Том 10. Воспоминания - Константин Михайлович Симонов

около двадцати миллионов зрителей, и я бы не стал вспоминать об этой давней работе, если бы не сама проблема киноинтервью4, которая, на мой взгляд, и до сих пор еще остается не до конца решенной проблемой.

Разумеется, в те девяносто минут, которые шел наш фильм, не могли вместиться подробные рассказы трех маршалов о том, что они видели, пережили и совершили в битве под Москвой. Мы с самого начала понимали, что в фильме окажутся лишь небольшие фрагменты из взятых нами киноинтервью, и так оно на поверку и вышло.

Но когда фильм уже вышел на экран, нас, в частности меня, задним числом стал мучить вопрос: а правильно ли мы в принципе подошли к той части своей работы, которая была связана с этими киноинтервью? Да, конечно, зритель был рад увидеть на экране, как Жуков, Рокоссовский, Конев хотя бы в нескольких фразах вспоминают события под Москвой. Да, предположим, в масштабах фильма мы правильно удовольствовались краткими фрагментами воспоминаний. Но спрашивается: верно ли это в куда более широком плане, чем какой-то один фильм, в данном случае – наш? Верно ли это в плане истории? Расспросили ли мы Жукова, Конева, Рокоссовского обо всем, о чем нужно и можно было тогда их расспросить? Достаточно ли широк был круг наших вопросов и достаточно ли съемочного времени мы уделили на эту работу? Ведь не так-то просто заново подробно расспрашивать тех же самых известных всей стране людей, которых мы расспрашивали слишком мало, преследуя цели, непосредственно связанные только с работой над своим фильмом?

Конечно, отснятый на пленку материал этих интервью был все-таки шире, чем фрагменты, вошедшие в фильм. Но насколько шире?

Эти тревожные мысли заставили нас вернуться к сделанному и оценить его уже не с позиций фильма, а с позиций истории.

В двух случаях из трех выводы оказались неутешительными. Нет, как выяснилось, мы были плохими историками и еще худшими архивистами – мы не только не сумели воспользоваться предоставившимися нам возможностями, но и не поняли их подлинного масштаба.

Рокоссовскому было задано всего несколько вопросов, связанных с действиями его Шестнадцатой армии на Волоколамском направлении. Разумеется, при всех обстоятельствах его ответы – драгоценный для кинолетописи материал. Но, читая вышедшую уже после смерти Рокоссовского его книгу «Солдатский долг»5, я кусал себе локти, думая о том, сколько же страниц этой книги могло параллельно прозвучать еще и с экрана, сохранив для истории не только то, что рассказывал Рокоссовский, но и как он это рассказывал – какие у него были при этом лицо, глаза, жесты, неповторимая манера речи.

С тем же чувством смотрел я смонтированные впоследствии для кинолетописи ответы Конева. Вопросы наши главным образом связаны с той педелей, когда Конев продолжал командовать Западным фронтом после прорыва немцев на Вязьму. Ответы Конева немаловажны для истории, но, ограничившись этим, мы упустили не менее важное: например, не расспросили Конева о его участии в предшествовавшем Московской битве Смоленском сражении6. Не спросили о тревожных днях затишья перед началом немецкого удара на Москву. Да и о действиях Калининского фронта, который в декабре под командованием Конева перешел в наступление вместе с Западным фронтом, мы тоже задали всего два-три вопроса.

Я не говорю уже о том, что мы не спросили ни Рокоссовского, ни Конева, где и как они начинали войну и где и как заканчивали; не спросили о масштабе контрастов между тем и другим, хотя их ответы на такого рода вопросы могли представить значительный исторический интерес.

В итоге мы обворовали историю, – во всяком случае, ту немаловажную визуально-документальную часть ее, которая называется кинолетописью. Обворовали из-за узости собственного взгляда на задачи кинолетописи, из-за своего недостаточно масштабного исторического мышления.

Пишу не для того, чтобы задним числом бить себя в грудь, а чтобы из этого, наверняка не единственного, печального опыта все мы сделали достаточно серьезные выводы на будущее.

Пройдя мимо чего-то важного для истории в архивных папках, можно потом опомниться и вернуться к ним. Пройдя мимо чего-то исторически важного в жизни человека, поправить это потом или трудно, или невозможно – люди уходят из жизни, и их уже не переспросишь!

К счастью для будущей летописи, киноинтервью с Георгием Константиновичем Жуковым сложилось несколько иначе. Генерал Николай Григорьевич Павленко, в ту пору главный редактор «Военно-исторического журнала», которому вместе со мной предстояло брать это интервью, заранее отнесся к работе со всем тщанием историка, и это во многом предопределило ее результат.

Незадолго перед этим Жуков написал большую статью7 о Московской битве, и мы, отталкиваясь от этого материала, подготовили ряд внутренне связанных между собою вопросов, ответы на которые могли обрисовать общие контуры событий.

Конечно, в наших намерениях получить на этот раз более подробное интервью играло важную роль то, что именно Георгий Константинович Жуков, как командующий Западным фронтом, мог более широко, чем кто-либо другой, рассказать о Московской битве. Но и мы сами на этом этапе работы взглянули на свою задачу уже пошире и поистеричней.

Обговорив с Жуковым главные из вопросов, которые предполагалось задать, и получив его одобрение, мы с нетерпением стали ожидать начала съемок. Лично я считал, что для такого интервью не суть важно, где мы будем его брать, что дело не в этом. Но некоторым из моих товарищей по работе хотелось непременно взять интервью у Жукова в одном из географических пунктов, связанных с историей Московской битвы. В связи с этим съемка несколько раз откладывалась, и наконец выяснилось, что провести ее там, где первоначально предполагалось, не удастся.

Узнав это, я в тот же день поехал к Жукову на дачу, чтобы договориться о дне и месте съемок. Если он не возражает, то мы будем снимать здесь, у него на даче.

– Ну что ж! На даче так на даче! Как-никак тоже зона обороны Москвы. А когда сниматься?

Я сказал, что если он не возражает, то послезавтра с утра.

Он кивнул в знак согласия, и через день после этого съемочная бригада со всей техникой приехала к нему на дачу. В десятом часу все уже было готово для съемки. Предполагалось, что раз погода сегодня хорошая, то мы начнем съемку за переносным столиком на улице, около дома, а потом перейдем в дом и оставшееся доснимем там: что успеем – сегодня, что не успеем – в следующие дни.

Мы все в тот день волновались. Причиной тому была и сама встреча с Жуковым, и