Сергей Трищенко - ЯТ

– А при-бытие? При бытии?

– Тоже верно. Оно находится при бытии, рядом с ним, но само по себе не является бытием.

– А как тогда у-бытие? Тоже около бытия?

– «День прибытия и день убытия – один день», – пробормотал я, цитируя старинную инструкцию. Сингулярную.

– У-бытие – особая форма бытия. Она находится не возле обычного, а внутри него.

– Хорошо, – Том утомился от диалога и решил вернуться к тому, с чего начал, к забытию:

– Скажите, использовать забытие не опапасно? – чуть заикаясь, сумел спросить Том.

– Здесь не опасно. Опасно заниматься самолечением. Бывали подобные случаи. Может, вы встречали на Ярмарке кустарно изготовленное забытьё? Но там оно ядовито-зелёного цвета, а у нас, видите, жёлтого. То есть выдержанное, спелое.

– Нет, не встречали, – ответил Том и посторонился: по коридору хромало произношение.

– Во! – удивился Том. – А его-то как лечат?

– Методы извечтные, – улыбнулся доктор, – известные, вечные: логопедические. Бегать по логу нужно. С максимальной скоростью.

– А вот тут, – произнёс главврач, входя в очередную распахнувшуюся перед ним дверь, – я отвечу вам на вопрос: что должно быть в настоящем человеке? Тут происходит окончательная комплектация головы: в неё вкладывается ум, вера, терпение… и так далее и тому подобное.

– Вы что, людей создаёте? – ахнул Том.

Главный врач покачал головой:

– Нет. Воссоздаём. реконструируем. Бывает, кому-нибудь что-нибудь недовложат – там, – он кивнул головой куда-то вбок, – скажем, веры много, надежды и любви тоже, а критического мышления не хватает. Так получаются фанатики. А если критического мышления много – полкучаются скептики. Куча скептиков. Во всяком случае, половина кучи.

– Но, строго между нами, – он понизил голос, – настоящие скептики – те, что ходят с кепкой и тикают. Не в кепке, а с кепкой. Кстати, знаете ли вы, что по-польски «кепско» означает «плохо»?

– Знаем, – сказал Том. – А «урода» – «красота». Ну и что?

– Закономерная диссипация понятий, вплоть до инверсии, – пробормотал доктор, – вариативность лингвы… попытки охватить весь спектр… Ладно, вам это пока не интересно, – прервал он сам себя. На чём мы остановились, на какой нехватке?

– Бывает иногда, что ума недостаточно… – нерешительно добавил ассистент слева.

– Бывает, – согласился главврач. – Его в природе ограниченное количество. Вот и получается – вроде не совсем дурак, да и умным не назовёшь. Если недовложение сознания, то ещё хуже: человек не осознаёт себя.

– Не отвечает за себя? – не понял Том.

– Нет, именно не осознаёт. Если не отвечает – это нехватка ответственности.

– Чем тогда является сознание?

– Это – сложное пространственно-временное чувство локализации индивидуума в данном месте в данное время. Нормальный человек чувствует себя, понимает: «это я», и «я здесь». А этот не понимает. Прёт на рожон. Ему кажется, что рожон в одном месте, а он – в другом.

– Если не хватает рассудка, логического мышления, – продолжил другой врач, – то человек как бы распадается. То есть воспринимает события и реагирует на них, но реагирует неправильно: из-за неверной оценки событий, неправильного понимания их взаимосвязи. Какую-то часть нагрузки может взять на себя предрассудок, но…

– Предрассудок и рассудок: что между ними общего? – прикинувшись наивным, спросил Том.

– Они абсолютно разные вещи! Предрассудок – не передний отдел рассудка, как можно подумать, а предположения, предварительные, предшествующие положения рассудка – сложносокращённое слово. Предварения рассудка: то есть сначала идёт предрассудок, а потом появляется рассудок. Предрассудок, можно сказать, предварительный рассудок.

– Чем в таком случае является разум в целом?

– Разум – многокомпонентная система. Составными частями разума являются: сознание, логическое мышление, рассудок – ум – сообразительность – понимание, интуиция – как основанная на знании, так и врождённая, – память – обязательно, чуть не забыл! – интеллект – как надсознание, вера – или неверие. Про надежду и любовь я говорил.

– Вы не путаете разум и чувства?

– Нет, я называю компоненты разума. Если они совпадают с одноимёнными чувствами, то лишь из-за взаимовлияния.

– Это можно получить только у вас, купить нельзя?

– Кое-что можете и купить, надо лишь смотреть, чтобы фирма была солидная и брать высококачественную продукцию.

