Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин

ценили за ту помощь, которую он частенько оказывал отстающим товарищам.

Однако, несмотря на все различия в характерах, они не могли обходиться друг без друга даже в течение самого короткого времени; они были неразлучны.

* * *

За окном где-то в вышине раздалось тонкое, едва слышное гудение.

— Летят, — зло бросил сидевший на чемодане Владимир, — прорвались фрицы.

В сторону Химок метнулись лучи прожекторов, заахали зенитки, будто кто пробки из бутылок начал дергать.

— Вот уже вторую неделю уехать не можем, — вздохнул Семен. — Восемнадцать здоровых молодых людей в такое напряженное, тяжелое время слоняются по Москве, как на каникулах!

— Действительно, чорт знает что такое! — согласился Владимир. — Сидим у моря и ждем погоды. Но все-таки здорово получилось: мы — инженеры. Инженеры! Слово-то какое, сколько смысла в нем!

Владимир встал, прошелся по комнате, наступая на разбросанные книги и скомканные чертежи. Семен, не отзываясь, продолжал лежать на матраце, лицом вниз, положив голову на скрещенные руки.

— Я так ждал этого момента, — восторженно продолжал Владимир. — Конечно, таким здоровым ребятам, как мы, полагалось бы держать сейчас путь совсем в другую сторону; но я считаю, что правительство лучше знает, как нужно распорядиться нашей судьбой. И вот теперь перед нами неограниченное поле деятельности: завод, конструкторское бюро, создание необычайных машин. А ты чего молчишь?

— Я? — удивился Семен, приподымая голову. — Что ж, я не первый год знаю тебя. Кажется, вместе росли. У тебя отличные способности и ты, коли действительно хочешь, так и добьешься своего.

— Большие силы в себе чувствую, — продолжал Владимир. — Я знаю, что создан для больших дел. Мне хочется создавать такие вещи, которых еще никто и никогда не создавал. Швецов, Климов, Ильюшин, Туполев — все они тоже стремились и стремятся к новому, лучшему, необычайному. Я хочу быть таким, как они. Я… я хочу быть в одном ряду с ними.

Над крышей послышался нарастающий грозный вой. Владимир умолк, стоя посреди комнаты, Семен поднял голову. Бомба разорвалась где-то совсем неподалеку от общежития. Четырехэтажное кирпичное здание вздрогнуло. В комнату посыпались выпавшие из рамы стекла.

— По заводу бьет, — заметил Владимир.

— Мда, дела… — Семен снова опустил голову на матрац.

— И вот, в частности, — возвращаясь к прерванному разговору, сказал Владимир, — я предполагаю посвятить себя созданию такого мотора, который будет развивать колоссальную мощность. У меня на этот счет есть кое-какие соображения. Ты о них знаешь. Я не фантазер и не пустой мечтатель. Нет, нет, я только хочу творить и создавать, хочу быть в рядах лучших людей нашего времени.

— Нашей страны, — поправил Семен и добавил задумчиво: — А Смоленск-то уже в осаде…

* * *

Под окном послышалось фырканье автомобиля. Машина с потушенными фарами развернулась у самого входа в общежитие и остановилась. Это была «скорая помощь». Выключенный мотор умолк. Из кабины выпрыгнула молодая девушка в белом халате с белой повязкой на рукаве и в белой косынке. На повязке виднелся красный крест.

Крикнув шоферу: «Я сейчас, быстро!», девушка вбежала в двери общежития.

По ночному небу продолжали метаться лучи прожекторов. Они скрещивались и вдруг застывали неподвижно, поймав в свои сети летящий в высоте самолет. Тогда начинали ахать зенитки. Осколки зенитных снарядов звенели по крыше общежития или со свистом проносились мимо окна и со стуком падали на мостовую.

Дверь в комнату распахнулась.

— Ребята, это я! — крикнула девушка.

— Таня! — в один голос вскрикнули Владимир и Семен.

Семена словно ветром сдунуло с кровати, он едва не сшиб с ног опередившего его Владимира?

Девушка была тем третьим лицом, с которым Владимира и Семена соединяло столь же сильное чувство дружбы, как то, что связывало их между собой. Впрочем, что греха таить, они тайно друг от друга уже давно любили ее, эту стройную девушку в белой косынке, из-под которой выбивались волнистые пряди белокурых волос и весело смотрели светлосиние, почти голубые искрящиеся глаза.

Владимир и Семен познакомились с Таней в Смоленске, когда им только что стукнуло по тринадцати лет. Тане тогда было еще неполных одиннадцать; веселая и подвижная девочка принимала участие во всех проделках мальчиков. Она вместе с ними лазила в чужие сады за яблоками, хотя яблок было вдоволь и в собственном саду, вместе с ними ходила на рыбную ловлю, часто до утра, с ночевкой, встречала восход солнца на берегу реки, дрожа от утренней прохлады.

Однажды они все вместе отправились путешествовать в вагоне, груженном углем. Их, разумеется, сняли после первого же перегона. Но встречный ветер так разукрасил угольной пылью потные лица друзей (дело было в июле), что железнодорожники полустанка долго и безудержно смеялись, рассматривая троих «чертенят».

Владимир и Семен научили Таню плавать, и это им едва не стоило жизни. Таня, слишком рано уверовав в свои силы, выплыла на средину Днепра, а на обратный путь сил у нее уже не осталось. Друзья поспешили ей на помощь. Перепуганная Таня вцепилась в Семена. Она наверняка утащила бы его вместе с собой на дно, если бы не Владимир, который, подплыв сзади, схватил Таню подмышки и оторвал ее от Семена. Потом Владимир и Семен по очереди плыли с ней до берега.

Это происшествие осталось на всю жизнь памятным для друзей.

По окончании десятилетки Семен и Владимир уехали учиться в Москву, а спустя два года в столицу приехала я Таня. Она поступила в медицинский институт. Конечно, они оба любили ее. Но тайная любовь к Тане ничуть не ослабила дружбы Владимира с Семеном. Нет, они не ревновали ее друг к другу. Приезд Тани оживил воспоминания прошлых детских лет, в образе ее как бы воплощался весь родной Смоленск, его окрестности, исхоженные и избеганные вместе. О любви еще не было сказано ни слова, хотя по глазам друзей Таня уже кое о чем догадывалась.

— Ой, ребята, я так боялась, что уже не застану вас, — сказала Таня, проходя в комнату и усаживаясь на кровать между Владимиром и Семеном. — Если бы вы уехали не простившись, я бы с ума сошла.

— Да как же ты добралась к нам? — спросил Владимир. — Ведь сейчас воздушная тревога.

— А я на «скорой» дежурила. Как раз, когда объявили воздушную тревогу, кончилось мое дежурство. Шофер парень хороший. Ну… Ну вот я и у вас! Я так боялась, что вы уже уехали!

— Куда там, — безнадежно махнул рукой Владимир, — застряли мы в Москве. Как на поезд, так воздушная тревога. Вот сидим здесь, бездельничаем, тревоги созерцаем. Уж одно бы из двух: или работать или воевать.

— Это хорошо, что я вас застала, — разглаживая на коленях складки халата