Сергей Снегов - В глухом углу

— Лжи мне на надо. Я о правде говорю — чтоб за душу брало…

— Тогда послушай правду и не обижайся. До тебя у меня была не одна, сама понимаешь. Стало быть, каждой говорить, что она — единственная? Что я в нее втюрился и до последнего вздоха? Куры же обхохочут, пойми!

— Не хочешь ли сказать, что я у тебя на время, как и те, до меня? На время я не гожусь. Пробовала — не понравилось. Так что, если собираешься быть со мной, а бегать за всеми бабами, лучше нам разойтись до скандала.

— За всеми бабами не угонишься, — сказал он зло. — Их за миллиард на шарике — невпроворот. А закон такой: всех денег не переберешь, весь спирт не перепьешь, всех женщин не перецелуешь, а стремиться к этому — надо. Вот и буду стремиться, пока ноги держат.

Она вскочила и в ярости ударила ногой по костру. Горящие сучья и ветки посыпались во все стороны, к лиственницам взвился столб искр. На щеки Георгия упали первые капли дождя.

— Кобель несчастный! — кричала Вера с рыданием, — Уйди, чтоб больше тебя не видала!

Он насмешливо поклонился.

— Уйти могу. Куда только ты без меня в лесу денешься?

Тогда она кинулась с холма в чащу. Ошеломленный, он схватил пальто и поспешил за ней. В темноте Веры не было видно, лишь откуда-то доносился хруст веток. Ветер раскачивал деревья, вспыхнула молния и хлынул дождь.

— Вера! — кричал Георгий. — Вера, остановись! Ты же заблудишься, сумасшедшая!

Он нагнал ее минут через десять. Измученная и мокрая, она стояла у черной пихты, обхватив ствол. Георгий увидел Веру при вспышке молнии и побежал изо всех сил, чтоб не потерять ее, когда опять станет темно. Недалеко от нее он упал в грязь и, поднявшись, снова поскользнулся. Ветер несся стеной, дождь хлестал, как из трубы, вода рычала в траве, боролась с корнями, сносила упавшие сучья и хвою.

— Не смей дотрагиваться! — закричала Вера, когда он схватил ее за руку.

— Верочка, пойдем! — молил он. — Простудишься, глупая! Это же страшно — такой ливень!

— Оставь! Пусть простужусь! Я не хочу с тобой!

Ему удалось уговорить ее, она бросила спасительную пихту. Они шли в темноте, проваливаясь в ямы, наталкиваясь на стволы и колоды. Первый напор дождя схлынул, теперь он лил размеренно и обильно. Георгий одной рукой поддерживал Веру, вторую протягивал вперед, отыскивая дорогу. Во всех сторонах были одни метущиеся ветки и вода, она заглатывалась даже при вдохе. В отчаянии он снова выругался.

Через некоторое время Вера объявила, что дальше не пойдет, лучше уж на месте умереть. Он немного отошел и увидал вдали огни поселка. Вера не хотела верить, он потянул ее. Вскоре и она разглядела расплывающееся в толще дождя отдаленное зарево. Потом они выбрались на укатанную тропку. Ноги скользили на каждом уклоне, зато было ясно направление. Вера выдернула руку и шла за Георгием.

Добравшись до первого фонаря, она осмотрела себя. Платье было разорвано, все в грязи и мокрых листьях.

— Прекрасная память о хорошей прогулке, — сказала она горько.

— Верочка, — сказал он, — не надо ссориться.

— Уйди! — ответила она. — Исключи меня из миллиарда женщин, за которыми тебе надо ухлестывать! Не хочу, чтоб ты провожал дальше.

Он посмотрел, как она бредет к бараку, чавкая туфлями в раскисшей глине, и повернул в столовую. В гардеробе он долго очищал брюки и пиджак и, не дочистившись, пошел в зал.

За столиком сидело несколько человек, среди них Лена. Георгий с подносом направился к ней. Он сделал это по привычке.

Вражда, начавшаяся у них по дороге в Рудный, все более разгоралась. Лена ненавидела Георгия до того, что у нее вспыхивали глаза при встречах. Он из забавы подогревал эту беспричинную неприязнь. Лену сердила даже вежливость Георгия, он скоро открыл, что простое: «Здравствуйте!» выводит ее из спокойствия. Он стал переходить через улицу, чтобы кивнуть ей головой. В столовой он старался сесть с ней за один столик и изводил шутками.

— Вам места не хватает? — раздраженно спросила Лена. — Кругом свободно.

Она была в одном из своих модных платьев. Платье осунулось и потускнело, словно уставший человек, оно уже не подчеркивало своей нарядностью, что Лена некрасива. Лучше от этого Лена не стала. «Заносчивая уродина!» — хмуро думал Георгий.

— От ненависти до любви — один шаг, — сказал он. — Не кажется ли вам, Леночка, что вы как раз делаете этот шаг?

