Том 1. Усомнившийся Макар - Андрей Платонович Платонов

моргать перестал…

Дома все зяб он и жался,

Вечером есть не хотел,

Пеною утром закашлял,

Пух животом и синел.

Мать не пошла на работу,

На руки Сеню взяла.

Глаза он открыл и не видел,

Ложилась на них пелена,

В полдень заснул и во сне засмеялся,

Руками ловил и стонал…

День прогремел и на лес опустился,

Шла, уходила река.

Стих ночью Сеня,

В рот взял мой палец,

Глазами глядел, а дремал.

И день весь, и ночь всю другую глядел и дремал.

Утро настало. Чуть вышел день.

Сеня проснулся и руки поднял.

Глазами повел далеко, как слепой,

Будто ушел и забыл оглянуться…

Плавает солнце по небу одно,

Странник, отставший в степи,

Ходит и ищет дороги-пути.

Плачет с ним вместе земля.

Рожает она, хоронит и любит,

На солнце глядит каждый день.

Могилы, поля, и плетни, и деревни,

И смерти и жизни нету конца.

Когда же дойдем мы до дома

И в нем до утра отдохнем.

Сойдемся, увидим умерших,

Забытых, далеких вернем.

Когда ж эту смерть вместе с жизнью

Сожгем в яме скорби своей,

И встанем с соломы детями

У матери в доме родном!

<сентябрь-октябрь 1920>

Мысль

Жизнь еле тлеет под камнем смерти,

Изнемогает в борьбе со тьмой, –

Свалите камень, земные дети,

Пусть станет истина ее душой.

Над нами солнце и в нас рассвет,

Все реки светятся до дна.

И в нас восходит светлейший свет,

Ничья не будет душа одна.

Мы все воскреснем, живыми встанем,

Родился новый сильнейший бог.

У бездны дна теперь достанем,

Сойдутся братья с больших дорог.

Мысль человека стала богом,

Сознанье душит зверя тьмы.

На царство сядет царь убогий –

Ни ты, ни я, а – мы.

<октябрь 1920>

Сын земли

Опустилась с неба раненая птица,

Поперек дороги ей легла гора.

Жизнь, полет высокий, только тихо снится –

У костра со звездами до утра игра.

Крылья холодеют и на шее камень,

Глыбы на дороге, смерть и тени тайн,

Глыбы шевелятся, шевелятся сами,

Горы над горами, как над бездной край.

Где ж гнездо и мать тут у небесной птицы,

Только тьма пещеры для прохода тайн.

И без шума мчатся тени вереницей,

Смерти, жизни нету, вечно ожидай.

Птица еще бьется, есть под сердцем дети,

С нею прилетели с голубых равнин.

Если мать не дышит, то у них нет смерти,

И вздохнет и выйдет из утробы сын.

Из утробы мертвой он один родится,

Перемрут под матерью многие птенцы…

До конца сын будет с смертью, с тайной биться,

И его поманят звездные венцы.

Через глыбы, горы тайн и неизвестного

На коне Ненависти пронесется сын.

В вихрь и ночь безумия, жаркого и тесного,

Он на крыльях пламенных врежется один.

Это мать убитая, брошенная с неба,

Через горы бросила сына к небесам.

Все птенцы подохли с голоду, со слепу

И лежат на камнях черной кучей там.

В сыне мать открыла снова небу крылья,

И смеется звездам из-за глыб и гор,

И летит звенящей, белой, звездной пылью

В тихие равнины в голубой простор.

Прошлое, далекое, всю немую вечность,

И холодный камень, тайную звезду –

Все поймет, полюбит, кончит бесконечность

И на крыльях вскинет Сын на высоту.

Это мать убитая в нем летит и ищет,

Никогда не кончит своего пути…

И живых и мертвых с гор высоких кличет

На дороге дальней всех птенцов найти.

<ноябрь 1920>

Слепой

Песню ночью никто не услышит,

Тихую песнь без певца.

И тебя и меня она кличет,

Как без матери в поле слепца:

– Ты испуган, ты вытянул руки,

Стужа тьмы, пустота, пустота.

Ни отголоска, ни звука.

Ты потерян, забыт, ты отстал;

О, не бойся, слепец позабытый,

Больше всех ты своей слепотой,

Одному тебе тайный и скрытый

Свет открою и буду сестрой.

Мир подымешь на слабые руки,

Что захочешь, полюбишь – твое.

Ты испуган, слова твои глухи,

Ты – любовь, твое сердце – в моем.

У стены, у стены на дороге

В смертном ужасе замер и ждешь,

Ждешь, приедут холодные дроги –

Не откроешь глаза, а сожмешь…

Ты живой, ты живой, ты единственный,

И стена – только дым на глазах,

Ты слепой, но в тебе свет таинственный,

Ты у мира один на часах.

Никого, а себя испугался,

В ослепительном свете ослеп

И один от ушедших остался

В поле темном на мертвой земле.

Для тебя одного невозможное –

Крылья радости, вольный полет.

И все тайное – только ничтожное,

Только тень от открытых ворот.

Ты оживший, спасенный спаситель,

Тихий голос твой – миру закон.

Ты вселенной единственный житель,

Твоя истина – утренний сон.

Песню ночью никто не услышит,

Тихую песнь без певца.

И тебя и меня она кличет,

Как без матери в поле слепца.

<ноябрь 1920>

«Мы пройдем тебя до края…»

Мы пройдем тебя до края,

Небо, тайна голубая.

Мы любовь, мы – мысль вселенной,

Звезд зовущих странник пленный.

Мы идем в темницы тайные,

Там красавица печальная

Не дождется часа светлого,

Будто песнь, никем не спетая.

<ноябрь 1920>

Много матерей

В мире большом и высоком

Много дорог и домов.

Небо – колодезь глубокий,

Мать не поймет моих слов.

Много идут матерей,

Только чужие и мимо.