– Да, а интеллект… я не вполне понимаю его роль и происхождение.

– Понять роль несложно. Сложнее сыграть. Кое-кто пытается определить интеллект как простую сумму знаний, но знания просуммировать нельзя. Интеллект – это не сумма знаний, а их произведение. Помните, я надеюсь, бессмертную фразу Натановичей: «Они знали так много, что стали в другие отношения с нашим миром» – вот к чему должен стремиться человек!

– А почему на Ярмарке не продаётся «глобальных» вещёй? – Том, подражая Маяковскому, сделал пальцами кавычки на слове «глобальных».

– Я бы запретил кое-что из разрешённого, – сказал главврач, – например, торговлю совестью. Потому что у бессовестных существ – я не хочу называть их людьми – очень ограничен круг общения: никто из нормальных людей не хочет с ними общаться. Тогда они попадают в безвыходное положение, обращаются к нам, и начинаются наши трудности.

– Мы им пересаживаем культуру, из пробирок, – пожаловался врач справа, – а они выходят из больницы и опять её теряют. Или совесть: пересадишь от донора, а она отторгается. Если у человека своей совести нет, чужой не привьёшь. А без совести человек теряет человеческий облик. То есть он внешне похож на человека, но не человек.

– В старину пытались с этим бороться путём подсадки религиозных догм, – продолжил главврач, – известные «десять заповедей» и есть попытка организовать человеческое общество, дать минимальный набор требований, позволяющих человеку жить рядом с другими людьми, не причиняя им слишком много вреда. Животные никаких требований не имеют и не понимают: если животному надо, оно берёт, не спрашивая. Хотя и у них есть «система ценностей» – например, соблюдение территориальных зон влияния. А человек суть существо, обладающее разумом, но почему-то не умеющее им пользоваться. Может, не все понимают, чем владеют?

– Что имеем – не храним, потерявши – плачем, – пробормотал Том себе под нос, а вслух произнёс:

– А как же душа?

– Тема души неблагодарная, – усмехнулся врач, – и не входит в пределы нашей компетенции: электрик не может чинить водопровод. Что я могу сказать? Банальность: есть одушевлённые понятия, а есть неодушевлённые. В широком смысле сюда входят все живые существа – в том числе и с узкой душой, а в узком – только люди с широкой душой. Если понимать под душой исключительно жизненную силу, – мельком добавил главврач, – то ею обладают все живые организмы. Если же рассматривать в чисто человеческом плане, то далеко не у каждого человека есть душа. Но в этом случае её следует рассматривать только в плане-разрезе взаимоотношений между людьми. У кого-то больше душевных качеств, у кого-то – меньше. Хотя это никак не влияет, например, на мыслительные способности. У кого-то больше склонности к математике, у кого-то к лингвистике… Но сила ума обоих может быть одинаковой.

– А бывает наоборот, – добавил ассистент слева, – слышали, наверно, выражение «ни ума, ни фантазии»? Оно верно отражает состояние вещей, то есть часто имеется что-то одно: или ум или фантазия – как альтернатива, что ли… Лучше, разумеется, и то и другое, потому что фантазия сама по себе может завести далеко, но не туда, а холодный рациональный ум засушивает всё, к чему прикасается. Если, конечно, ничего другого нет, кроме аналитического ума.

– Вы правы, коллега, – дополнил главврач. – Вспомните последний случай: человек стал неврастеником потому, что не смог врасти в эту жизнь. Вскрытие показало, что все извилины у него заканчивались тупиком.

– Интересный парадокс, – заметил я, – горячий разум сжигает, а холодный засушивает.

– Значит, не такой холодный, – предположил Том.

– Относительно холодный, – согласился главврач, – по сравнению с горячим.

– Но что мы всё теоретизируем, – спохватился он. – Вы хотели обследоваться? На что жалуетесь?

– У меня пропали жизненные интересы.

– Да? И много пропало?

– Ну-у, не знаю… Штук пять или шесть.

– Хорошо, идёмте в интересную лабораторию.

– Интересную?

– Вы же говорите, что пропали интересы.

В лаборатории мы увидели ещё больше приборов и аппаратов, чем раньше.

Первым заметили стоящий посреди комнаты совестемер – нечто вроде больтшого-пребольтшого ареометра, но на болтах прикреплённый к полу.

Том боязливо покосился на него:

– Это что, глотать надо?

– Пока не надо.

– А другие приборы для измерения у вас есть? – спросил Том.

– А как же! Вот фантазиметр, – нечто вроде фонтана с радужными кольцами, – памятемер, – длиннющий штангенциркуль из дерева, – терпениеметр, верометр, надеждометр, эмоциометр, культурометр.