Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

— И вам счастливо, — приветливо попрощался Мечов. — Слыхали, что рабочий класс говорит, Герман Данилович? Не знаю, кто кому помог тогда разработать способ поддержания кровли — ученые им или они ученым, по насчет сопряжений можно сказать с уверенностью: целиком паука сделала. А сопряжения, развилки всякие, в такой породе… — он только рукой махнул.

Под бетонированным сводом, куда они ступили из клети, дышалось затрудненно. Паркий спрессованный воздух попахивал горелой резиной и кислотой, от которой слезились глаза.

— Вот она, кстати, развилка, — Мечов указал на жерла туннелей, где зеленым зраком горел светофор и глянцевито отсвечивали обычные дорожные знаки. — Пошли?

Закрепив, по примеру Андрея Петровича, фонарик на каске, Лосев двинулся следом по рельсовой колее. То, что он успел за короткое время увидеть, никак не согласовывалось с его представлениями о шахте. Больше всего рудник походил на метро. Те же рельсы, те же проложенные в несколько рядов кабели.

Даже в фонарях не было надобности. Голубоватые и желтые трубки равномерно изливали трепетный неживой свет. Дождя, струившегося по стволу, здесь не было и в помине, хоть под настилом журчала и хлюпала черная, как мазут, вода. Когда сквозь стальную сетку на потолке сыпалась потревоженная дальним взрывом бетонная крошка, в темных щелях вспыхивали золотые змейки.

Возле дрожащего неонового язычка аппарата громкоговорящей связи («Внимание! При аварии сорви пломбу и нажми кнопку») Мечов подождал приотставшего корреспондента.

— Сюда, — завернул за угол в темный зев панельного штрека, отмеченного цифрой «5». — Только не споткнитесь о камень. Не успели убрать.

— Все еще случаются обрушения?

— Изредка. Незначительные… Совсем не то, что при строительстве. Тогда четыре месяца завал разбирали. На сто сороковом, на сто семьдесят пятом. Тут еще вода непрерывным потоком хлынула. Светопреставление да и только.

— Скажите, это всюду так или только ваша заполярная специфика?

— Шахта везде шахта. Но есть и специфика. Уникальная наша руда. Богатая и имеете с тем злокозненная. Тяжелая, влагоемкая, она, если намокнет, то держись. Все на своем пути сметает, стойки, окованные двутавром, ломаются, как спички.

Путь сузился, и Мечов для удобства взял фонарь в руку. Ступавший по пятам корреспондент тоже открепил лампу от каски. Светить прямо под ноги оказалось куда спокойнее, хоть мрак впереди как бы приблизился, слился в неразличимую массу. Только спина Мечова маячила в скупом ореоле.

В ушах стоял сплошной шумовой фон. Шипел сжатый воздух, хлюпала вода, скрежетала и лязгала где-то над головой техника. Сюда же добавлялись, наверное, грохот выколыша в рудоспусках и утробный рев закладочной жидкости, которую гнал по трубам сжатый воздух. Звуки шли со всех сторон, создавая обманчивое впечатление, что стены и потолок штрека вот-вот обрушатся под напором стихийных сил и все, как говорится, будет сметено могучим ураганом.

Только внизу, хоть и бежал там темный ручей, было покойно. Затвердевшая закладка навеки запечатала выработанные лабиринты.

«Куб руды отработал — куб закладки в шахту загнал», — из торопливых объяснений Вагнера, увлеченного в тот момент расстановкой бутылок с венгерским бренди «Будафок», это почему-то запомнилось лучше всего.

Выхватывая из темноты, то доски настила, то концы штанг крепежа, Лосев наткнулся на жестянку с предупреждением: «Помни, курение на руднике — преступление». В кромешном, богом забытом отводе, оно показалось ему очередной потугой на остроумие, которое особенно бережно пестуют за Полярным кругом. Но тут же вспомнилась читанная в детстве книга — кажется, Стивенсона, про «кающихся» и взрывоопасный газ.

«ЧЕРНАЯ ИНДИЯ»

Стираясь показать как можно больше, Мечов вел гостя самыми разнообразными ходами, выбирая, разумеется, пути полегче. Молниеносно ориентируясь по цифрам и стрелкам на указателях, он сворачивал в узкие, всегда неожиданно возникавшие лазы, спускался вниз, чтобы вскоре вновь вернуться на прежний уровень. Лосев вскоре потерял всякую ориентировку и начал «узнавать» коридоры, в которых никогда не бывал.

Интуитивно почувствовав, что корреспондент устал, Мечов вывел его по доске из уклона в разрезной штрек 5/6.

— Хотите отведать артезианской водички? — предложил, подставляя рот под тонкую струйку, выклинившуюся из грубо обтесанной лавы. — Прелесть! Стерильная чистота.

Лосеву вода показалась теплой и сладковатой.

— Что бы еще хотелось вам поглядеть? — спросил радушный хозяин.

— Не знаю… Делайте свою работу, а я буду смотреть, мотать на ус.

— Работу? — не понял Мечов.

— Вы же не только из-за меня приехали на рудник? Вот и собирайте нужную информацию. Помнится, говорили про какую-то диспропорцию?

— Э, моя работа наверху ждет, — Мечов бросил световой эллипс на облитый бетоном свод. — В управлении. А в шахте мне делать нечего, — он взглянул на часы. — У нас есть минут девяносто.

— Тогда покажите мне взрывные работы.

— Вот уж скучная материя. Забурят сорок шурфов на дна с половиной метра, забьют в каждый по два кэ-гэ скального анганита, шестой номер, и дело с концом.

— И тем не менее…

— Нервы у вас хорошие?

— Был во Вьетнаме в разгар эскалации, — не без гордости откликнулся Герман.

— Я не про взрывы, — затаил улыбку Мечов. — Отколет кусок стены — эка невидаль? Но сверление настоящая пытка. Без антифонов всего тебя так и перекорежит: мощная пневматика, высокие частоты.

— Семь бед — один ответ.

— Дело ваше, — Мечов показал фонарем ходовые восстающие под номером 14/15. — Нам туда.

Какими-то ему одному ведомыми лазами и переходами они пробрались в пещерную галерею. Мощные прожектора на треножниках били дымящимися лучами в исковерканную каменную нишу, сверкавшую зеркалами вкраплений. Седой от пыли бульдозер, лязгая отвесом, тяжело ворочал бесформенные острогранные глыбы. Минеральная пудра забила ноздри, навязчиво осела во рту.

— Расчищают для нового взрыва, — пояснил Мечов. — Основной выколыш машина уже ссыпала в бункер и отправила в рудоспуск, — он поднял кусок руды. Под фонарем буровато-коричневый камень заблестел серебристой пленкой. — Вот она, свеженькая… Чертовски быстро окисляется. Возьмите на память.

— Руда, значит, ссыпается вниз? — Лосев сделал пометку в блокноте.