Том 1. Страна счастливых - Ян Леопольдович Ларри

— баста.

Мы дышим песнею одной,

Безусые энтузиасты

Республики своей родной

Широко открытыми, застывшими в бронзе глазами глядел перед собой Владимир Луговской, опираясь на мужественные ритмы:

До утренних звезд вырастаю я,

до утренних звезд нашего свода:

Доброго утра всем друзьям,

доброго утра всем народам.

Перекликаются радиостанции

через эфир, волнами проторенный,

Солнце взлетает, медью волос звеня,

цокает ритм танца —

это идет история

бронзовым шагом коня.

Из ниш глядели Михаил Светлов, Э. Багрицкий, Тихонов, Семен Кирсанов, Михаил Голодный, И. Сельвинский, Безыменский, А. Жаров, Демьян Бедный, Виссарион Саянов и десятки других поэтов.

— Вот пламенные певцы той изумительной эпохи! — сказал Павел. — Их произведения сейчас почти забыты, но имена их будут жить вместе с нами. Они боролись плечо в плечо с рабочим классом за утверждение социализма, и этим они велики. Они дороги нам… Пусть поэты наших дней искуснее их. Пусть наша поэзия выше старой поэзии. Мы не забудем ни одного из поэтов той эпохи.

— Какое было потрясающее время! — взволнованно продолжал Павел. — Какие были изумительные люди! Они, эти веселые, неунывающие поэты, жили одними радостями и одними печалями с партией, с рабочим классом. Когда стране угрожала опасность, они бросали перья и брались за оружье. Когда Советы напрягали все силы, чтобы сдвинуть с рабских темпов производительность страны, они опускались с песнями в шахты, шли в цехи, в колхозы, в рудники, на стройку, и бодрые песни начинали звенеть по стране. Да, этим они были велики.

Экскурсанты вошли в Зал литераторов.

Максим Горький, Леонид Леонов, Юрий Олеша, Виктор Шкловский, Бруно Ясенский, Константин Федин, А. Фадеев, М. Шолохов, Михаил Карпов, Горбунов, А. Бабель и сотни других писателей реконструктивного периода стояли здесь, беседуя с веками.

Осмотр музея затянулся. Чувствуя голод, Павел спросил:

— Ну, как, ребята? Может быть, мы сделаем перерыв?.. Я предложил бы съездить в новую Москву пообедать. Кто против?

— Но мы еще вернемся сюда?

— Конечно. Так как же?

— Обедать!

— Перерыв!

Через полчаса экскурсия влетела в светлые и радостные кварталы новой Москвы.

* * *

Вечером Павел и Кира провожали ребят, которые направлялись в Ленинград. Когда самолет опустился на площадку аэровокзала, будущий ученый встал и сказал:

— От имени группы киевлян выражаю вам, товарищи, благодарность за ваши объяснения. Если мы можем быть для вас полезными, не забудьте наш адрес: Киев, 14 городок. Группа Б-37.

— Прекрасно! — улыбнулась Кира, потом, взглянув на Павла, повернулась к ребятам. — Меня зовут Кира Молибден. Мой адрес: СССР, Клуб энергетиков. Если я могу быть для вас полезной, к вашим услугам.

Пятьдесят карандашей забегали по пятидесяти блокнотам школьников.

— Мой адрес, — сказал Павел, — СССР, Звездный клуб. Меня зовут Павел Стельмах.

Пятьдесят карандашей дрогнули в руках ребят, пятьдесят пар изумленных глаз остановились на лице Павла с восхищением, и пятьдесят глоток огласили площадку аэровокзала нестройным криком.

— Ты?.. Тот самый? — спросил будущий ученый.

— Тот самый! — рассмеялся Павел.

Точно сговорившись, ребята бросились к Павлу и стали кружить его.

— Павел, ур-р-ра!

— Ур-ра-ра.

— Пощадите! — взмолился Павел.

Они долго бы еще тормошили Павла, если бы самолет в это время не подал сигнал к отправке.

