Антон Кротков - Я – пират

Ознакомительный фрагмент

Ходжи рассказал, что встретил на палубе нескольких своих товарищей по экипажу. Охранника-китайца его начальство сразу отправило по каким-то делам, а Мирчу заставили вместе с другими пленниками-рабами участвовать в ремонтно-уборочных работах – надо было отмыть палубу от следов ночного захвата. От приятелей Мирча узнал о событиях этого утра.

Оказывается, пираты скормили акулам не всех моряков. Нужных им специалистов бандиты пощадили: второго штурмана, электромеханика, помощника кока, котельного машиниста, личного официанта покойного капитана и других. Всего семь человек (не считая меня и Ходжи). Правда, в начале счастливчиков было десять. Но этой ночью двое пленников взломали замок склада запчастей, который пираты приспособили под тюрьму для своих рабов, и попытались покинуть корабль на спасательном плоту.

На верхней палубе корабля в нескольких местах возле бортов имелись специальные крепежи, которые удерживали большие ярко-красные бочки. Это были контейнеры со спасательными плотиками. Стоило сбросить такую бочку за борт, как срабатывал специальный механизм автоматического раскрытия и накачки плота углекислым газом из встроенного в контейнер баллона. Смельчаки, как и мой товарищ Ходжи, видимо, рассчитывали, что у пиратов нет возможности контролировать всю территорию корабля. Но они трагически просчитались.

Одного беглеца часовой застрелил возле гакаборта (кормовая часть борта), когда он уже сбросил в море контейнер с плотом и перелезал через ограждение палубы, чтобы прыгнуть вслед раскрывшейся в волнах красной спасательной палатке. Его товарищ после того, как прогремела автоматная очередь, упал на палубу и притворился мёртвым. Только лучше бы он погиб от автоматного свинца…

– Я хорошо знал этого парня. Его звали Ван Форн – тяжело вздохнул Мирча. – Он был заведующим электромеханической мастерской. Если бы ты только знал, док, какой весёлый это был человек. Просто ходячий цирк! Форн постоянно кого-то разыгрывал и всегда делал это по-доброму, так, чтобы объект розыгрыша не почувствовал себя униженным. А как мастерски он умел рассказывать анекдоты! Какое-то время я делил с ним каюту, но вскоре понял, что два клоуна в одном кубрике ужиться не могут. Через три месяца у него должна была состояться свадьба. Не удивительно, что такой неугомонный жизнелюб решил свалить с этой плавучей каторги. Но ему не повезло…

Мирча помрачнел и на какое-то время замолчал, погрузившись в свои мысли. Его дальнейший рассказ потряс меня. Я сразу представил себя на месте несчастного Ван Форна, ведь мы тоже планировали побег.

Пираты привязали беднягу за руки к брашпилю (прим. автора: электромеханическая лебёдка барабанного типа, предназначенная для наматывания якорной цепи, размещается на носу судна – на баке). Затем распоряжающийся казнью бандит, которого все звали «Далит», приказал троим парням из экипажа «Ганга 2» взять в руки пожарные топоры и отрубить беглецу ноги, «чтобы не так быстро бегал». Но один пленник твёрдо заявил, что не станет участвовать в таком зверстве. Пираты не уговаривали его. Один из бандитов сходил за канистрой с какой-то спиртосодержащей жидкостью, выплеснул её содержимое на принципиального матроса и зажёг.

– Ребята рассказывают, что эти нелюди очень веселились, наблюдая за бегающим по палубе живым факелом – продолжал свой страшный рассказ Мирча.

После расправы над отказником страшная экзекуция была продолжена. Несчастный Ван Форн всем телом извивался на своей плахе: он умолял друзей не калечить его, плакал, просил пощады у пиратов. Но бандитов эти стенания жертвы только веселили. А палачи поневоле боялись даже глаза поднять на нетерпеливо покрикивающего на них Далита:

– Эй вы, толстозадые морские коровы, нельзя ли поживее, а то зрители заждались!

У моряков с сухогруза тряслись руки, в которых они держали топоры. При этом они старались не смотреть на приговорённого товарища. Но парни хотели выжить! Поэтому, когда Далит грозно в очередной раз прикрикнул на них, обезумевшие от ужаса моряки, начали неумело кромсать Форна. Это было омерзительное зрелище! Вслед за ногами голландцу отсекли руки и половые органы. Превращённого в обрубок, потерявшего сознание человека оставили на палубе медленно умирать.

– Господи, они, что тут все маньяки-шизофреники и тупые садисты-Дауны?

