Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

назревают серьезные события. Какие? Это разговор не для телефона. Приеду как-нибудь, расскажу. Значит, можно присылать Нату? Спасибо!

В заключение звонок тетушке Серафиме, сестре отца, тоже относительно денег и тоже с многозначительными намеками на скорые перемены. Все, даже самые дальние родственники были оповещены о предстоящих событиях. Не знал лишь Маковеев. Надо было как-то оповестить и его об этом. Пусть знает, Марина посоветовалась с матерью.

— Позвони ему, — сказала Надежда Павловна, — и попроси у него денег на подвенечное платье.

Марине такой заход очень понравился. Она тут же позвонила на Масловку.

— Глеб! — Теперь она уже не волновалась при этом имени. — Не можешь ли ты прислать нам с Наташенькой денег пораньше, не в середине месяца, как всегда, а в начале? Почему такая срочность? Видишь ли, у нас непредвиденные расходы.

— Какие, если не секрет?

— Нужно справить свадебное платье!

— Для кого? — удивленно спросил Маковеев.

— Для меня, разумеется.

— А-а. Значит, ты выходишь замуж?

— Да.

— Поздравляю! И кто же избранник твоего сердца?

— Как ни странно, твой хороший друг.

— Он художник?

— О, нет! Художников с меня достаточно! Он твой герой.

— Олег?!

— Он самый.

— Ну что ж, будь счастлива.

— Спасибо!

Марина положила трубку. Она даже не напомнила ему еще раз об алиментах. Разговор о деньгах был лишь предлогом. Ей хотелось позлорадствовать: вот, мол, ты бросил меня, а друг твой делает меня своей избранницей. Марина была довольна разговором с Маковеевым. Она очень хорошо представляла себе, как вытянулось от удивления лицо Глеба, когда он услыхал новость.

— Траля-ля-ля-ля! — Марина запрыгала от радости.

В квартире давно был наведен порядок: натерты полы, выстираны занавески и коврики, висевшие на стенах. Теперь Марина побежала на кухню и сняла портрет Олега; полотно изрядно запылилось, от газа и копоти краски несколько пожухли. Она протерла портрет ваткой, смоченной в подсолнечном масле; аккуратно сняла пыль с лица, рук, с красных всполохов горящей степи, и портрет вновь заблестел, словно только что написанный.

Марина вставила портрет в раму, которую отыскала в кладовке, и повесила его в гостиную на самое видное место — над столом. Она еще любовалась портретом, как вдруг кто-то позвонил. Марина открыла дверь. На пороге стоял Анатолий. Студент, как всегда, снял стоптанные свои ботинки и потоптался в прихожей, осматриваясь. Он сразу же заметил перемену, но ничего не сказал. И Марина ничего не сказала. Она по-обычному провела Анатолия на кухню, но почему-то не спешила накормить его. Не спешила вовсе не из корыстных соображений. Просто она никак не могла остановиться. Она продолжала бегать из кухни в комнаты и, наоборот, из комнат в кухню, довершая кое-какие недоделки. Судя по всему, студент уже обо всем догадывался. Он посидел-посидел и, видя, что хозяйке не до него, засобирался уходить.

— Я провожу тебя. Мне надо сказать тебе кое-что. — Марина набросила на себя плащ и приоткрыла дверь в комнату дочери. — Наташенька, я ухожу.

— Ты надолго, мамочка? — Наташа делала уроки за столом и теперь обернулась к матери.

— Нет-нет! Провожу дядю Толю и тут же вернусь.

Марина уже захлопнула за собой дверь, как навстречу ей из лифта — пожилая женщина, доставщица телеграмм.

Олег торопил события. Не было такого дня, чтобы он не прислал телеграммы, одна другой трогательнее. Доставщики уже знали Марину в лицо, и она их.

— Вам опять «срочная», — сказала женщина, протягивая ей бумагу, сложенную голубой полосой наружу.

— А, спасибо!

Марина огрызком карандаша, который предложила ей доставщица, расписалась в потрепанной книжке, сунула в карман плаща сложенную вдвое бумажку, и, опережая женщину, они побежали вниз.

Было не очень поздно, и огни на улицах еще не горели. На углу возле нового кинотеатра постояли, пропуская автобус, и, переждав, перешли на другую сторону Песчаной. Они очутились в парке. Парк был старый, неухоженный. Липы еще не распустились, но трава уже зеленела и вовсю пахло весной.

Марина решила первой начать объяснение.

— Толик! — сказал она, беря его под руку. — Я хочу тебя попросить об одном одолжении. Могу я на тебя положиться?

— Да!

— Прошу тебя, не звони мне больше, не встречай меня у метро и вообще забудь меня.

— Почему?

— Так надо.

— Но для этого должна быть причина!

— Да. Ко мне приезжают родственники.

— Надолго?

— Надолго.

— Ну, хорошо. Летом я уеду на практику. Но до каникул еще много времени. Теперь тепло. Мы можем встречаться где угодно. Я знаю чудное место в Жаворонках! Будем ездить за город.

— Нет, нет!

— Значит, разлюбила?

— При чем тут разлюбила?

— Тогда говори все прямо! — Анатолий остановился, пристально поглядел на нее.

— Ну, хорошо! — Марина разом переменилась. — Я встретила человека, который… ну, как это говорится, предлагает мне руку и сердце.

— О! — рассмеялся Анатолий. — Да мужики все предлагают руку и сердце! Пока обхаживают.

— Но ты вот не предлагаешь?

— Просто, я порядочный, потому и не вру.

— Ну нет! — Марина потупила взгляд. — Это товарищ моего мужа. Я знаю его давно. Он хороший человек.

Студент молчал. Они стояли в стороне от дорожки. Под старой липой. Фонарей тут не было, и Марина не видела его лица.

— Мне не хочется расставаться с тобой, — продолжала она. — Но я о себе не думаю, я думаю о Наташе. Для нее лучше, если у меня будет семья. Пойми меня! Я не говорю — ради любви ко мне. Но хотя бы ради уважения, прошу, не преследуй, не ищи встреч. Ладно?

— Попробую.

— Я хочу, чтобы мы расстались друзьями.

Он молча пожал ее руку и шагнул на дорожку. Марина бросилась за ним, обняла сзади, поцеловала. Анатолий не ответил на ее поцелуй. Едва Марина сняла руки с его плеч, он скрылся в темноте.

Постояв, Марина не спеша побрела домой. В кино окончился сеанс, на аллеях парка то и дело встречались парочки. Парни и девушки шли, взявшись за руки, они смеялись, им было весело.

В лифте Марина вспомнила про телеграмму.

«Вылетаю пятого, — прочитала она. — Рейс сто тринадцатый. Прибытие Внуково семнадцать тридцать. Обнимаю».

Марина машинально скомкала бланк и сунула его в карман.

17

Она поехала на аэродром одна, без Наташи. Присутствие дочери, которая за последний год очень вытянулась и стала настоящей девицей, по ее мысли, могло произвести нехорошее впечатление на будущего супруга.

До прибытия самолета оставалось не менее четверти часа. От нечего делать Марина бродила в сквере, разбитом перед зданием аэровокзала. Было тепло по-летнему, и она с огорчением подумала о том, что напрасно надела плащ. Надо было ехать в пуховой кофте и черной юбке, выглядела бы моложе и изящнее.

На клумбах, прибранных