Сотворение мира.Книга третья - Закруткин Виталий Александрович

— Это переводчик Мадалена Аяла, — сказал Ермаков.

— Участок вашего батальона у меня не вызывает сомнений, — сказал Висенте Рохо, — гораздо опаснее северо-западный сектор. По данным разведки, именно там сосредоточены ударные силы противника. На вашем левом фланге, — Рохо сквозь очки пристально взглянул на капитана Гуттиереса, — надежные войска. Там Двенадцатая интернациональная бригада генерала Лукача и первая бригада Энрике Листера. Прошу особенно зорко следить за правыми соседями, среди них на днях займет позиции трехтысячный отряд анархистов, которым командует Буэнавентура Доррути. Сам он человек отважный и честный, но его отряд — разнузданная вольница…

Роман подошел к Ермакову и сказал, понизив голос:

— Яков Степанович, я пойду туда.

— Куда? — спросил Ермаков.

— На правый фланг батальона, — твердо сказал Роман, — мне кажется, что инструктор пулеметной команды должен быть там, где проходят боевое испытание его ученики. Они ведь первый раз в жизни будут стрелять не по мишеням, а по людям.

Ермаков нахмурился:

— По врагам, ты хочешь сказать?

— Да, по врагам.

— Хорошо, иди, — сказал Ермаков. — Я сам об этом думал. Ты славный парень, камарадо Росос. Настоящий парень!

Он обнял Романа и ушел вслед за Висенте Рохо и капитаном Гуттиересом.

Леся стояла у дверей блиндажа. Она слышала короткий разговор Романа с Ермаковым и не промолвила ни слова, только побледнело ее смуглое лицо.

Орудийный и пулеметный обстрел усилился. Теперь казалось, что гудящая земля и потревоженное небо превратились в какой-то дикий хаос. Откуда-то из-за реки раздались залпы республиканских батарей, расположенных на западной окраине города. В парке Каса дель Кампо, где, по всем данным, затаился невидимый пока противник, взлетели вырванные с корнем деревья и метнулись клубы дыма.

Роман взглянул на сидевших в окопе солдат, резко повернулся к Лесе, не стесняясь людей, приник к ней и громко сказал:

— Я пошел, Лесенька… Мне надо идти…

Маленький солдат с карабином и с гранатой в руках что-то гортанно закричал: иди, дескать! Потом кивнул в сторону Леси: ничего, мол, не беспокойся, мы твою сеньориту будем оберегать!

Придерживая болтающийся на груди бинокль, Роман побежал вдоль окопа. Бежал пригнувшись, спотыкаясь и падая, будто слепой. На какую-то долю мгновения он замечал лица солдат, блеск патронов в земляных нишах, мешки с хлебом под ногами. На повороте окопа увидел первого раненого. Раненый, пожилой рабочий с землистым лицом, лежал на спине, из его обнаженной шеи хлестала кровь. Над ним, сидя на корточках, хлопотала старуха с окровавленными руками. Космы седых волос мешали ей, она откидывала их судорожным движением головы.

Роман на секунду задержался, посмотрел на неживые, остекленевшие глаза раненого, подумал о том, что старуха напрасно старается чем-то помочь ему, и побежал дальше. Сквозь грохот разрывов и тонкий посвист пуль он вдруг услышал ровное, с подвыванием гудение. Оно неслось сверху, оттуда, где медлительно плыли розовеющие под лучами солнца, ко всему равнодушные облака. Пугающее своей тяжкой монотонностью, надрывное гудение это приближалось, усиливалось и наконец превратилось в грозный рев. Романа обожгла мысль: «Самолеты-бомбардировщики… а у нас на участке ни одной зенитной пушки…»

Он успел пробежать еще метров тридцать, успел заметить, как отшатнулись от бруствера, попадали на дно окопа солдаты, и тут над его головой с металлическим лязгом распалось небо. С оглушительным грохотом взметнулась навстречу небу земля. Взрывная волна отбросила Романа к задней стенке окопа. Теряя сознание, он упал навзничь.

Сколько времени длилось забытье, Роман не знал. Очнулся он от удушающего комка земли во рту и оттого, что почувствовал на лице и на шее теплую влагу. Мелькнула мысль: «Кровь… значит, ранен в голову…» Он с трудом открыл глаза и вздрогнул: над ним склонилась Леся. Роман долго всматривался в ее измученное лицо, совсем близка увидел искривленный рыданием рот, едва заметный пушок над верхней губой, две темные родинки на мокрой от слез правой щеке. Все еще не понимая, что с ним произошло, он поднял руку, провел ладонью по шее, посмотрел — крови не было, но ладонь была влажная. «Это ее слезы, — подумал Роман, — она плачет… Но как она тут оказалась? Почему покинула блиндаж?» Он коснулся пальцами волос Леси, выплюнул землю и спросил:

— Лесенька, почему ты здесь?