– Вряд ли – ответил я. – У меня есть подозрение, что окажись на этом корабле хороший врач-психиатр, он бы обнаружил, что большинство членов банды этого Дуче, включая его самого и этого Далита, являются вполне нормальными людьми. Некоторых наших хозяев я бы даже назвал утончёнными интеллектуалами. Но в силу специфики своей профессии им пришлось подавить в себе многие нормальные человеческие чувства и выпустить на волю демонов собственной души. Чтобы стать настоящим пиратом вовсе не требуется превращаться в психопата или маньяка. Для этого необходимо кардинально изменить систему мотиваций и научиться получать удовольствие от действий, которые нам с тобой, Ходжи, как цивилизованным людям, кажутся отвратительными. А для них это норма. Так что не надо обижать больных синдромом Дауна. Они то, насколько я знаю, как раз отличаются редкой незлобивостью и непробиваемой благожелательностью по отношению ко всем вокруг…

Вечером в санчасть явился человек от Дуче, который приказал готовить раненых к эвакуации. Мы с Ходжи аккуратно переложили пациентов на складные носилки, утеплили их одеялами и закрепили специальными нейлоновыми ремнями, чтобы на крутых трапах наши подопечные не дай Бог не свалились с носилок.

Пиратский капитан прислал людей, чтобы они перенесли раненых на верхнюю палубу. Особая забота была естественно проявлена по отношению к сыну Дуче. Его носилки несли и страховали сразу четверо человек, в то время как покалеченного китайца, как и полагается – двое. Я как судовой врач был поставлен руководить действиями медицинской команды.

Когда мы поднялись на верхнюю палубу, я увидел гидросамолёт, покачивающийся на волнах метрах в ста от нашего корабля. На тёмно-зелёном фюзеляже крылатой машины белыми буквоцифрами был обозначен её бортовой номер, а также красовалась эмблема в виде жёлтой многоконечной звезды на синем поле. Я бы предпочёл остаться в каюте и не видеть самолёта, ибо подобная информация лишь укорачивали мои земные дни, как опасного для пиратов свидетеля. Но моими желаниями тут никто не интересовался.

Вначале на воду с помощью лебёдочного устройства спустили баркас. Затем на специальной подвесной платформе с палубы в шлюпку переместили носилки с ранеными. Экипаж баркаса высадился с корабля по штормтрапу.

– Прошу вас, доктор, проводите моего мальчика до самолёта и проследите, чтобы его носилки там хорошо закрепили – проникновенно заглядывая мне в глаза, и дружески положив мне руку на плечо, попросил Дуче. – А то эти асы привыкли возить мешки, да ящики. Я боюсь, что они просто поставят носилки на пол грузового отсека и забудут о них до самой посадки.

После того как я занял место в баркасе, рулевой завёл мотор, и мы устремились к гигантской стальной птице, присевшей на воду недалеко от сухогруза. По дороге баркас несколько раз взбирался на спины больших, но пологих волн и лихо скатывался с них, чтобы тут же начать подъём на новую искрящуюся на солнце тысячами ослепительных бликов тёмно-синюю в разводах белой пены гору. Вскоре за стёклами высоко расположенной кабины самолёта я разглядел азиатские лица лётчиков.

Когда мы вплотную приблизились к самолёту, я вдруг обнаружил, что из-под эмблемы на его фюзеляже сквозь слой краски слегка просвечивает контур другого опознавательного знака. «Ловко! – восхитился я. – Вот уж настоящий „самолёт-невидимка“. Сейчас он заберёт раненных пиратов, завтра снова примет участие в какой-нибудь тайной операции, а через недельку вновь сменит окраску: поменяет опознавательные знаки и бортовой номер. И будет выполнять самые обычные коммерческие рейсы». Вот только пилоты видимо очень спешили и плохо закрасили следы былой истории своей машины.

Ещё я заметил цветок с нежными фиолетовыми лепестками, застрявший в щели воздухозаборника авиационного двигателя над моей головой. Вид этого цветка неожиданно потряс меня. Я находился в море меньше суток, но за это время произошло столько событий, что мне начало казаться, будто мои океанские странствия продолжаются целое десятилетие, и что на свете больше нет ничего кроме бесконечной водной пустыни и проклятого каторжного корабля. Поэтому цветок, затянутый в двигатель при взлёте самолёта с сухопутного аэродрома, представился мне весточкой из давно покинутого дома. Мне очень хотелось взять его и спрятать под одеждой. Но крыло с мотором находилось очень высоко над водой, и я при всём желании не мог дотянуться до него рукой.