Она схватила тарелки и перебралась за другой столик. Он тут же забыл о ней. Ссора с Верой торчала в сердце, как шило. Он вяло жевал и думал, что был неправ, нужно говорить осторожней, выбирать выражения деликатней. Руками ошибаться простительно, языком — ни в коем случае! Любовь держится на словах, кто этого не знает? Теперь надо поправлять хорошим словом то, что напортило слово плохое. Я это сделаю завтра же, в воскресенье. Дождь перестанет, гнев утихнет — они снова — уже по-другому — погуляют в лесочке.

Успокоенный, он пошел спать.

Дождь лил, не переставая, всю неделю.

6

Лето свертывалось, осень расширялась, а новоселы с удивлением открывали, как много в их жизни зависит от погоды. Это было давно, еще до дедов, утраченное ощущение, теперь оно возобновлялось, первозданное и всеобъемлющее. Раньше погода была деталью, с ней считались, как с мелкой частью бытия, большего она не стоила: на дворе дождь, значит, влезай в калоши, снег — натягивай перчатки и доставай шапку, солнце и цветы, — кончено, можно в тенниске! Скажи кто, что у него плохое настроение из-за туч на небе, на него посмотрели бы, как на шутника. Погода не прорывалась в жизнь, ее отстраняли стены домов, электрические лампы, кино и трамваи, цветы на окнах, центральное отопление и газ. А сейчас на какой-то срок — главным в жизни стала погода. Светлана восклицала, поглядывая на мутноватое вечернее небо: «Ах, девочки, я не засну — завтра дождь!» С ней соглашались — да, похоже, дождя не избежать, как тут выспаться?

А погода не радовала. Жаркие дни сменились прохладными, засуха — дождями. Прежде мучил гнус, всякая крупная и мелкая мошкара. Но от гнуса имелась защита — накомарники, дым, полотенца и платки. От дождя спасения не было, он тек струйками по спине, томил ноги сыростью. Когда вечернее радио передавало на завтра: «Во второй половине дня — дожди», — было не до веселья.

В один из дней с утра над лесом проносились темные облака. Потом облака легли на деревья, и хлынул дождь. Игорь таскал с Лешей кирпичи, скользя по доскам. Леша упал и встал весь грязный. Он толкнул ногой носилки.

— Иду искать сухое местечко. Хватит с меня — насквозь!

По лицу его текла вода, он согнулся и дрожал. Игорь чувствовал себя не лучше. К ним подошли Миша и Виталий, приготавливавшие раствор, из котлована вылез Саша.

— Айда! — закричал Саша. — Перекур до солнца!

Под березой, стоявшей около будущего дома, сгрудилась вся Васина бригада, под другими деревьями укрылись соседние бригады — на всей площадке остановились работы. Потом показался Вася, он бежал из конторы и издали кричал:

— Почему ушли с рабочих мест? Кто разрешил?

Он обращался ко всем, но смотрел на Сашу, уверенный, что работа прекращена по его настоянию.

— Я разрешил, — сказал Леша хмуро. — Ну, и чего тебе?

Вася заспорил с Лешей. Тот оборвал его:

— Ладно, ты небольшой начальник, хоть каждые полчаса куда-то убегаешь. Слушаться тебя не обязательно.

Саша насмешливо добавил:

— За каждого работающего ему накидывают три процента к зарплате — можно отлынивать!

— Придет прораб, он с вами поговорит! — пригрозил Вася.

Прораб появился с Кургановым, оба были одеты в брезентовые плащи. Дождь шумел в ветвях, взмыленными потоками несся по глине. На подошедших глядели мокрые, смущенные лица. Курганов засмеялся и пошлепал Игоря по плечу.

— Трудновато, малец? — Он обернулся к прорабу. — Оборудуй на площадке сарайчик с хорошей крышей. Безобразие, ближе леса негде укрыться!

— Слышал, как разговаривают настоящие начальники? — с негодованием сказал Леша, когда Курганов прошел дальше. — Не чета тебе!

Вася, подавленный, потоптался немного под березкой и убрался к котловану подальше от товарищей. Здесь он присел на стопку кирпичей. Когда пришло время уходить, Миша с Игорем пошли за ним. Вася не сразу отозвался. Он плелся, понурив голову, шагая по лужам. Миша выругал его:

— Ну, чего ты психуешь? Лешку, что ли, не знаешь? Сболтнет, не подумавши, через час забудет.

Вася покачал головой.

— Не в Леше, Муха… Слышал, как Сашка толковал о моих бригадирских процентах? Думают, что я из корысти… Сегодня подам заявление, чтоб сняли.

Миша пуще рассердился. Игорь тоже считал, что заявление — дезертирство. Вася, не слушая, уговоров, пошел в контору, чтоб сразу со всем разделаться. Миша схватил его за рукав.