Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

— Даже против моей воли?

— Да!.. Потому что я тебя… — жарко заглянул ей в глаза Антонов.

Из буфетной вышла Идмас.

— Ах, Гена, я давно ищу вас. Обещали танцевать со мной, а сами где-то скрываетесь.

Антонов смерил ее с ног до головы таким взглядом, точно впервые видел.

— С вами? Вам показалось, Идмас-ханум, — бросил он язвительно.

— Грубиян! — крикнула Идмас и тотчас скрылась.

Гульчира побледнела, невольно вспомнив о Назирове.

«Тогда, в театре, Азат ничего не нашелся ответить Идмас, А Гена…» И, смягчившись, девушка произнесла;

— Пойдем, Гена.

Гульчира знала, что если она в такое позднее время приведет в дом молодого человека, отцу это не понравится. И все-таки, когда Гена сказал, что ему нужно бы потолковать с Иштуганом, Гульчира уступила ему, но пустилась на хитрость.

На звонок открыла дверь Нурия. Она сперва удивилась, что сестра позвонила, имея ключ, но, увидев за ее спиной Гену Антонова, сразу смекнула, в чем дело, и по губам ее, чуточку надменным, как и у сестры, скользнула усмешка. «Ага, по-моему получается. Его уже домой привела, а Назирова ни разу не пригласила», — говорила ее сдержанная улыбка.

— Скажи брату, что товарищ Антонов к нему пришел, — шепнула Гульчира сестре, а сама скользнула на кухню.

Нурия вошла в зал и с самым невинным видом обратилась к брату, — он разговаривал с отцом, Матвеем Яковлевичем и Марьям:

— Абы, к тебе товарищ Антонов.

— О-о, — встретил его Иштуган. Они теперь работали с Антоновым в одном цехе. Их станки стояли рядом. — Здравствуй! Раздевайся, вовремя пришел. У нас тут производственное совещание в разгаре.

— Не помешал? Время-то позднее…

— Какое там помешал. Идем! — Иштуган сам повесил его пальто, и они вошли в зал.

— Вот еще одна неугомонная душа! — представил Иштуган Антонова сидящим за столом.

Антонов учтиво поздоровался со всеми и бросил взгляд на разбросанные по круглому столу бумаги. Одного он не приметил — как дрогнула правая бровь у Сулеймана-абзы, что было признаком нерасположения к пришедшему.

— Почему ты не на танцах, га? — спросил он. — Сегодня вся молодежь там. Попался мне с полчаса назад Назиров, — мчится, будто на поезд опаздывает, ничего не видит вокруг, чуть не сшиб меня, проклятый. Не будь он начальник, поддал бы я ему.

— Когда парень спешит к девушке, ему всегда кажется, что он опаздывает, — в тон Сулейману сказал Матвей Яковлевич, разглаживая свои белые усы и посматривая с лукавой улыбкой на Антонова. — По крайней мере, в наше время так было, не знаю, впрочем, как сейчас.

Марьям не уловила, на что намекали старики, но, видя смущение Антонова, поспешила ему на помощь:

— Э, Матвей Яковлич, сами, наверно, были заядлым танцором. — Материнство так украсило по-девичьи стройную розовощекую Марьям, что Антонов невольно залюбовался ею: «Сумел выбрать Иштуган».

— Бывало, — Погорельцев подмигнул Сулейману, — и мы плясали так, что подметки отлетали у новых сапог.

Гульчира все еще не показывалась.

— Я, кажется, помешал вам? — сказал Антонов, кивнув подбородком на ворох бумаг на столе.

— Ничего. Небольшой перерыв полезен… Мы порядком уже сидим… — сказал Сулейман. — Невестка, может, по стакану чаю принесешь? И гостю…

Нурия опередила ее:

— Не беспокойся, Марьям-апа, я сама.

Один Антонов понял, почему она не хотела никого пускать на кухню, и, улыбнувшись, посмотрел в упор на Нурию, принесшую чай на подносе, и подумал: «Да, сестричка краше старшей…»

Взяв из рук Нурии стаканы, Марьям поставила их перед гостями и пододвинула угощение.

Помешивая ложечкой густой, как деготь, чай, Антонов решил про себя: замолчали о деле, боятся, верно, раскрыть секрет. Но Иштуган вдруг обратился к нему:

— Старикам я тут уже объяснил насчет вибрации… Помнишь, я тебе рассказывал? Так все подтверждается. Вибрация резца сама по себе, вибрация детали тоже сама по себе. Не зависят они друг от друга.

— Ну, ну? — заинтересовался Антонов.

— Остальное завтра на станке покажу. Я там одно приспособление сделал — гасит вибрацию резца. Но все это пустяки.

Антонов заметил, как помрачнел Сулейман. «Ишь старая лиса, — подумал он. — Вот зайду к тебе с наветренной стороны, что сделаешь?»

