Сотворение мира.Книга первая - Закруткин Виталий Александрович

Так неожиданно повернулась судьба Максима. В полк его сопровождали два офицера — войсковой старшина Хоперсков и лысый сотник Юганов. Оба они знали историю злополучного хорунжего и, безусловно — он был уверен в этом, — шли с ним не случайно.

— Вы что же, конвойными ко мне приставлены? — спросил Максим у Хоперскова, когда они подходили к тырновскому вокзалу.

Хоперсков обиделся:

— Зачем конвойными? Что ты, на самом деле! Просто мы возвращаемся в полк, так же как и ты.

Больше Максим не разговаривал на эту тему. Предстоящая поездка в Россию, хотя бы и в составе боевого десанта, страшила и радовала его. Страшила потому, что ему не хотелось ступить на родную землю с оружием в руках, и радовала потому, что осуществлялось наконец его желание: он мог разом избавиться от горестных скитаний по чужбине, найти Марину, дочку. «Хоть одним глазом на них гляну, а там пусть делают со мной, что хотят!..»

По возвращении в полк Максим поселился в том же бараке, из которого ушел в начале лета, и стал ждать вызова в Варну от генерала Покровского.

При формировании десанта выбор не случайно пал на такого человека, как Виктор Покровский. Бывший летчик, пьяница и сумасброд, он в пору боев на Кубани превратился в совершенного бандита: сам себе присвоил генеральское звание, испепелил десятки станиц, а вешал и расстреливал так жестоко, что даже головорез Шкуро просил: «Ты, Витя, трошки полегче, прямо глядеть на тебя сумно…»

После бегства из России Покровский некоторое время жил в Константинополе, потом переехал в Сербию, затем оказался в Варне и поселился в скромном особняке сербского консула. Генерал Покровский был инициатором организации десанта, и «верховный» одобрил эту затею.

— Это будет очень своевременный демарш, — сказал Врангель.

Однако при формировании десанта Покровский натолкнулся на целый ряд трудностей. Дело в том, что правительство болгарского «Земледельческого народного союза», гостеприимно приютив на территории Болгарии значительную часть армии Врангеля — примерно около тридцати тысяч человек, — хотя и оговорило необходимость ее разоружения, но не беспокоило врангелевских генералов Кутепова, Шатилова, Витковского и других требованием сдать оружие. Правительство рассматривало вооруженных врангелевцев как запасной козырь в борьбе против болгарских коммунистов, с одной стороны, и против «блокарей» — блока махрово реакционных буржуазных партий — с другой. Но чем дальше шло время, тем большее недовольство народа вызывали бесчинства белых «орлов». Наиболее дальновидные люди сознавали, что Болгария при попустительстве ее правителей может стать плацдармом для нападения на Советский Союз и в конце концов окажется втянутой в очередную авантюру барона Врангеля.

Коммунисты потребовали немедленного разоружения врангелевских полков и отправки рядовой массы белогвардейцев на родину. Они привели при этом ряд неопровержимых доказательств шпионской и заговорщической деятельности белых, направленной против Болгарии. Премьер Стамболийский отдал приказ о разоружении врангелевцев. В общежитиях и казармах белых начались повальные обыски. Полки расформировывались и небольшими группами направлялись на работу в разные местности Болгарии. Командир Первого врангелевского корпуса генерал Кутепов был арестован и выслан в Сербию. Белогвардейцы лихорадочно зарывали в землю пулеметы, винтовки, патроны. В Болгарию прибыло советское представительство Красного Креста для репатриации желающих вернуться в Россию белоказаков. Дом в Софии, где разместилось представительство, осаждался тысячами беженцев.

В соглашении, подписанном Наркоминделом РСФСР и доктором Фритьофом Нансеном, который взял на себя организацию возвращения белоэмигрантов на родину, было сказано:

«Подлежат репатриации только уроженцы Дона, Кубани и Терека, так как лишь в этих областях экономическое и санитарное положение является благоприятным…

Русское правительство подтверждает полную амнистию уроженцам этих областей, рядовым участникам гражданской войны; служившие же на ответственных должностях должны исходатайствовать себе личную амнистию…»

Как ни пугали генералы рядовых казаков «ужасами чрезвычайки», как ни стращали «красным террором» в России, пытками, расстрелами, голодом, истосковавшиеся по семьям люди заявляли о желании ехать домой. «Россия № 2», как называли врангелевские генералы полуголодную орду эмигрантов, стала медленно распадаться. Первые пароходы с репатриантами отплыли из Болгарии в Советскую Россию.

