Максим Гуреев - Мама тебя любит, а ты её бесишь! (сборник)

– Ах ты ж… – в эту тишину сказал Максим и посмотрел на дисплей. – Минуту из-за неё потерял. У меня и так в минус там…

– Чего она? – с осторожным любопытством спросил Дрозд.

– Да мозги попарила, и всё. На хрен я ей звонил?.. Всю жизнь динамой была.

Выпили ещё понемногу. В бутылке оставалось с четверть. Как-то быстро вторая разошлась… Максим попытался вспомнить, хватит ли у него денег ещё на одну. Вроде хватало.

– Делать нечего, – сказал Котик, – звони Мыше теперь. Она-то должна. Все мы с ней в своё время поотрывались.

– Аха, а теперь муж у неё.

– И что? Прибежит, быстро обслужит и – обратно… Представьте, залетает, раздевается без ломок всяких догола, встаёт раком…

– Котяра, заткнись! – рявкнул Максим.

Вскочил, стал доразливать водку. Один из стаканчиков упал под струёй; на Максима тут же обрушился шквал ругани…

Худо-бедно разделили выпивку поровну. Проглотили.

– Беги за новой, – тут же велел Котик.

– Куда тебе больше? И футбол через шесть минут.

– Шесть минут – это огромный отрезок… Плюс дополнительное время. Можно переломить ситуацию… Гони, Максыш, тащи…

– Да ты готовченко.

– Слушай, – Котик нахмурился, – давай мне тогда мои башли, я – сам…

– Ладно, сиди уж. Тебя сразу такого в мусорню гребанут.

Только Максим вышел во двор – запиликал мобильник. В груди сжалось – он был уверен, что это Птица. Передумала и решила встретиться… И за те короткие секунды, пока вынимал телефон, Максим успел вспомнить всех знакомых, выбрать тех, кто способен дать ему в долг тысячу. Чтоб провести вечер с Птицей достойно.

Но на дисплее высветился номер телефона его собственной квартиры – звонила мать. Максим резко сунул пиликающий мобильник в карман… Ищет. Видимо, надо ей там что-нибудь передвинуть. Дом разваливается, а она каждую субботу генеральную уборку устраивает, мебель переставляет. Как будто это сделает квартиру современней, удобней.

Стараясь не попадать под обзор из своих окон, Максим пробрался к «Погребку», купил бутылку, упаковку корейской морковки (хорошо ею закусывать) и пачку сигарет себе на завтра. Осталось от семисот рублей несколько монет. А впереди ведь ещё воскресенье…

Котик с Дроздом дремали. Максим хотел было уйти с бутылкой и морковкой домой – сейчас лечь спать, а вечером куда-нибудь выдвинуться. Но не получилось: услышав его шаги, парни тут же ожили.

– Н‑наливай! – гаркнул Котик.

– Не ори.

Максим налил почти по полстаканчику. Скорей уж допиться и разойтись.

Выпив и закусив, смотрели друг на друга, ожидая каких-нибудь слов: молчать было скучно, а переругиваться – тошно.

– А, парни, прикиньте, – вымученно попытался найти интересное Дрозд, даже глаза округлил, но на мгновение. – Иду как-то утром с похмелья…

– Ну удивил, – хмыкнул Котик. – Ты по-другому и не передвигаешься.

– Дай рассказать-то! Как собаки, вообще, стали… Иду, короче, и тут боковым зрением вижу: по двору что-то движется. Поворачиваюсь – птица такая…

– Да, Птица… Макс, звони Птице, пускай идёт…

– Да не та птица! – всплеснул руками Дрозд. – А павлин.

– Что? – Максим испугался: – Он же сидит!

Павлину он должен был пять тысяч рублей, и после того, как Павлина посадили на три года за кражу дивиди-плееров со склада «Электронного мира», к Максиму приходила Павлинова сестра, требовала вернуть деньги, чтобы брату отослать на зону. Но Максим не вернул – не скапливалось таких денег…

– Ой, ну и дебилы вы-ы. – Дрозд обессиленно упал на табуретку. – Нормальный, обычный павлин. Из зоопарка сбежал и ходил тут по дворам.

– Да это когда было! – вспомнил Максим, и сразу стало легко. – Года три назад павлин этот…

– Ну, не знаю. Вроде недавно.

Заскрипела наверху дверь, и оттуда раздался старчески подрагивающий мужской голос:

– Александр, ты там?

Дрозд поднял жалобные глаза:

– Уху…

– Иди быстро домой!

– Зачем, пап?

