Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

иногда в официальных документах сообщал, что получил высшее техническое образование.

Осведомитель (явно со слов самого Платонова) сообщал о нем в ОПТУ: «получил незаконченное высшее техническое образование» (Шенталинский, с. 283).

В октябре 1918 года поступил на химическое отделение физико-математического факультета, затем перевелся на историко-филологический факультет Воронежского университета, образованного на базе университета, эвакуированного из эстонского города Юрьева.

С лета 1919 года он становится курсантом электротехнического отделения Воронежского железнодорожного политехникума: «С учетом бесконечных перерывов в занятиях (особенно осенью 1919 года, когда белые рвались к Воронежу и на короткое время его захватили) можно считать, что будущий создатель романа „Чевенгур“ учился в политехникуме по конец 1921 года» (Ласунский, с. 42).

Платонов получил специальность электромонтера в Воронежском политехникуме: «По профессии я электромонтер», – сообщал Платонов о себе в московский Госиздат 7 февраля 1921 года (ГАРФ, ф. 395, on. 1, ед. хр. 199, л. 274, автограф. Опубл.: Субботин, с. 440).

В повести «Хлеб и чтение» Платонов превратит политехникум в Технологический институт, где автобиографический герой продолжил учебу после Гражданской войны.

В характеристиках героев, близких автору, у Платонова появляется автобиографический штрих: «полусамоучка, инженер по призванию» (сказано о Петере Крейцкопфе из рассказа «Лунные изыскания»).

Платонов много занимался самообразованием, что давало ему право на самооценку, которая прочитывается в очерке «Первый Иван. Заметки о техническом творчестве трудящихся людей» (1930): «Этот нестарый мастеровой был истинный интеллигент: он знал и чувствовал теорию, как инженер, он пережил практику, как рядовой рабочий».

Желание немного подправить судьбу и приписать себе недостающее образование, вероятно, возникло после того, как выяснилось, что именно профильного образования ему не хватило для успешной карьеры в Москве, куда он переехал из Воронежа летом 1926 года.

Воронежский период жизни и творчества Платонова

На десятилетия утвердилась легенда, что воронежский период жизни и творчества Платонова был совершенно безоблачным. Печаталось все, что выходило из-под пера поэта, журналиста и прозаика.

Однако выяснилось, что не все было так гладко. С первых его шагов в литературе были замечены расхождения Платонова с официальной идеологией. Все более углублявшееся несогласие Платонова с переменчивой «генеральной линией» партии станет главной причиной обострения конфликта писателя с властью.

Первые сомнения Платонова в организационных способностях вождей советской власти возникли в 1919 году, когда, направленный в командировку от большевистской газеты «Известия Совета обороны Воронежского укрепленного района» в Новохоперск, он столкнулся с их неспособностью обеспечить красноармейцев всем необходимым для успешных боевых действий. Шли ожесточенные бои Красной Армии против наступающих на Воронеж и его окрестности конных корпусов генералов Шкуро и Мамонтова, а руководитель Воронежского укрепрайона К. С. Еремеев ограничивался трескучим революционным пустословием.

После пережитого Платонов признавался, что «тогда стоял на душевном распутьи – истории и личной жизни».

В декабре 1919 года редактору газеты «Воронежская коммуна» Г. 3. Литвину-Молотову пришлось через газету разыскивать Платонова, чтобы привлечь его к сотрудничеству в советской печати.

1920–1921 годы – время активной работы Платонова в воронежских газетах «Красная деревня», «Воронежская коммуна», «Наша газета». Платонов становится известным публицистом, печатает в газетах рассказы и стихи.

От рабочего-поэта современники ожидали пролетарского творчества.

Для них оказалось неожиданным обращение Платонова к проблемам деревни.

Уже на первом творческом вечере «местного рабочего поэта Андрея Платонова» 3 июля 1920 года, в субботу, в воронежском клубе журналистов «Железное перо» вспыхнул острый спор об отношении рабочего-поэта к деревне. Стало ясно, что Платонов испытывает боль за судьбу деревенской России, сочувствует мужикам, в которых новая власть видела для себя опасность и силу, враждебную городу и техническому прогрессу.

Платонову указали «на некоторую двойственность содержания его произведений», объяснив ее «переломом, происшедшим в психике и чувствах поэта в революцию» (Вор. ком. 1920. № 149. 7 июля. С. 2).

Платонов не послушался совета подправить свою идейную позицию, он и год спустя в автобиографии, написанной для книги стихов «Голубая глубина», продолжал упрямо настаивать на родстве жизненного уклада деревенской России и Ямской слободы, где он вырос. В то время сочувствие крестьянской России было синонимом контрреволюционной позиции.

О крестьянском восстании, известном как тамбовское, но охватившем в 1919–1920 годах и Воронежскую губернию, Платонов напишет в романе «Чевенгур». Для Платонова главным аргументом, подтверждающим, что советская власть обманула надежды народа, стало недовольство крестьян, вызванное продразверсткой, повсеместно переходившей в насилие над людьми.

На пути к первой книге Платонову пришлось пережить горькое разочарование и крушение надежд.

7 февраля 1921 года Платонов отправил письмо в московский Госиздат, где написал, как тяжело он переживал отсрочку издания сборника стихов в Воронеже: «Местное Воронежское Отделение Госиздата продержало их целый год и не могло издать сборника этих стихов за неимением бумаги и технических средств.

Кроме того, тут громадная косность, лень, отсутствие всякой энергии и мещанская мелочность, так что я встретил только старую гадость и оскорбления сонных людей» (Субботин, с. 439).

Платонов выслал в московский Госиздат рукописи трех сборников: стихов, рассказов и публицистики. После долгого ожидания пришел ответ, что все книги отвергнуты издательством, хотя рецензенты признали его литературный талант.

Отказ московского Госиздата издать его книги, окончание политехникума, разочарование в качестве обучения в губсовпартшколе подтолкнули Платонова к трудному, но осознанному решению о выходе из рядов партии большевиков.

При вступлении в кандидаты в члены партии в автобиографии летом 1920 года Платонов писал: «Я люблю партию – она прообраз будущего общества людей, их слитности, дисциплины, мощи и трудовой коллективной совести; она – организующее сердце воскресающего человечества» (Ласунский, с. 155–156). Но его романтическая вера в партийное братство не выдержала проверки реальной жизнью.

8 декабре 1921 года он был исключен из числа кандидатов в члены РКП (б) и из губсовпартшколы.

Платонов лукавил, когда потом писал в автобиографиях, что вышел из партии «по мальчишеству» – случилось это по его собственной инициативе.

Все эти события конца 1921 года привели Платонова к тяжелому духовному кризису.

Усугубил ситуацию ужасающий голод 1921 года: Платонов понял полную экономическую беспомощность советской власти.

Жестокая засуха в Воронежской губернии заставила Платонова сделать нелегкий выбор: отказаться от «созерцательной» литературной деятельности, чтобы все силы отдать практической технической и общественной работе.

Необходимость скрывать от окружающих то, что для него было смыслом жизни, Платонов избрал как осознанную позицию с самого начала своего творческого пути.

В автобиографии, написанной в июле 1920 года при вступлении в кандидаты в РКП (б), Платонов сделал редкое по исповедальности признание: «были какие-то полудетские мечты, которые ели зря мою жизнь, мешали глазам видеть действительный человеческий мир…». Расшифровку откровения он дает в другом месте: «теперь исполняется моя долгая детская мечта – стать самому таким человеком, от мысли