Олесь Гончар - Повести и рассказы

Ее глаза потускнели, словно туманом их застлало.

— Мы думали, что тебя убили! — воскликнул Серга. — Вот паникеры!

Девушка вяло улыбнулась.

— Пусть… хоть силуэт оставила на стене… Родной школе на память.

На следующий день Ильевского допрашивали последним. С допроса он возвратился крайне возмущенным. Его детские губы мелко дрожали. Не обращая внимания на часового, который смотрел от двери на арестованных будто в пустоту, Ильевский набросился на товарищей.

— Вы зачем меня грязью обливаете? — сердито закричал он.

Товарищи удивленно переглянулись, словно ничего не понимая.

— В чем дело, Сережа?

— Я вас спрашиваю, зачем вы грязь на меня льете? — Сережка чуть не плакал от возмущения. — Мне все известно!.. Мне следователь показал ваши пасквили!.. Чем я провинился?.. Я делал все, что мог!..

Ляле стало нестерпимо жаль Сережку. Он стоял перед ними худощавый, возмущенный, страшно обиженный. Судорожно стискивал тонкими пальцами ремешок на глубоко запавшем животе.

— Сережа, сядь, — тихо попросила Ляля. — Так нужно, Сережа.

— Зачем мне это нужно? Зачем? У меня тоже мама, сестра. — Голос Сережки дрогнул. — Я не хочу, чтобы они… Чтобы когда наши придут…

— Сереженька, нужно… Нужно, чтобы ты остался… хоть один…

— Почему я? — вскипел парень.

— Не кричи.

— Почему именно я? Почему не ты? Почему не Ленька? Почему не Борис? Почему не другой?

— Про них не поверят.

— Не поверят? А про меня поверят? На Ильевского лей, что хочешь, и все поверят!..

— Я не то хотела сказать…

— Замолчи! После этого… После этого ты мне не друг!

Ильевский отвернулся к стене, чтобы скрыть от товарищей слезы.

— Сережа… Мальчик ты наш…

— Не хочу с тобой разговаривать. Не обращайся ко мне!

— Мы не из жалости, тезка, — сказал Сапига, сочувственно глядя на понурившегося Ильевского. — Это нужно, и мы все вместе решили…

— А что обо мне подумают? — накинулся на него Сережка.

— Кто?

— Как кто? Наши!

Сапига не знал, что ответить.

— Сядь, Сережка, — сказал Пузанов, беря Ильевского за руку. — Успокойся, дружище.

Сережка сел.

— Мы не тебя одного, — утешала Ляля. — В последний момент, когда все уже будет окончательно видно, мы… все, возможно, набросимся на них… Задержим на какой-то миг, а тем временем, у кого сил побольше, будет бежать… Может, Ленька…

— Сравнила! — сердито поднял голову Ильевский. — Значит, тогда — кто покрепче, а сейчас — кто послабее? Так получается? А может быть, я тоже… покрепче?!

Все невольно улыбнулись. Сережка сердито засопел. Потом и сам вдруг просиял, улыбнулся.

— Все равно они вам не поверят, — убежденно заверил он. — Капитан сказал, что большевизм у меня в крови!..

На ночь арестованных отвозили в тюрьму и разводили по камерам. В мужских камерах было полно узников, попавших в руки немцев по разным подозрениям.

Борис попросился в одну камеру с Валентином, но лишь заработал подзатыльник. Их посадили отдельно, с незнакомыми людьми. Разлучили всех.

Ляля сидела в одиночной камере, не догадываясь, что это устроено по протекции подкупленного «Ивана Ивановича». Когда она впервые вошла в эту клетку с зарешеченным окном, на нее дохнуло смрадом и гнилью погреба. Ей показалось, что она не выживет до утра, задохнется от недостатка воздуха. Однако постепенно привыкла, приспособилась, посмотрела на свое жилье глазом аккуратной хозяйки. Нельзя ли его как-нибудь хоть малость приспособить для жизни?

Вытерла тряпочкой влажные, покрытые зеленоватой плесенью стены, сняла паутину под потолком. Потом добилась, чтобы ей дали ведро воды и тряпку. Засучив рукава, подобрав платье, Ляля энергично принялась мыть пол. Работала до сумерек. Утром, пользуясь свободным временем перед казенным завтраком, встала на спинку кровати, дотянулась до окна и носовым платочком начала протирать стекла. Часовой со двора без предупреждения выстрелил в стену у самого окна. От неожиданности Ляля чуть не упала. Через некоторое время, осторожно следя за часовым, она торопливо протерла еще одно стекло. Так наконец она протерла все окно, теперь в камере стало гораздо светлее.

Когда ей передали из дому постель и флакончик с духами, Ляля застелила матрац чистой простыней, а воздух освежила — она всегда охотно пользовалась одеколоном и духами. После этого камера стала несколько уютнее. Ляля оглядела свое тесное жилье, вычищенное и прибранное, и осталась довольна своей работой. Наконец — в чистом.