Ребята кинулись в кабины. Заняв места, они кричали что-то через иллюминаторы, размахивая шляпами и шарфами.

Самолет сорвался с места и ринулся в вечернее, осыпанное звездами небо.

— Я, кажется, буду забыта! — полушутя сказала Кира.

— Но, уж я-то не забуду ребят! — проговорил Павел.

— Знаменитость обязана страдать, — рассмеялась Кира;

— Это биология или социология?

— Традиции, Павел, традиции!

— Я уважаю из старых традиций — одну: склонность людей ужинать в это время…

— И я не вижу причины к тому, чтобы мы поступили сегодня вопреки старым традициям…

* * *

Спустя некоторое время они мчались в авто по тихим проспектам Москвы.

Ветер свистел в ушах. Звезды заливали небо. В облаках плясала луна. Сады бросались под колеса машины.

Кира смеялась счастливым смехом. Ветер, хлещущий в лицо, шум мотора, звездное, опрокинутое небо и теплое плечо Павла вызывали в ней приступы смеха.

— Павел, Павел! — сквозь смех проговорила Кира.

Он по-мальчишески сдернул шляпу с головы и, размахивая ею, запел, управляя авто одной рукой.

— Павел! Павел!

Ветер гнался сзади, бросался с боков, летел рядом, насвистывал:

— Павел, Павел!

Навстречу грянула музыка репродуктора. Пламя огней залило светом машину.

— Стоп! — вскричали одновременно Кира и Павел.

Смеясь, они выскочили из автомобиля, укрепили над карбюратором дощечку с надписью «Занято» и по широкой лестнице вбежали в вестибюль.

Сквозь стеклянные двери были видны столы, покрытые белоснежными скатертями. Зеленые айланты протягивали к прозрачному куполу пышные ветви. Неуклюжие телевоксы бродили меж столов, за которыми сидели люди. Казалось, весь зал, все обеденные столики были заняты.

— Не подняться ли нам этажом выше? — предложил Павел.

— Нет, нет! — запротестовала Кира. — Один столик найдется.

Они толкнули дверь, и шум голосов, музыка, смех и крики вырвались в вестибюль…

— Видишь, как здесь весело!

— Да… Но столов свободных как будто нет!

Они остановились, оглядываясь по сторонам.

Свободных мест не было.

— Ну, все… Я говорил! — заворчал Павел.

Они направились к выходу, но в это время с разных концов зала закричали:

— Алло, алло! Здесь освобождается столик.

Несколько человек поднялись из-за столов, предлагая место.

— Ну, вот… Я ведь говорила.

Они направились к свободному столу. Павел взял меню, но, взглянув на него, поморщился и положил обратно:

— Сплошная химия! Таблетки, капсюли, какие-то порошки и мази. Что за издевательство над человеческим желудком[20].

— Может быть, ты? — обратился он к Кире.

— Нет, нет! — закричала Кира. — Я еще не так стара.

Сидевший спиною к ним человек повернулся и, улыбаясь, сказал:

— Напрасное предубеждение! Я с десяти лет пользуюсь новой кухней, но кто скажет, что я стар или же плохо выгляжу?

— Ого! — дурачась ответила Кира. — Если бы новая кухня вздумала рекламировать свои мази, тебя следовало поместить на плакат… Знаешь, такие плакаты были раньше… Один из них я видела сегодня в старой Москве. Апоплексический дядя держит кружку с алкоголем и говорит: «Я пью пиво „Новой Баварии“, я всегда здоров».

Павел позвонил.

— А тебя, — засмеялась Кира, — следовало бы изобразить с надписью: «Посыпайте порошком языки, смазывайте десна питательной мазью. Я нахожу в этом удовольствие».

— В таком случае, — рассмеялся сосед, — я предложил бы…

— Не хочу! Не хочу слушать… Я есть хочу… Звонил?

— Уже!

К столу развинченной походкой подошел телевокс. Павел достал из его кармана меню и громко прочитал:

— 1. Суфле. А какое суфле, неизвестно. Очень подозрительно.

— Пропустить суфле! — сказала Кира.

— 2. Шницель