Сергей Снегов - Вариант Пинегина

— Сегодня, извините, не до вас, мозги растрепаны, надо собрать их в кучу. Дня три буду влезать в дела.

Пока прошу к Сланцеву.

Посетители повалили из приемной, а Пинегин прошел к себе.

Тут аккуратный Сланцев тоже постарался. Все стояло точно на тех местах, как было в день сердечного приступа. А на столе, справа, как любил Пинегин, лежали папки со срочными бумагами. Пинегин перелистал их и передал секретарю.

— Сланцеву. Сообщи, что жду его к двенадцати, после утреннего приема. Пусть папочки эти прихватит с собою, если сочтет нужным.

— Еще одно письмо пришло на ваше имя, — сказал секретарь. — Тоже Сланцеву?

— Всю корреспонденцию пока ему. А что за письмо?

— От Алексея Семеновича, министра, — почтительно, тоже по-прежнему сказал секретарь, хотя уже давно не было ни промышленных министерств, ни министров.

— Это мне, — распорядился Пинегин. — И немедленно!

Письмо было большое, на трех страницах. И уже первые слова показывали, что все понял Алексей Семеныч, во всем быстро разобрался, как и ожидал от него Пинегин. «О несчастье с тобой слышали, — писал бывший министр, — знаем, что выздоровление идет хорошо. Ну, и догадываюсь обо всех обстоятельствах, которые „помогли“ — в смысле „напортили“. Одно могу сказать: сразу после твоего запроса поднял на дыбы всю свою ученую и инженерную братию, три совещания уже провел, на той неделе выезжаю на завод — там проведем четвертое. Народ там знаешь какой — никто добровольно не брал на себя новую тяжкую обузу, ну, я эти перестраховочные настроения мигом оборвал. Задание было им дано такое: выяснить технические возможности в смысле типов, габаритов, мощностей, сроков, а остальное, мол, уже не ваше дело. После такого разъяснения дело пошло быстро». Дальше в письме шли технические подробности, замечания специалистов, ставились конкретные вопросы, на которые нужно было ответить. Конец письма Пинегин перечитал дважды. «Таким образом, получается, — писал Алексей Семеныч, — что, пока ты выведешь стены и фундаменты, первые печи со всей своей автоматикой поспеют. Задержки за нами не получится, можешь не беспокоиться. На всякий случай, не дожидаясь правительственного решения, я своей властью засадил одну группку за предварительные расчеты и эскизную прикидку. Делаю это в полной уверенности, что решение не задержится, иначе нагоняя не избежать. Думаю, надо тебе срочно выезжать в Москву со всеми материалами, которые уже имеются, пусть и меня вызывают, вдвоем мы быстрее все провернем. А тебе желаю полного выздоровления, и оставайся, какой есть. Честно говорю: ни одно твое донесение и отчет так не порадовали меня в прошлом, как порадовало это письмо! О таких, как мы с тобою, часто болтовню разводят, что к новым идеям глухи становимся, живем одним прошлым. Нет, еще стоят наши старые дубы, еще не с одной бурей поборемся! Прости за сантименты, сам помолодел, увидя твой молодой задор, хотя и знаю, как нелегко он тебе достался. Ну, а что серьезное нам доставалось легко?»

Пинегин положил письмо на стол, посидел, снова взял его в руки и опять, не читая, положил. Быстро, прежним своим упругим шагом он подошел к двери и распахнул ее.

В приемной прохаживался Шелепа. Секретарь, удивленный, что не было звонка, вскочил из-за стола, Пинегин знаком остановил его.

Он глядел на настороженного, замкнутого Шелепу. Ну и характерец, черт тебя подери, заинтересован же, дьявольски заинтересован — нет, глазом не моргнет, ничем не показывает, что еле стоит от нетерпения. Ладно, всей выдержки твоей на две минуты, не больше. Вскочишь, станешь жадно допрашивать, по три раза перечитывать каждую строку — знаю, знаю твою проклятую породу, сам такой!

Пинегину захотелось по-мальчишески громко, на все управление, захохотать. Он не разрешил себе улыбнуться.

— Входи, Олег Алексеевич! — сказал он строго.