пепельнице, в стилизованных стаканчиках чернильного прибора или в одном из пластмассовых телефонов? Черт его знает, но то, что микрофон есть, Ларенц теперь не сомневался…

Он внутренне подобрался, когда Фегелейн, на ходу вытирая руки салфеткой, снова направился к столу — теперь следовало быть особенно настороже!

— Слушай, Макс, а ведь ты, кажется, основательно знаком с производственным процессом по ракете Фау-2 и ее боевыми испытаниями? — благодушно спросил обергруппенфюрер, раскуривая новую сигарету.

— Знаком в общих чертах, В прошлом году я был комендантом полигона «Хайделагер». А там испытывались Фау-2, «Рейнботе» и зенитно-управляемая «Вассерфаль».

— Да, мы сумели выковать грозное оружие! Жаль только, не успели создать достойную начинку для этих ракет. Обычная взрывчатка оказалась для них просто нерентабельной. Ведь Фау-2 по стоимости равна самолету, а боевой заряд — не более тонны. Невыгодно, неэффективно. Это подтвердил и обстрел Лондона. В последнее время туда падало в среднем по сто ракет в месяц, но город выдержал, это надо признать. К тому же группенфюрер Каммлер уже вынужден свертывать свой ракетный корпус в районе Гаагише — Бош. К большому сожалению…

Некурящий Ларенц терпеливо щурился от сигаретного дыма, плывущего ему прямо в лицо. Недоумевал: зачем понадобился неожиданный и столь нелогичный поворот в разговоре? Впрочем, он, кажется, начинал догадываться…

— А что ты скажешь насчет новейшей модификации Фау — ракете А-9? — спросил Фегелейн.

— Это трансконтинентальная баллистическая ракета, разработанная конторой доктора фон Брауна. Я присутствовал на ее двух последних испытаниях, которые проводились в январе на полигоне «Хайдекраут» в районе Тухеля. Потрясающее зрелище! Высота почти 20 метров, дальность полета четыре тысячи километров!

— Представляю этого ревущего в пламени гиганта! — мечтательно протянул Фегелейн. — А ведь именно эти снаряды-колоссы должны были реализовать предсказанную рейхсфюрером Гиммлером концепцию войны континентов. К сожалению, время опередило нас, милый Макс. И что же показали испытания А-9?

— Они закончились неудачно. В первый раз ракета едва лишь стартовала, поднявшись на несколько метров. Второй опытный образец вообще взорвался прямо на пусковом столе.

— А третий? На заводе был ведь изготовлен и третий экземпляр ракеты. Что с ним и где он?

— Мы его отправили вместе со всей эвакуационной автоколонной в Нордхаузен. Это было в конце января.

Обергруппенфюрер поднялся со стула, прошелся, довольно потирая руки.

— Ну вот, дорогой Макс, мы и перешли к твоему заданию. Очень естественно и незаметно перешли.

Суть его, сказал Фегелейн, состоит в том, чтобы заполучить в свои руки («в наши с тобой руки, Макс!») сохранившийся третий образец межконтинентальной баллистической ракеты А-9 со всеми ее чертежами, расчетами и техническими описаниями. Сейчас она возвращена туда, где ее изготовляли: на подземный ракетный завод «Дора-Миттельбау» около Нордхаузена, не так ли? Следовательно, штандартенфюреру Ларенцу в качестве эмиссара фюрера следует завтра же вылететь в Нордхаузен во главе небольшой спецгруппы из опытных и преданных солдат СС, заполучить в полной сохранности ракету А-9 вместе с техническими документами, упаковать в герметические водонепроницаемые контейнеры и переправить под надежной охраной в Альпийскую крепость. Пункт доставки: городок Бад-Аусзее, озеро Топлиц, «Гессл» — секретная испытательная станция военно-морского флота. Здесь на заранее избранной глубоководной точке контейнеры и секретная документация должны быть затоплены. Но так, чтобы иметь возможность в любое время быстро, без особых затруднений извлечь все это на поверхность. Конечно, придется поломать голову, хорошенько подумать и все предусмотреть — это, пожалуй, наиболее сложная часть общей задачи. Впрочем, на месте будет виднее…

Ларенц заметно помрачнел, задумался. В самом деле, его очень тревожил именно этот последний этап чрезвычайного задания. Однако он, будучи практиком, основную, наибольшую трудность видел не в процедуре затопления контейнеров, а несколько в другом.

— Черт побери, придется подключать много посторонних… — вздохнул Ларенц. — Нужна, как минимум, рабочая бригада. А потом, как я представляю, надлежит применить цепочку исключения?

— Разумеется! — просто сказал Фегелейн. — Из концлагеря «Дора» возьмешь десяток крепких военнопленных для погрузочных работ, а после завершения операции на Топлицзее их следует ликвидировать. Это сделают парни из твоей спецкоманды. Ну а дальше… Придется, конечно, ликвидировать потом и самих солдат-эсэсовцев. Впрочем, пусть тебя не волнует: эта функция возложена на старшего спецгруппы шарфюрера Мучмана. А он свое дело знает.

— Но ведь этот Мучман тоже не конец цепочки? Его же нельзя оставлять!

— Майн гот! — всплеснул руками обергруппенфюрер. — Нe притворяйся наивным, Макс! Ну разумеется, последнюю точку должен поставить ты. Я полагаю, тебе, отличному стрелку и спортсмену, не доставит хлопот этот шарфюрер, бывший зачуханный тюремщик. Однако здесь есть одно «но». С его ликвидацией ты не должен спешить и сделаешь это только после нескольких следующих операций. Да, да, мой дорогой, тебе, к сожалению, придется еще не раз возвращаться в Берлин, чтобы забрать особо важные архивные документы. Они пока еще не подготовлены к эвакуации.

Через два часа, плотно поужинав и получив все необходимые документы (а также заменив наконец громоздкие солдатские сапоги!), штандартенфюрер покидал бункер рейхсканцелярии: ему следовало еще засветло прибыть в центральный аэропорт Темпельхоф к зданию управления. Обергруппенфюрер Фегелейн вызвался проводить его на поверхность, чтобы, как он объяснил, самому глотнуть свежего воздуха.

Задымленное вечернее небо над Берлином было мрачным — вязкая дегтярная чернота без просвета, без единой звезды. Остро, удушливо пахло гарью, как подле только что залитого костра. Над причудливыми силуэтами развалин то здесь, то там мимолетно вспыхивали багровые зарницы; это саперы в разных местах взрывали уличные завалы, очищая проезды после вчерашней ночной бомбежки.

«Сизифов труд! — усмехнулся Ларенц. — В полночь прилетят проклятые «либерейторы», и с утра опять начнется все сначала». Он подумал, что покидает Берлин в самое подходящее время: с приходом весны воздушные удары по столице наверняка будут нарастать и со временем бомбардировщики издолбят город до самых подвалов, превратят его в огромную груду мусора.

Впрочем, ведь ему еще придется возвращаться сюда. И не один раз, к сожалению. Да еще в компании с довольно странным напарником. Почему избрали какого-то шарфюрера, разве нельзя было подобрать более достойного человека? Ну хотя бы младшего офицера…