Михаил Костин - Корж идет по следу

— Может быть, я ошибся. Ладно, пусть Лозинский, Когда и откуда он появился у вас?

— Я, пожалуй, возьму личное дело. Голова, знаете, не синагога. — Он вышел в соседнюю комнату, принес тоненькую папку и подал ее Коржу. — Вот, тут все как на ладони.

Коржа больше всего интересовала дата поступления. Он посмотрел ее и подсчитал. Между поимкой парашютистов и появлением Лозинского в артели был промежуток в шесть дней. «Вполне достаточно, чтобы добраться до города, обосноваться здесь и поступить на работу, — подумал Корж. — Но у него, значит, была здесь явка или какое-то знакомство, раз он так быстро встал на квартиру. Интересно…»

Родом Лозинский был из Винницы и до самой эвакуации проживал там. Беспартийный. Родственников не имеет. Да, в Винницу запроса не пошлешь — там немцы. Скорей всего они-то и снабдили его паспортом, убив настоящего сапожника Лозинского.

— Дайте мне его домашний адрес, — попросил Корж председателя.

Тот написал.

— Заявление, написанное рукой Лозинского, я возьму на время с собой. Вы ничего не имеете против?

— Пожалуйста. Но скажите, в чем дело? Как-никак, а честь предприятия…

— Не волнуйтесь. Просто мы кое в чем подозреваем его и хотим проверить. Может оказаться, что он и не виноват совсем.

— Ага, так…

— Но я попрошу вас наш разговор держать в секрете. Сами понимаете…

— Конечно, конечно. — поспешно согласился председатель.

В этот вечер Грачев принес интересное сообщение. Оказывается, Сонька Долгова разыскала старика Быхина на пристани и имела с ним непродолжительный разговор. О чем они говорили — лейтенант не знал, но Корж догадывался. Он предупредил Грачева:

— Завтра вы снова возьмите старика под наблюдение. И готовьтесь сопровождать его до станции Р. Ночью примете участие по захвату Воронкова.

— Конец?

— Да, довольно они погуляли.

— А шеф?

— Найден и он.

Сержант Герасимова подтвердила слова Грачева насчет встречи Соньки с Быхиным. И ей больше повезло. Она сумела подойти настолько близко, что слышала обрывки разговора. Речь шла о каких-то туфлях, которые завтра нужно отвезти. А вот куда отвезти — она не поняла.

— Ничего, — успокоил ее Корж. — Я знаю. Завтра старик еще раз встретится с Долговой. Вы продолжайте наблюдение за ней, но вечером в сквер не приходите, меня не будет в городе. Как, надоело вам, наверное, целыми днями торчать на базаре?

— Что ж поделаешь!

— Потерпите еще день.

— Хоть десять…

Корж вернулся в Управление и вызвал сержанта Перлову.

— Получили рацию?

— Получила.

— Проверили?

— Да.

— Завтра выезжаем. Из Управления никуда не отлучаться.

— Слушаюсь.

Алексей Петрович достал из стола план усадьбы Афанасия Егорова, долго смотрел на него, мысленно подбирая к каждому посту на операции надежного работника. Отобрал четверых и по телефону вызвал к себе.

— С завтрашнего дня приказываю перейти на казарменное положение. Из Управления — ни на шаг. Утром зайдите на склад и получите автоматы. Подробные инструкции — на оперативной летучке.

Оставшись один, Корж перебрал в памяти, все ли он подготовил, все ли предусмотрел. Все. Собственно, предыдущая работа и была подготовкой. Сейчас требовалось собрать в кулак и расставить силы для последнего удара. Он сделал это.

Нищий задержан

Погода резко изменилась.

Поднявшийся с ночи западный ветер затянул все небо серыми, рваными хлопьями туч. Изредка сеял мелкий, по-осеннему надоедливый дождь. Сразу вдруг похолодало, и Алексей Петрович был вынужден надеть плащ.

Параллельно с Герасимовой он повел наблюдение за Долговой от самого дома.

Сегодня она вышла позже обычного на целых два часа и отправилась прямо к сапожнику.

Корж, заранее подыскавший выгодное для наблюдения место, видел, как она передала ему пару дамских туфель и стала терпеливо ждать, кутаясь от дождя в платок.

Сапожник деловито осмотрел туфли, затем быстро окинул взглядом пространство перед будкой. Что-то сказал, и Сонька, подвинувшись вместе с табуреткой, заслонила его от посторонних взглядов. Через пятнадцать минут «ремонт» был произведен, и Сонька забрала туфли.

Корж шел за ней следом на почтительном расстоянии. Он несколько раз зорко просматривал тротуары по обеим сторонам улицы, по одному перебирал прохожих, идущих в том же направлении, что и он. Герасимову он распознал бы по фигуре — стройной и не по-девичьи высокой, но ее нигде не было видно.