В такой обстановке генерал Покровский задумал организовать вооруженный десант. Он встретился с Врангелем, донским атаманом Богаевским и заявил им прямо:

— Мне осточертело ждать, осточертело смотреть на все, что делается вокруг! Деникин сидит в Лондоне, как суслик в поре. Кутепов занимается цветоводством. Андрюшка Шкуро бродит по миру с какой-то кафешантанной шлюхой. Краснов объезжает коней у немца-помещика. Романовского шлепнули его же подчиненные. Слащев, как нашкодившая сука, смылся и лижет большевикам сапоги. Вояки! Генералы!.. Сидите и смотрите, как ваша доблестная армия уплывает в Совдепию.

— Что же вы хотите? — поморщился Врангель. — Возьмите да уговорите союзников начать вторую интервенцию.

— Какую там интервенцию! Вы хотя бы десант организовали, чтоб можно было пройтись по Дону да по Кубани, чтоб люди знали: отыскался след Тарасов! Большевики тогда не дюже охотно принимали бы нашу подлую казачню, а то битком набитыми пароходами увозят…

Так был решен вопрос о десанте. Покровский получил у Врангеля деньги и тотчас же уехал в Варну, где через грека-комиссионера купил быстроходную парусно-моторную шхуну, начал искать опытных моряков и собирать оружие…

Максим Селищев ждал дней десять. В один из холодных осенних вечеров в барак, где жили офицеры-гундоровцы, вошел здоровенный детина в полушубке. Он спросил хорунжего Селищева, назвал себя сотником Моисеем Власовым и сказал, что генерал-лейтенант Покровский приказывает хорунжему выехать в Варну. Ночью Максим и приезжий сотник покинули лесной барак.

На улицах Варны Максим увидел множество русских. Они слонялись по городу группами и в одиночку, сидели в порту с мешками, толклись возле двухэтажного домика, на дверях которого была прибита картонка с надписью «Уполномоченный Красного Креста РСФСР».

Когда сотник Власов и Максим проходили мимо этого домика, из дверей вышел высокий, стройный офицер без погон, одетый в защитную гимнастерку и галифе. У него было открытое смуглое лицо, на губах играла веселая улыбка. Как только он вышел на крыльцо, его тотчас окружили десятка полтора казаков.

— Видали? — скривился Власов. — Это самый главный провокатор и шпион, войсковой старшина Агеев. Он был адъютантом у вашего донского генерала Сидорина, а потом, сволочь, ездил из Турции в Москву — просить у Ленина, чтобы казакам позволили домой ехать…

Власов дернул плечом, с плохо скрытой ненавистью посмотрел на Агеева и засмеялся.

— Теперь, сучий сын, мотается по всей Болгарии, уговаривает казаков возвращаться в Совдепию. Ну да ладно! Для него уже не одна пуля готова…

В тот же вечер генерал Покровский принял Максима. Увидев его, Максим удивился. По внешности Покровский ничем не напоминал свирепого палача и садиста. Был он молод, подвижен, чернобров, говорил приветливо, звучным голосом. Пожалуй, только тени под нижними веками да странная манера прикусывать губы говорили о разнузданности и нервозности этого незаурядного авантюриста.

Покровский расхаживал по консульскому кабинету в расстегнутом генеральском кителе и чистил пилочкой ногти. У окна на диване сидел добродушный толстый офицер с сонным выражением лица и белыми бабьими руками. Это был начальник контрразведки группы Покровского полковник Муравьев.

Как только Максим вошел в кабинет, Покровский, отрывисто роняя слова, сказал:

— Хорунжий Селищев? Я пригласил вас в числе первых потому, что предпочитаю иметь дело с младшими офицерами. Все наши старшие превратились в слюнтяев. Вместо того чтобы бить красную сволочь, они греют зады в чужих гостиницах и выпрашивают грошовые подачки.