— Я все время бежала за тобой, — всхлипывая, сказала Леся, — звала, но ты ни разу не оглянулся.

Два солдата приподняли Романа. Он сел, посмотрел на солдат.

— Бомба легла впереди окопа, — сказал один из них, — мы все успели лечь, а тебя швырнуло и ударило о стенку. Потом прибежала сеньорита, упала на тебя и прикрыла собой, но самолеты уже улетели…

Второй солдат отстегнул от пояса флягу, налил в кружку вина, протянул Роману:

— Выпей, камарадо, и девчонке своей дай хлебнуть. Это помогает. Пей, пей, пока канонада притихла! Не нравится мне такая тишина. Видно, генеральская банда в атаку на нас кинется.

Леся переводила ему слова солдат, но фляжку Роман уже принял и отпил из нее вина. Сказал:

— Выпей, Лесенька.

Леся послушно сделала несколько глотков. Роман поднялся, отряхнул землю, поблагодарил солдат.

— Ну что ж, пойдем, дорогая моя испанка, — сказал Роман, — все равно тебя не уговоришь.

Они дошли до того места, где позиции батальона смыкались с участком соседней части. По черно-красным шарфам и залихватским беретам Роман понял, что правее занимают оборону анархисты. Оттуда, из-за окопов, доносились звуки гитары. Несколько солдат пьяными голосами пели веселую песню. Через несколько минут песня была прервана частым минометным обстрелом. Мины рвались позади позиции анархистов, на берегу реки.

Анхел Ортис и Филипе, пулеметчики, к которым пробирался Роман, расположились впереди окопов своего батальона. Место для них выбирали Роман с Ермаковым. Редкая полоса невысокого кустарника неплохо маскировала пулеметчиков, а остатки сложенной из дикого камня ограды служили для них надежной защитой. Крепкая ограда тянулась на добрую сотню метров, упираясь в старый дуб с кривым, покореженным стволом. Вторая пара пулеметчиков устроилась под этим дубом, также окружив свое гнездо камнями.

— Мне надо ползти туда, к ним, — сказал Роман.

— Я с тобой, — твердо сказала Леся. — И пожалуйста, не уговаривай меня.

После небольшой паузы мятежники снова начали орудийный обстрел. Теперь снаряды рвались далеко впереди линии окопов, но вал огня медленно приближался, и Роман понял, что вот-вот вражеские войска начнут атаку. Вместе с Лесей он вывалился из окопа, обернувшись, крикнул ей:

— Ползи за мной, не отставай!

Над ними стали пролетать снаряды республиканских пушек, открывших подвижной заградительный огонь по заранее пристрелянным ориентирам. Роман заторопился: значит, те, по которым должны стрелять его ребята, уже идут.

— Быстрее, Лесенька, быстрее! — крикнул он. — Прижимайся ко мне! Не отставай!

Весельчак Филипе издали заметил их. Сидя на корточках, он кричал, что правее есть ложбинка, которая может укрыть от осколков, и показывал рукой, где им надо ползти. До каменной ограды Роман с Лесей добрались в полном изнеможении. По щекам Леси стекали крупные капли пота, она тяжело, хрипло дышала.

— Ложись, Мадалена, сюда, — сказал Филипе, с жалостью поглядывая на девушку, — тут у меня укромное логово вырыто, даже травы я туда постелил. Там и фляга с водой и сыр с хлебом.

Участливо улыбаясь, сверкая белыми зубами, Филипе помог Лесе устроиться в глубокой норе. Роман присел и, отыскав щель, пробитую пулеметчиками в каменной ограде, прильнул к биноклю. По ровной изжелта-серой долине медлительно плыли тени облаков. То тут, то там вздымались черные клубы взметенной снарядами земли. Вдалеке едва виднелась невысокая часовня. Правее темнела уходящая к горизонту опушка парка.

Роман повернулся, посмотрел в сторону дуба. Там притаилась вторая пара пулеметчиков, молодые галисийцы из приморского городка Эль Фероль, молчаливые крепыши Гонсалес и Леонсио. Роман вспомнил, как смеялись над ними товарищи по команде, неизменно величая их «земляками Франко». Франко действительно родился в Эль Фероле. «Ничего, мы нашему земляку всыплем», — огрызались они.