Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

нет… Просто в беседе с товарищами я посоветовал временно приостановить… Вот и все.

— Почему? На каком основании?

— Во-первых, мне отвратительна эта бойня с вертолетов, во-вторых, без волков страдают олени.

— Ах, олени! — передразнил Логинов. — Скажите, пожалуйста.

— Волки играют в природе роль санитаров, — эрудированно объяснил Мечов. — Уничтожая слабые или больные особи, они способствуют росту популяции. Спроси хоть канадца этого, Дина… В прошлом году канадское правительство специально завезло в тундру шестьсот волков.

— Следишь, вижу, за литературой.

— А что? Слежу.

— Тогда, может, ответишь мне, почему вместо того, чтоб оздоровлять, — произнес по складам Логинов, — дикие стада, спасенные тобой волки начали вовсю резать домашний скот?

— В самом деле?

— Я тебя очень серьезно прошу, Андрей Петрович, — доверительно снизил тон Логинов. — Не лезь не в свое дело. У тебя и своих трабло[3] до сих, — показал он себе на горло. — Не подменяй существующие органы, к которым ты не имеешь никакого отношения.

— Не помню, чтобы подписывал подобный приказ.

— Этого еще не хватало! Пойми, что даже слово твое может многое значить для людей. И не потому, что ты такой умный. Совсем не потому. Оно опирается на авторитет должности. Тебе дана власть, большая власть, но, тем не менее, с очень четко обозначенными границами.

— Я либо с самого начала плохо тебя понял, Владлен Васильевич, либо ты проявляешь, прости, непоследовательность. Ты говорил мне об экологии?

— Говорил.

— Принял мою программу?

— Принял… В общих чертах.

— В общих! А конкретно, как только дело дошло до волков, идешь на попятный? Но ведь волки — это случайность. Почему не песцы? Не собаки?

— Постарайся меня понять, Андрей Петрович. Комбинат стоит на пороге новой невиданной реконструкции, нового взлета. За это целиком несем ответственность мы с тобой. В более узком смысле — ты. Тебе, в частности, поручена разработка плана перспективного развития. С учетом, как требует от нас законодательство, экологической стабильности. Короче говоря, в своих планах мы должны исходить из того, что окружающая среда не должна нести урона от хозяйственной деятельности. Так?

— В идеале, который недостижим, так.

— Вот и превосходно. Впредь прошу тебя не выходить в своих действиях за указанные рамки… О том, полезны волки для человечества или вредны, ведут дискуссии специалисты. Если желаешь, можешь и ты высказать свое мнение в печати. Мнение свое личное, а не замдиректора комбината Мечова. Договорились?

— Это все?

— Пока все.

— По плану у тебя вопросов нет?

— Есть, как ни странно, и много. Но это особь статья.

— Можно подумать, что история с волками выпела тебя из равновесия, — приободрился Мечов. — Тоже мне горе! Я так уверен, что волки и для домашнего поголовья полезны. На больного оленя у них око наметано. А пастухам я бы посоветовал стеречь получше, вот что… Извини, но мне не нравится, когда из мухи делают слона. Капля, мир… К чему все это?

— К тому, Андрей Петрович, что из всех человеческих испытаний самое беспощадное это испытание властью. Между нами скажу, что выдерживают его очень и очень немногие. Мне хочется, чтобы ты оказался в их числе. Говорю это, как друг. Попробуй заглянуть в себя, пересмотри систему устоявшихся ценностей.

— Последнее время, Владлен Васильевич, меня только и делают, что учат.

— Может, недаром? К двадцатому мне нужен не только технически обусловленный документ, но и человек, способный провести его в жизнь, — Логинов выплеснул остывший чай в фикус и первым поднялся из-за стола. — Ты на работу сейчас?

— Куда же еще?

— Тогда поехали, хватит лясы точить.

— Кусов на пенсию не собирается? — с невинным видом поинтересовался Мечов, надевая в прихожей плащ.

— Пусть тебя это не волнует, — замкнувшись в лице, отрезал Логинов. — Когда пойдет, тогда пойдет. Он человек заслуженный и много претерпевший. Оставь его в покое, по-дружески прошу.

— Я? Его?! — Андрей изумленно раскрыл глаза. — Меня бы кто в покое оставил.

— Нечего казанской сиротой прикидываться. Не лучше ль, как сказано в бессмертной басне, на себя, кума, оборотиться? С цемзаводом ты сам виноват, подставился.

— Отдаешь на съедение?

— Напоминаю, что нужно советоваться, предварительно. Особенно, когда дело касается крупных объектов.

— Значит, берешь сторону Валюжного?

— В этом вопросе, безусловно.

— Кусов уже знает твое мнение?

— Пока нет… Кстати, Андрей Петрович, дать себя переубедить отнюдь не значит потерять лицо. Напротив. Советую использовать шанс и наладить с Кусовым отношения. Нам всем еще долго, надеюсь, придется работать вместе, — Логинов отомкнул замок и крикнул жене. — Уходим, Веруша, скоро не жди.

БУРОВАЯ

Июля двадцать пятого дня, как и положено по календарю, солнце впервые нырнуло за горизонт. С белоночьем в тундру, где на озерах так и не стаял до конца лед, пришла осень. Взыграл своенравный восточный ветер, раздувая жар, обметавших небосклон закатных перьев, дохнул холодком дальних кочевий. И враз поредели комариные тучи. Затрепетали жалко неброские смолевки и поздние лютики. Утки-морянки, гагары и прочие транзитные водоплавающие встретили первую зорю протяжным кличем. А после время, словно под уклон, покатилось. Белые мухи по утрам замелькали. Напитались жидкой синькой блеклые сумерки. Вертолет, на котором Мечов с Лосевым вылетели из Мессояхи, шел на одной линии с солнцем, насквозь пронзавшим незащищенные светофильтрами прямоугольнички окон. Даже здесь, в золотой высоте, оно выглядело багровым, как на закате. «МИ-8» опускался прямо в ночь, точнее, в полуночную сыворотку, когда зелень кажется серой и, как степные курганы, неясно темнеют усеченные сопки мерзлотных бугров.

Вызванный по радио вездеход уже помигивал противотуманными фарами. Раздутые баллоны повышенной проходимости и округлый фургон делали его похожим на дирижабль. Под колесами блестела грязь, а в воздухе плавал мелкий сухой песок, взбаламученный затихающими винтами.

В распахнутую дверцу просочилась сырая прохлада. Неуемная