Гусейн Аббасзаде - Мой друг Абдул

Женщина замялась, снова внимательно оглядела меня, по лицу ее пробежала тень.

— Значит, говоришь, ты товарищ Абдула? Мне непонятны были ее вопросы. И чего она так? Неужели не внушаю доверия?

— Да, мы были друзьями, учились в одном классе, Я знал и покойного дядю Гадира.

— Понимаю, понимаю… — Женщина сделала щаг в сторону, пропуская меня вперед. — Ну, проходи в дом, чего же во дворе стоять…

— Спасибо, тетя, я пойду. Что поделать, зайду вечером…

Я повернулся и собрался уже уходить, по женщина окликнула меня:

— Не спеши, сынок, зайди все-таки к нам, я должна тебе кое-что сказать.

Неудобно было входить в чужой дом, но и уходить неловко. С надеждой узнать о товарище я последовал за хозяйкой.

В комнате на ветхом диване, стоявшем в углу, облокотившись на подушки, сидела худая старуха с высохшим, покрытым глубокими морщинами лицом и совершенно белыми волосами. Я поздоровался с ней и сел на стул возле накрытого клеенкой стола. Старуха принялась внимательно рассматривать меня.

— Кто этот военный, Хадиджа?

Женщина, пригласившая меня в комнату, склонилась к уху старухи:

— Это товарищ Абдула, мама!

— Да-а-а, — протянула старуха и еще пристальнее стала всматриваться в мое лицо. — А чего он хочет? — Старуха явно не страдала отсутствием любопытства.

— Я его попросила зайти! — снова склонилась к ней тетя Хадиджа: видно, мать слышала, совсем уже плохо.

— А-а-а, — снова протянула старуха и что-то зашамкала себе под нос.

Тетя Хадиджа села напротив меня и вздохнула.

— Эх, сынок, язык не поворачивается рассказывать. Храни бог от такого. Разрушен дом Гадира-киши, весь разрушен… — И по щекам ее покатились слезы.

Этого мне было достаточно. Как заведено, уходит отец — в его доме остается сын, он зажигает свет. В доме Гадира-киши свет зажечь некому. Идя сюда, я так настроился на встречу с Абдулом, и вот тебе на… Значит, тетушка Шахниса теперь осталась совсем одна. Бедная женщина! И мужа, и сына потеряла. Как же ей трудно будет одной! Такое тяжелое время!..

— На Абдула пришла похоронка? — спросил я с надеждой, что, может, произошла ошибка, может, он лежит где-нибудь в госпитале. Такое бывало: сообщат о том, что человек погиб, а он, оказывается, находится на излечении.

— Пришла, — всхлипнула тетя Хадиджа. — Ее сам главный командир Абдула прислал.

— Жаль Абдула, — сказал я. — Каким способным был!

— Ах, сынок, сколько они вынесли! Не дай бог никому такого…

Я слушал тетю Хадиджу и думал о том, что теперь я обязан приходить сюда, навещать Шахнису, помогать ей. И еще одна мысль не давала мне покоя: знает ли тетушка Шахниса, что это я был виновником болезни Абдула?.. Посидев еще немного, я поднялся.

— До свидания, тетя Хадиджа. Я сейчас пойду, а вечером обязательно навещу тетушку Шахнису…

Тетя Хадиджа остановила меня, вытерла слезы.

— Подожди, сынок, я ведь еще не все рассказала… Дело… в том… — она осеклась, — что в прошлом году и Шахниса приказала долго жить… Долго болела, тяжело…

Меня словно магнитом снова приковало к стулу.

— Так и не узнала, что Абдул погиб, — продолжала печально тетя Хадиджа. — И Абдул о ее смерти не узнал. Когда от него письма приходили, Шахниса каждый раз просила мою младшую дочь читать их и писать ответы. После ее смерти письма Абдула мы получали. И мы отвечали ему так, будто Шахниса-баджи еще жива, благословляет сына, ждет его…

Тетя Хадиджа встала, открыла верхний ящик выцветшего шифоньера и достала оттуда связку аккуратно сложенных солдатских треугольников.

— Вот они, письма Абдула. — Она выбрала из связки один конверт. — А вот и похоронка… Так с тех пор и осталась у нас.

Старуха, хотя и сидела в стороне и плохо слышала, все же поняла, о чем говорим, вставила:

— Гадир и Шахниса приехали к нам из Урмии, жили в этом дворе, снимали комнатушку.

— Да, — с горечью подтвердила тетя Хадиджа, — мы оказались тут по-соседски самыми близкими… Вот и храним все. Никого из родственников не нашлось, чтобы забрать их вещи. Правда, кое-что мы продали. Поминки, как положено, устроили, могилу убрали… Но вот это осталось… Да, — спохватилась она, — хорошо, что вспомнила! Друзья Абдула прислали Шахнисе две фотографии. Они тоже у нас.

Она порылась в ящиках шифоньера, потом стала снимать книги с этажерки и по одной перелистывать их. Из одной толстой книги выпали два снимка.

— Вот они!

На одной из фотографий Абдул был запечатлен с таким же молодым, как и он, лейтенантом. На второй он уже был в звании капитана. И с усами. Усы очень шли ему, придавали бравый вид. Справа на груди у него красовались ордена Александра Невского, Красной Звезды, слева — орден Красного Знамени.

После долгих лет разлуки я хотел встретиться, обняться с Абдулом, а получилось так, что рассматриваю его фотографии… Не довелось нам встретиться…

Вернув фотографии тете Хадидже, я взял из пачки одно из писем Абдула, затем другое, третье… Все они начинались словами «Дорогая мама» и кончались неизменными: «Целую, крепко обнимаю».

Я читал эти письма, и мне казалось, что слышу голос Абдула. Захотелось, чтобы хоть несколько его писем было всегда со мной.

— Если бы вы позволили взять два-три на память, — попросил я.

Тетя Хадиджа придвинула мне всю пачку:

— Бери сколько хочешь, сынок. А хочешь, возьми и фотографии. Я отдала бы тебе все письма, но их хранит как память и моя дочка. Та, что писала тогда Абдулу ответы. Сейчас она учится в десятом классе…

Из фотографий я попросил разрешения взять ту, на которой Абдул был снят в форме капитана. Тетя Хадиджа не стала возражать.

Спрятав письма и снимок в нагрудный карман, я попрощался и вышел во двор. Постоял, в последний раз посмотрел на запертую дверь. Тетя Хадиджа, которая вышла проводить меня, пояснила:

— Их комнату отдали одному холостяку. Он моряк. Бывает дома раз в неделю. Переночует — и снова в море. Шахниса-баджи была совсем не такой соседкой… Да возрадуется ее дух…

Я шел узкими улочками старого города с грузом печали на плечах и с тяжелой раной в душе. О чем думал я, когда направлялся сюда, и что получилось в действительности…

Сюда я спешил. Волновался. В груди моей жила жажда встречи. Теперь мне спешить некуда. Я размышлял о судьбе Абдула, судьбе его семьи. И еще я думал о том, что все могло быть наоборот: Абдул мог вернуться с фронта и искать меня на улице Касума Измайлова…