Здравствуй, поле! - Николай Николаевич Новосёлов

робкому стуку в дверь: кунашакские гости почему-то не доверяли звонку, Только дядя Шовкат нажмет кнопку и не отпустит, пока в дверях не покажется перепуганное лицо хозяина или хозяйки. А те, что робко стучали, были или незнакомыми, или полузабытыми и прежде, чем войти в квартиру, как пароль, объявляли о своем родстве:

— Это ты Валеев? Моя сестра за Абдуллой Валеевым, твоим двоюродным братом. Здравствуй! Старая Гульфия передает тебе привет.

В коридоре присматривали уголок, чтобы, не стеснив хозяина, сложить там свои мешки, да и сами готовы были обосноваться тут же, потому что без приглашения хозяина успевали мельком заглянуть в комнаты и, приняв к сведению их великолепное убранство, решали, что не стоит обременять дальнейшими заботами городского человека. Фариду битый час требовалось уговаривать, чтобы гости разделись и не развязывали бы мешки с недельным запасом провизии, а садились за хозяйский стол.

В эти встречи Валеев не становился своим человеком, хотя усердно доказывал, что городское благополучие достается инженеру-металлургу куда более беспокойной и знойной работой, чем посевные и уборочные авралы кунашакских механизаторов. Благодарные родичи уезжали, получив после настоятельных просьб вежливое обещание насчет ответного визита.

Инженер не верил в свои обещания, пока не купил автомобиль. И тогда предложенная путевка в дом отдыха представилась ему самым убогим вариантом из всех планов на отпускное лето и без колебаний была отвергнута.

Первое время общения с «Москвичом» было приятно, как медовый месяц. Холеные бока машины могли сравняться только с синью кунашакских озер, память о которых хранилась с далекого детства, а резвостью она не уступила бы пресловутому коню из сомнительных рассказов дяди Шовката. Дядя этот, чаще других и без особых причин наезжавший в город, утверждал, что до коллективизации имел собственного коня (табор цыган на коленях умолял продать скакуна), на котором от Кунашака до Челябинска мог доскакать хорошей рысью ровно за полтора часа… Можно подумать, что у него тогда были и собственные часы. Впрочем, это не самое удивительное, о чем мог рассказать бывалый дядя Шовкат.

Словом, инженер первые дни влюбленно крутился около машины, обхаживал и обкатывал ее более осторожно и внимательно, чем этого требовала инструкция. Каждый день выводил на короткие и восторженные прогулки. При этом благоразумно пристраивался к какому-нибудь самоходному устройству, предназначенному что-то поднимать или укатывать, для которого движение было тяжким наказанием. Охотно следовал за похоронными процессиями. Тогда легкая грусть и всепрощающий взгляд регулировщика на перекрестке настраивали его на философские размышления.

Но очень скоро почувствовал, что десятки неиспытанных лошадиных сил в моторе все больше тяготятся осторожностью хозяина. И вот уже с легкомыслием и самоуверенностью новичка стал он брать многочисленные барьеры в виде запрещающих знаков и светофоров.

Когда проколы в водительском талоне стали угрожающими, он, наконец, переехал городскую черту и на проселочных дорогах познал истинную свободу движения.

Тогда и вспомнил своих деревенских родичей.

Где-то далеко в стороне от Северного шоссе была деревня Сураково. Впрочем, название это ровным счетом ничего ему не говорило. Случайный попутчик не только помог ему отыскать деревню, но и указал дом, владельцами которого были тоже Валеевы.

Инженер не сомневался в том, что попал к родственникам, хотя родство могло оказаться самым отдаленным. Появившейся в воротах пожилой женщине (помнил, с чего начинали его деревенские гости) сразу назвал своих отца, мать, деда и был узнан с удивлением и радостью. Хозяйка (это была жена погибшего на войне дяди) завела его в дом и растерянно объявила, что сыновья и снохи на работе. Расспрашивать она постеснялась, да и думала в тот момент главным образом о том, как угостить гостя, редкого родственника. Выставила на стол крынку молока. Он попил молока. Предложила клубники, собранной утром. Гость не отказался. Тогда она надолго исчезла из дома, и инженер, подождав, наверное, в полной мере мог бы оценить ее гостеприимство, но тут появился дядя Шовкат.

И не один, а с древней Гульфией. О своей прабабке инженер наслышан был довольно, поэтому на ее скупой кивок поклонился с подчеркнутой почтительностью. Выражение же лица дяди говорило о том, что явились они с каким-то срочным делом. И верно: бывалый человек озабоченно потребовал, не откладывая, ехать в Курбаново к старому Искандару, который был (и о нем Валеев был наслышан довольно) родственником, депутатом, исцелителем (главным образом лошадей), гармонистом — и вообще почтенным человеком.

О причине срочной поездки Шовкат почему-то умолчал, и у гостя мелькнуло сомнение, едва ли старой Гульфии приспичило отправляться к Искандару. Она даже не рассмотрела около двора новый «Москвич», а сейчас, казалось, совсем безучастно клала в беззубый рот клубнику. Скорее, у предприимчивого дяди Шовката было что-то свое на уме. Но он притащил с собой старуху, отказать которой было бы святотатством.

Грустное недоумение вернувшейся с покупками хозяйки поколебало инженера, но дядя Шовкат был деятелен и нетерпелив: успел усадить прабабку в машину. Таким образом, бывалый человек оказался первым сураковским пассажиром у инженера и оценил это обстоятельство в полной мере. Пока ехали по деревне, он не пропустил ни одного встречного, чтобы не остановить машину. «Привет, Файзулла! Ну, как живешь! Сено подобрал? Нет? Ай, ай!.. А ко мне приехал племянник. Видишь? Ну ладно, нам некогда…» Просил остановиться около сельмага, где собрался народ, и тоже перекинулся словечком. Стояли около дома председателя. Наконец, дядя Шовкат намекнул, что какие-то Фахретдиновы сегодня зарезали жеребенка и старый Искандар мог бы подождать до завтра, но тут Гульфия подала голос: «Болтливый пес! Мне уже надоело трястись в этом душном стеклянном сундуке, а мы еще не выехали из деревни! Внучек, выкинь его на дорогу!»

После этого дядя Шовкат словно воды в рот набрал, и через час Валеев лихо затормозил около просторного дома почтенного Искандара.

2

Хотя дверца машины была предупредительно открыта, Гульфия не двинулась с места до тех пор, пока на крыльце не появился крупный тучноватый старик. Добротный длинный сюртук на нем был тесен. Тяжело он спускался по ступенькам крыльца. Сзади столпились домочадцы. Старик только скосил на них глаза, и они остались на месте.

Конечно, это был хозяин дома, Искандар. Тут и важная гостья вышла из машины и сделала несколько шагов навстречу.

Искандар растроганно сказал:

— Слава аллаху, ты жива, уважаемая Гульфия, и не забыла мой дом!

Старуха смахнула слезу.

— Привет тебе, почтенный Искандар! Ты разжирел, потому что жрешь свинину. Ты долго не протянешь.

Старик радостно кивал, словно слышал что-то особенно приятное. Взял гостью под руку и повел к дому. Инженера и дядю Шовката он не заметил.

У крыльца