Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский

сразу, они пошли по кладям в сумерки рыбацкого стана. Игорь с отцом шли впереди, Павлик сзади. На Павлика вдруг столько навалилось всякого, что он и думать ни о чем не мог. Просто шел и улыбался, глядя на этот раз под ноги. Он отстал от них на несколько шагов и скоро, прибавив шаг, нечаянно наткнулся в полутьме на отца. Отец стоял у ларька один.

— А где Игорь?

— Уже заскучал? Сейчас явится твой Игорь… Совсем от рук отбился, мимо ларька спокойно пройти не может.

Игорь и вправду скоро явился и стал уговаривать отца выпить по стакану за встречу.

— Ну что ты с ножом к горлу? Может, я не хочу.

— Ну пойми ты, неловко. Тете Поле уже сказал. Мы с тобой слегка… Совсем трошки, как здесь говорят.

Отец не сдавался.

— Ну зайдем. Я ведь это из самых гуманных соображений. — Павлику странно было слушать эти слова от человека в замызганной стеганке. — Горит наша Поля, план поможем выполнить…

— Ого какой ты стал! — присвистнул отец. И тоже несерьезно: — Разбаловался тут, на воле-то…

— Без родительского доглядца, как говорят местные бородачи.

— Вот именно! И не след тебе забывать, что…

В это время из темноты с карманным фонариком явилась тетя Поля, достала из кармана кофты ключ и принялась отпирать увесистый замок.

— Ох и не вовремя приехали вы, Александр Сергеевич, то ли дело в путину! Было на что посмотреть. Только и поспевали селедку сдавать. Молодежь из Шаранова, с рыбозавода, мобилизовали на пункт, едва принимать управлялись…

— И у вас очередь до Сулины выстроилась, — вставил Игорь.

— Да у меня что, просят — наливаю, мое дело служебное, поставили за прилавок — стою… Ах, что было во время путины! А сейчас что? Глухо. Даже селедочкой в Шаранове, поди, не угостили?

— Ну это пустяки, у вас тут и без нее замечательно! — поспешил заверить ее отец.

— Вот не замечала, — вздохнула тетя Поля. — Что, например? По мне, дыра дырой наше место…

— Ну что вы, что вы! — запротестовал было отец.

— А что здесь хорошего?

Отец даже растерялся от этого вопроса.

— Как что — а люди? А природа? А эти клади, мосты и ерики? Ничего подобного нигде не видел!

Тетя Поля криво усмехнулась.

— Не знаю, не знаю… Что бы вы сказали, пожив здесь с месяц?

— То же самое! — горячо произнес отец, и эта горячность не очень понравилась Павлику.

— А вы у Игоря спросите, у сынка своего. Он-то кое-что знает…

— Как же, спрошу, сегодня же спрошу, — заверил ее отец.

Тетя Поля отперла замок, опустила массивный засов и вошла в темный ларек. Отец ринулся было за ней, но Игорь удержал его:

— Не торопись.

Когда в ларьке вспыхнул свет, Игорь тронул отца за локоть, и они вошли, а за ними еще пяток рыбаков. И здесь отец обернулся и увидел Павлика, сиротливо топтавшегося у порога.

— А вам, уважаемый Павел Александрович, не будет скучно среди хронических алкоголиков?

Павлик резко повернулся, показал им спину и тут же пожалел: отец, наверно, пошутил, а он и обиделся. Глупо. И все же отец не прав: к чему такие шутки?.. Ах, отец, отец! Ну разве скажешь по сегодняшнему дню, что такой уж он тонкий, как все говорят, человек? Тут такая радость, а он…

Павлик постоял немного в сторонке, потом приблизился к ларьку: может, войти? Он остановился у порога и услышал голос отца:

— Пожалуйста, по два стаканчика.

— Ого, я вижу, ты уже акклиматизировался здесь, — сказал Игорь.

— А ты как думал? Я на фелюге не терял времени…

— Зачем брата выставил? — спросил вдруг Игорь (и Павлик твердо решил не входить в ларек). — Ведь обиделся, наверно?

— В его годы пора понимать юмор… Не знаю просто, что с ним делается, весь из контрастов: то младенец, то мудрец… Ну, валяй рассказывай, что и как…

Через час, уже в полной темноте, Павлик, сидевший неподалеку от ларька, услышал, как они выходят.

— Где же Павлик? — спросил Игорь.

— Забился куда-нибудь в угол — переживает… Ну проводи меня до отеля, а то темно. Как в преисподней.

Немного переждав, Павлик пошел за ними.

У дома для приезжих Игорь обернулся и увидел брата.

— Ты чего в дом не идешь? — спросил он. — Жив? Думал, комары от тебя ничего не оставили.

— Ну да, — глухо сказал Павлик.

— Пока, — бросил Игорь, — спокойной ночи! Через день встретимся, — донеслось уже из темноты.

— Куда-нибудь уезжает? — отчужденно спросил Павлик, подходя к отцу.

Они поднялись на крылечко.

— В Шараново ему нужно, за крючками.

— А-а, — протянул Павлик, а сам подумал: что за крючки?

Навстречу к ним вышла тетя Кланя.

— Заходите, пожалуйста, заходите. Как вам понравится, не знаю. Лучшего покамест нету. В отрыве живем…

Это было огромное, гулкое, как казарма, помещение с десятком коек, двумя столбами посередине и большим самодельным столом. На стене висела гигантская картина, изображавшая кораблекрушение: гневно кипящие волны в нестерпимом блеске молний, накренившееся парусное судно и тучи…

— Культурно живете, — сказал отец, — такие полотна! Чистая Третьяковка!

— Да, да, не говорите, с картиной нам очень повезло. Раньше она висела в клубе, да клуб поставили без фундамента, в весну он похилился и пополз. Вот и досталось нам это живописание, да потом, когда новый клуб отстроят, заберут. Тут у нас между рыбаками цельная драчка из-за нее случилась, все хотели к себе перетащить. Особо Емелька Унгаров усердствовал. У меня, — говорит, — звено вон какое, двенадцать человек, и флот свой есть — фелюга, да вы на ней из Шаранова приехали. Мне картину подайте. А другие звенья, хоть и работают по двое да по трое душ, — уперлись: «На каком таком основании? Вы там ее папиросками прожжете — столько курильщиков, как только хату до сих пор не спалили, или бабайкой ненароком заденете…»

— А что такое бабайка? — спросил Павлик, опять услышавший это слово.

— Не знаете? — к нему повернулось нестарое, но морщинистое, по-старушечьи темноватое лицо. — Это… это весло большое, на кочете пеньковая петля, в петлю бабайка просовывается.

— А что такое кочет?

— Ну вроде пальца железного. В борт вбивается. Вместо уключин, что ли… Так вот еле оборонили мы это художество. Труда на него сколько положено, и море-то какое!

Отец прошел в глубь комнаты и увидел чемоданы на койках, стоявших у окна.

— Эти наши койки?

— Да. Я белье сменила. Пожалуйста. А вы по какому делу к нам? Тоже, поди, научники…

— Нет, — сказал отец, — я художник, хочу поработать здесь несколько недель. Уж очень у вас необычно, антураж своеобразный, и рыбаки страшно колоритные…

Тетя Кланя напряглась, сморщила лоб, приоткрыла рот, а