Она органически не терпела никакой грязи.

Однажды вечером в тюрьму привезли новую партию арестованных и стали размещать по камерам. К Ляле втолкнули одну из жертв. В сумерках трудно было рассмотреть лицо, и Ляля увидела у порога только закутанную голову и коротенькую юбчонку.

— Как тут у вас хорошо, — сказала новенькая, когда часовой запер за нею дверь. — Как славно пахнет! Сиренью! — И приблизилась к Ляле. — Здравствуйте!

Ляля была поражена: такой знакомый голос! Где она его слышала? Приглядевшись поближе, она оторопела от радостного удивления: перед нею стояла босая, раскрасневшаяся Веснянка.

— Откуда ты? Как попала?

Девушка пристально посмотрела на Лялю.

— A-а, это вы? Вы тоже тут?

Ляля засмеялась.

— Почему тоже?

— Да просто так. Вдвоем будет веселее.

Девушка по-хозяйски осмотрела камеру, подошла к кровати, застеленной белой простыней.

— Это вы тут спите? — с уважением спросила она Лялю. — Культурно… А где же мне приткнуться?

Она огляделась по сторонам.

— Уляжемся вдвоем, — сказала Ляля. — Кстати, давайте познакомимся. — Она подала руку. — Ляля…

— Ляля? Как чудно! Будто ребенка…

— А тебя как?

— Угадайте.

— Знаешь, как я тебя мысленно называла?

— А как?

— Веснянкой.

— Ой, как здорово! Так и зовите!

В коридоре ударили в рельс.

— Что это? — удивилась Веснянка.

— Сигнал на сон грядущий.

— А мне не хочется!

— Хочешь не хочешь — ложись. Обязательно.

— Антихристы! — воскликнула Веснянка, снимая платок и раздеваясь, словно она была дома.

Ляля тоже разделась.

— Вы не бойтесь, я чистая, — предупредила девушка Лялю. — У меня ничего такого нету.

Ляля улыбнулась:

— Ну и хорошо.

Дежурный заглянул в «волчок», проверяя, все ли улеглись.

Девчата устроились на жестком матраце, накрылись простыней. Маленькой Лялиной подушки не хватало на двоих, и головы лежали вплотную, одна к другой.

— Это у вас одеколон или духи пахнут? — спросила девочка.

— Духи. — Ляля достала из-под подушки флакон и, открыв, протянула Веснянке. — Правда, замечательно пахнет?

— Ага… Ночной фиалкой… или сиренью…

— Это особенный запах, — сказала Ляля таинственно.

— Где вы их взяли?

— Передача из дома. Мама и тут меня балует.

Ляля, понюхав, плотно закрыла флакон, положила его под голову и легла.

Сверху, сквозь решетку, в камеру глядели высокие звезды.

— Гляньте, Ляля, стекла в окне вроде бы синие?

Ляля вздохнула:

— Это, Веснянка, синяя ночь плывет мимо нас…

— Ой, какая ночь…

Лежали ровно дыша.

— Так за что ты попала, Веснянка?

— За то, что и остальные. Все собралось разом: и то, что от Германии убегала, и то, что куры плохо несутся! Кладовщик наш набрехал в конторе, что я, мол, яички краду, а ему не сдаю. До войны, говорят, куры неслись с утра до вечера, а теперь им как позашивало!

— Саботаж?

— Да выходит так… А почему о себе молчите? Мне тоже хочется знать, за что вы здесь.

— И мы, как и все, — сказала Ляля. — За все разом: и радио слушали, и листовки писали, и… многое другое…

Удивленная Веснянка приподнялась на локте:

— Так вот вы какие? Может, это я ваши листовки читала?

И, близко наклонившись к Ляле, прикоснулась к ее плечу. Ляля стиснула зубы.

— Больно!

— Что это? — ужаснулась девочка. — Вас били?

— Тут всякое бывает, Веснянка. — Ляля вздохнула и умолкла.

— Так вот вы какие, — медленно повторила девушка. — И много ж вас тут?

— О, Веснянка, нас тут целый полк!..

— Полк! — восторженно прошептала девушка, как будто обращаясь к самой себе. — Танковый полк…

— Какой танковый? — удивилась Ляля.

— А тот, что под Полтавой погиб в прошлом году… Это я о нем вспомнила…

— Откуда ты знаешь об этом?

— Слышала… У нас все слышно…

— Постой, ты из какого совхоза? Случайно не из «Жовтня»?

Девушка помолчала, кажется, улыбнулась в темноте.

— Из «Жовтня».

— Ты Любу Ильевскую знаешь?

— Любку еще б не знать!.. Мы с нею дружим. Сейчас она пошла в Полтаву, потому что брата у нее забрали.