Трое в тайге - Станислав Васильевич Мелешин

Трое в тайге

Посвящаю

Георгию Яковлевичу Соловьеву —

художнику, любимому человеку.

Автор

СТЕПЬ

I

Земля лопалась от горячего звенящего зноя, высушивалась. Горели, сухо потрескивая, седые, не прочесанные ветром, гривастые ковыли; а над ними опрокинулось темное колыхающееся небо. Солнца не видать — расплылось! Не слышно в глухом душном воздухе жаворонков: видно, опалили крылья, спрятались. Где-то дремлют, посвистывая суслики, и только одинокий осоловевший ястреб, поджав крылья, стремительно чертит над степью дуги — и ему жарко!

За элеватором, на краю степного совхоза, устало цокают топоры, сонно жужжат стальные пилы. Это пришлая плотничья бригада строит зернохранилище. К обеду все стихает и наступает гудящая тишина.

Уходит на пруд толстая рябая хозяйка-повариха. Плотники дымят махоркой, спешат в прохладные тени подремать.

Моргая, смыкаются добрые глаза медлительного Лаптева. Тускнеют веселые, узкие глаза худого старика Зимина. Молчаливый лысый татарин Хасан торопливо укладывается спать, будто на ночь, подстилая под себя фуфайку. Алексей Зыбин — молодой парень, уже спит в зернохранилище и его не видно. Клонит ко сну и бригадира Будылина, глыбой сидящего на бревне. Он, подергивая усами, колдует над чертежом, водя прокуренным пальцем по тетрадной странице в клеточку. Усы его дымятся — в углу жестких губ торчит цыгарка, пепел сыплется на измазанный глиной фартук.

Все они из города и работают от треста «Жилстрой», куда приезжал человек из райисполкома с просьбой дать плотников, помочь совхозам в строительстве. Постройком поручил Будылину создать бригаду на все лето. И вот она здесь в степи…

Остались последние дни. Бригада торопится в соседний совхоз — ставить свиноводческую ферму. А здесь почти готово зернохранилище — ровны желтые стены из теса, крепко стоят столбы, просмоленные снизу, утрамбованные бурой землей. Только вместо крыши пока стропила чертят на квадраты небо, да зияют пустотой ссыпные окна и широкие двери.

— Плотники, где вы тут?!

Будылин вздрогнул: бежит к нему, махая руками, женщина. Вот пошла шагом, запыхавшись, остановилась у козел, заглядывая под бревна, в тени, будто считая спящих.

Веселая, встала перед Будылиным.

— Михеич! А где… мой Алеша!

Он поднялся, взглянул на сияющую, теребящую платок в руках, почтальоншу Любаву. «Принесла нелегкая ее». Ноздри раздуваются, губы спелые, чуть выпячены. Глаза искрятся — чистые, зеленые. Брови вразлет. Румянец будто сквозь огонь шла — осталось пламя на щеках. Твердая загорелая шея — горячая!.. Руки полные, прохладные. А еще тяжелые черные косы, уложенные в узел и обвязанные шелковой синей лентой. «Ишь… молодайка глазастая!» Взмахнул рукой — отрезал:

— Нету твово героя!.. Отослал я… за гвоздями!

Обманув, отвернулся и для оправдания, подумал:

«Смутит парня, потом… выравнивай».

Любава помрачнела. Усмешка сделала ее лицо старше.

«Иль смутила уже?! Ишь мастера завлекает. А делу — убыток». Тронул за руку, отводя в сторону. Заметив, что плотники смотрят на нее, Любава смело взяла Будылин а под руку, щекотнула в бок.

Он выдернул руку. Глухо начал прокуренным басом:

— Ты вот что, девка-красавица… Что я тебе скажу! Не отбивай у нас парня… От дела не отбивай. Не морочь ему голову и камня на душу не клади. Побереги чары-то для другого какого… здешнего.

Любава громко рассмеялась.

— О-о! Что это ты, Будылин?! Ведь любовь у нас… Алексей моим мужем будет!