— Гашение вибрации резца — это, положим, не пустяки. И ученые и простые токари, вроде нас с тобой, немало ломают головы над этим. Старикам это хорошо известно. Так ведь, Сулейман Уразметович?

Вопрос Антонова заставил Сулеймана-абзы задуматься. Он дорожил каждой искренней похвалой по адресу Иштугана. Сулейман считал, что старший сын недооценивает себя и свой труд рационализатора. И хотя чуял, что этот парень с черными усиками себе на уме, но доброе слово умилило старика. Однако Сулейман Уразметов был не так прост, — старый воробей, на мякине не проведешь.

— Слышал, сын? — подмигнул Сулейман Иштугану.

— Ладно, пускай будет так, — улыбнулся тот на подмигивание отца. — Но для меня это лишь шаг на длинном пути. Предстоит еще найти способы гашения вибрации обрабатываемых деталей. Эта задача потрудней. Вот где я застрял. — И он стал вдаваться в подробности. — Со стариками вот советовался, может, и ты, Гена, что подскажешь?

Вошла Гульчира в простом домашнем платье и, сделав общий поклон, подсела к Марьям.

— Что же, я могу… Старики небось все предусмотрели. Матвей Яковлевич с Сулейманом Уразметовичем — академики в этом деле. Нам за ними не угнаться…

— Академики, га!.. Смотрю я на тебя, парень, здорово ты научился подстилать соломку под бочок. Дипломатия хороша только при разрешении международных вопросов, А в нашем деле грош ломаный ей цена.

— Я вас, Сулейман Уразметович, не совсем понимаю, — смутился Антонов.

— Не понимаешь, что значит грош ломаный, га? Где же тебе понимать, ежели ты не хлебал лаишевского бульону[28].

— Вот где, Сулейман Уразметович, если на то пошло, высшая дипломатия, — засмеялся Антонов, — Клянусь, ничего не понимаю. В Лаишеве я бывал — сестра там у меня замужем — и суп там едал, но не заметил, чтобы он отличался чем от супа казанского или чистопольского.

— Это, наверное, был суп, сваренный твоей сестрой, — весело сказал Сулейман.

Антонов досадливо дернул плечом, но внешне старался держаться спокойно. Только взгляд стал чуть жестче.

— Если интересуешься моим мнением, — сказал Антонов Иштугану, — изволь… Деталь сама по себе не дает вибрации. Вибрацию рождает станок. Главный источник вибрации детали — сам станок.

Что-то чертя карандашом на бумаге, Иштуган спросил:

— Ты так считаешь? А ты думал над этим?

— Я думал и испытывал, — не допускающим сомнений топом подтвердил Антонов. — Это и практикой доказано, и в технической литературе о том же говорится. Могу тебе дать свои журналы и книги.

— Что ж, книги возьму с удовольствием. Если можно, завтра же зайду.

— Пожалуйста.

— Гена правильно говорит, сынок, — сделал вид, что согласен с Антоновым, Сулейман. Он вовсе не хотел, чтобы сын все до тонкостей выкладывал при этом несимпатичном ему парне. — Все дело в станке.

— Но станок состоит из разных частей, — продолжал Иштуган, не обращая внимания на подмигивания отца. — И не каждая часть одинаково чувствительна к вибрации. А вот какая из частей оказывает решающее влияние на вибрацию, — до этого еще додуматься надо.

— Тут надобен доктор, — на сей раз уже с раздражением сказал Сулейман. — Без трубки, не прослушав весь станок, не доищешься, где самое тонкое место.

— Конечно, — согласился Погорельцев. — Дела еще много… Но ты на правильном пути, Иштуган. Продолжай в том же духе. А пока разрешите мне откланяться — не попало бы от старухи. Совсем расстроена, бедняжка, что Баламир в больнице.

— И сегодня тоже ходила навещать Баламира? — спросила Гульчира.

— А как же. Лежит, уткнулся носом в стену. Не хочет даже разговаривать. А конца расследования и не видно еще.

— А что, сам он не знает? — спросила Марьям.

— Как он может знать, ежели его темной ночью в спину ударили.

— Вот подлецы!.. В спину ножом, га!..

— Бандит какой-нибудь, верно… Ну, пойду. Будьте здоровы. — И, ткнув недокуренную папиросу в пепельницу, Антонов поднялся.

Это движение руки Антонова, потянувшегося с недокуренной папиросой к пепельнице, внезапно заставило Нурию глубоко задуматься.

Ее уже несколько раз вызывали к следователю. Она рассказала обо всем, только об одном забыла рассказать — о том, что и Альберт, бросив недокуренную папиросу, вышел вслед за Баламиром и Розалией в коридор. Ей и в голову не приходило, что Альберт тоже может быть замешан в эту историю. Но сейчас этот жест, которым Антонов ткнул в пепельницу недокуренную папиросу, вдруг вызвал в ней страшное подозрение, буквально потрясшее Нурию.