И все-таки она была рядом, зорко следила за подопечной, даже видела, может быть, и своего начальника. «Молодец, — мысленно похвалил Герасимову Корж. — Умеет маскироваться».

Сонька не прошла в торговые ряды. У них, видимо, заранее было обусловлено место встречи, и она прямиком направилась на задворки рынка.

Старик уже ждал. Он сидел на дровяном обрубке под навесом, где рыночные дворники складывали метлы, лопаты, совки.

Ничего не изменилось в Быхине. Костюм все тот же, в котором он явился в город, все та же суковатая палка и тощая котомка, вытертая и заляпанная пятнами грязи; на веревке, перепоясывавшей его тщедушную фигуру, болталась большая жестяная кружка. Корж невольно усмехнулся: «Раньше нищие вериги на шее таскали — тяжело и неудобно. А сейчас легко и удобно — кружка. И грошики в нее, и чаек из нее».

Сонька молча передала старику сверток и тут же ушла.

Быхин запрятал его на самое дно котомки, закинул ее за плечи и, не спеша, постукивая палкой, побрел с базара. По пути зашел в ряды, купил на дорогу пару пирожков.

«Все, — подумал Корж, идя следом. — Почтальон отправился в путь…»

Впереди мелькнула знакомая фигура Грачева. Корж прибавил шаг. Поровнявшись с лейтенантом, легонько толкнул его плечом. Тот оглянулся, приподнял фуражку, заговорил, будто при встрече с знакомым.

— А, приветствую вас, — и протянул руку.

— Ну, как жизнь? — рассмеялся Корж, включаясь в предложению форму разговора.

— Да ведь что, идет полегоньку. Вот в командировку еду. В три часа поезд уходит…

Корж посмотрел на часы. Было ровно час.

— Я тоже тороплюсь в одно место, но у меня запас есть — целых два часа.

— Запас карман не тянет, а все же лучше явиться на полчаса раньше, чем опоздать хоть на полминуты.

— Не опоздаю. Ну, бывай здоров!..

— Всего!..

Корж сел в трамвай и через несколько минут был в Управлении.

— Вас спрашивал начальник, — сообщил секретарь отдела.

Корж даже не зашел к себе в кабинет. Новиков встретил нетерпеливым вопросом:

— Ну, как дела?

— Сейчас пошла последняя почта от Оливареса Воронкову. Почтальона до места сопровождает лейтенант Грачев.

— Быхин поехал?

— Он. Я с группой выезжаю немедленно. Нужно опередить поезд.

— Кто с вами?

— Трое оперативных работников, радист Перлова и шифровальщик.

— Не мало?

— Я рассчитал. Поможет и Грачев.

— Хорошо. А с Оливаресом как решили?

— Я прошу не трогать его до нашего возвращения. Наблюдение за ним установлено надежное, и он никуда не уйдет. Я не знаю, с чем обратно пошлет Воронков отца к нему.

— Ладно. Я полагаюсь на вас. Действуйте, Алексей Петрович. Желаю удачи!

Они крепко пожали друг другу руки.

Оперативная группа выехала на двух машинах.

Дождь зарядил, видимо, всерьез и сыпал, словно из сита, не переставая. Шоссе блестело черной глянцевитой поверхностью. В выбоинах накапливались лужи.

Корж спросил шофера:

— Не посадит нас этот неосенний мелкий дождичек где-нибудь на проселочных дорогах?

— Нет, — успокоил шофер. — В тех краях песок, и дождь нам только на руку. Мокрая песчаная дорога плотней, по ней гонишь, как по асфальту.

Быхин на всякий случай взял билет. Нищий, нищим, а нарвешься на несговорчивого кондуктора и, чего доброго, высадят на полпути. К сроку не успеешь, и тогда на старости лет родной же сынок голову оторвет.

Поезд набирал скорость.

Посадочная суета и неразбериха постепенно улеглась.

Присев в уголке на чей-то увесистый чемодан, опутанный веревками, Быхин не торопясь сжевал пирожки, покрестился и отвязал от пояса кружку. Пробираясь между мешков, узлов и корзинок, наваленных в проходе, дребезжащим тенорком затянул:

— Страждущему и неимущему… Христа ради…

Дородная, пожилая молочница, восседавшая на бидонах, слазила куда-то за пазуху и со звоном бросила в кружку двугривенный. Быхин покосился, сказал положенное «Спаси Христос», а про себя подумал: «Корова толстомордая! Ну-ко, отвалила! А за молоко на базаре старается, небось, побольше содрать…»

В деньгах он не нуждался, в котомке за спиной лежало еще более двух тысяч из Лешкиных, но, протягивая руку, он делал критическую оценку каждому подаянию.