— Ну, это еще законом не установлено — любого мужем называть! — усы под крупным носом Будылина поднялись кверху, в них застряли крошки махорки.

— А еще вот что… Не любит он тебя, фактически!

Любава блеснула глазами, прищурилась, тихо смеясь.

— Уж я-то знаю, как он меня любит! Эх ты, старый! Завидно?

Бригадир нахмуренно поднял брови, усы угрожающе сдвинулись. Загремел бас:

— И как тебе не стыдно!

Любава удивилась: как этот неприветливый человек смеет кричать ей в лицо. Сдерживая смех, моргнула всем, притворно» растягивая:

— Ох, мне и стыдно-о-о! Аж губы покраснели!

Плотники захохотали. Будылин крякнул:

— Иди, не мешай работать, красивая…

Любава повернулась вокруг себя, будто в новом платье перед зеркалом.

— А что, правда ведь красивая, мужики?! А?

Хасан, рассматривая Любаву, почесал глубокомысленно подбородок, и оценил:

— Нищава! Сириднэ!

Зимин, зажав бороденку в кулак, засмеялся надтреснутым старческим смехом:

— Красивая-то ты, молодица, красивая — это всему свету известно, а вот за старика не пойдешь, чать? А?

— Поцелуй, Любавушка, — дом поставлю! — отчаянно крикнул, подняв курчавую голову, небритый Лаптев.

Любава прохаживалась по щепкам, осторожно ступая.

— То-то! А вот Будылин гонит меня. Ой, боюсь: поцелует — усами защекочет!

Будылин побледнел, сплюнул:

— Теорема ты, фактически!

Любава обидчиво поджала губы.

— Плотники несчастные… Вам только топорами стучать да гвозди забивать, а не красоту понимать… До свиданьичка!

Пошла в степь, в дым. Повернулась, попросила:

— Лешеньке сообщите. Пусть придет.

Будылин крикнул вдогонку:

— Подумай, что говорил, Любава Ивановна!

Любава, не оборачиваясь, ответила: — Мой Лешка, мой! — и скрылась в степи. Оттуда слышался ее смех, манил, будоражил.

Плотники одобрительно и восхищенно перебрасывались фразами. Потом сразу стало скучно.

— Нейдет сон.

— Мать честная, жарища! Хоть в колодец головой!

Зыбин вышел из зернохранилища, выпрямился во весь рост, взмахнул длинными руками, высокий нескладный парень с белым чубом. Темные заспанные глаза его устало оглядели товарищей. Заметив, как они шепчутся о чем-то, посматривая на него, потер ладонями молодые щеки, взялся рукой за выбритый круглый подбородок, раздумывая.

— Проснулся, верста! — подмигнул всем Зимин и подошел к Алексею, маленький, тщедушный, сообщил, дергая бороденкой:

— Была почтальонша твоя, Любка-то. И ушла.

— Эх, ты! Куда?

— В степь ушла. Там, наверно, конь ее с почтой. Не ищи теперь.

— Что говорила?

— Спроси у бригадира.

Алексей кинулся к Будылину. Тот, нагнувшись, невозмутимо тесал топором бревно. Исподлобья глядя на Алексея, подтвердил:

— Приходила.

Алексей, деланно равнодушно глядя на стесанные бока бревна, спросил:

— Ну и почему же не разбудили?

— Сладко спал, — усмехнулся Будылин и положил руку на плечо парня. — Проспал свою жар-птицу.

— Ладно. Проспал так проспал, — обиделся Алексей и почувствовал неприязнь к бригадиру. Вспомнилось Алексею, что он чуть не уехал на целинные земли, да Будылин отговорил: «Все одно, что там на целине, что мы в степь уйдем бригадой. Совхозам плотники, ой, как нужны! Специальный приезжал от райисполкома. Почет! Дело верное. Дай заработок по совести — договор! Вынь да положь! И маршрут есть — не бродяги. Городские плотники — мастера! Бригада почти готова — вот хорошего столяра нехватает…»

Пожалел тогда сестренку — кончает педучилище. Согласился на лето. Заработает — поможет ей. Остро захотелось сейчас увидеть Леночку,