– Иди, говорю! Жрёшь опять?.. Быстро домой!

Дрозд схватил бутылку, налил себе граммов семьдесят и проглотил. Подавился, сдавленно рыгнул и, вытирая губы рукавом рубашки, поплёлся на свой этаж.

Дождавшись, когда дверь закроется, Котик сказал:

– Ладно, давай по последней, и я на футбол. «Динамо» – «Спартак». Рубилово должно… У наших Кобелев, у спартачей – Карпин теперь. Должны схлестнуться.

Выпили и осели – водка наконец накрыла по-настоящему.

Котик положил голову на подоконник, Максим прислонился к комоду, закрыл глаза и словно бы отлетел…

Во сне, как часто случалось при быстром опьянении, было приятно, ласково. Максим слышал ворчание, и ему представлялось, что он в деревне под Саранском, на родине отца, и ворчит это на койке дед, почти не говорящий по-русски… Тогда, много лет назад, когда Максим был маленьким, месяц в деревне он переживал с трудом, тянуло домой, в Москву, в квартиру. В деревне же на каждом шагу подстерегали опасности, всё вокруг было каким-то грязным, пыльным, от непонятных, но жутких дедовых сказок он не мог заснуть, таращился в окошко, где что-то клубилось, металось. И с бурной радостью Максим встречал приезжающих за ним родителей, первым лез в рейсовый автобус, не прощаясь с бабушкой и дедушкой, а следующим летом долго плакал и упирался, когда родители собирали его в деревню.

Теперь же, когда давно уже не было в живых ни бабушки с дедушкой, ни отца, когда жизнь его, коренного москвича, в Москве никак не складывалась, он часто видел во сне и хмельной дремоте ту деревню, тянуло туда, казалось, что там-то и найдёт он некую крепость в мире, смысл приложения сил. Но в размеренном течении дней мысли взять и хотя бы съездить в далёкую, в стороне от железной дороги деревушку не возникало, зато в забытьи деревня являлась, тянула к себе, в себя…

– У-у-у, да что ж это… – Ворчание стало слышнее, слова различимее. – Ой, твою-у…

Максим разлепил веки, увидел корчащегося Котика на табуретке, подоконник и пыльное, темнеющее уже окно; голову сжала туповатая боль, рот наполнился горькой, ядовитой слюной… Максим заметил на полу бутылку с сочно-жёлтой жидкостью, как к спасению, потянулся к ней. Очень хотелось пить.

– Да это не пиво, дурак, – остановил Котик.

– А? А что это?

– Это я сделал…

– У‑у, животное.

– Животное бы тебе на башку нассало. Давай водяры хлопнем… Всё равно терять уже нечего. Матч пропустил. Целую неделю ждал – и пропустил. Ещё «Арсенал» вечером с «Портсмутом», но его нет на общедоступных…

– Поставь тарелку, – отозвался Максим, приподнялся, взял бутылку кока-колы и быстро влил в себя оставшееся – на пару глотков хватило.

– Сука, – бесцветно произнёс Котик. – А чем запивать теперь? Водки ещё полбатла.

– Отстань. Не хочу я пить.

Котик выпил один. Почесал голову, с отвращением закурил.

– Тарелку, говоришь, поставить, – сказал вроде бы как с угрозой. – А где деньги взять?

– Да копейки стоит…

– И копейки тоже. А? Зарплату – половину матери отдаю на хозяйство, половину с вами пропиваю. Да и зарплата-то… Двадцать три тыщи, это ж… И никакого, главное, просвета. Так и буду до пенсии стиральные машинки развозить, а в выходные здесь вот бухать. – Котик взял бутылку, покрутил её в руке. Максиму показалось, что сейчас он возьмёт и хлопнет её о подоконник или швырнёт в стекло, но Котик плеснул водки в стаканчик и осторожно поставил бутылку обратно. – А Ромарио вон до сих пор играет, ему сорок три уже. Андрюха Тихонов – лучший бомбардир в Казахстане. На год всего меня старше. В курсе? Мальдини играет, но он защитник. А мне каждую ночь снится, как я забиваю. Каждую, врубись только!

«И ему тоже одно и то же снится», – коротко удивился Максим. Удивляться долго не давала боль в голове, ломота в суставах, жажда.

– Как мяч принимаю, подбрасываю – и бью. И так, с‑сука!.. Мяч ногой чувствую, как я его… Эх-х, дурак я, дур-рак! Насрать надо было на ваши подколы и не бросать. В дублёры мне прямой был путь, все говорили. А оттуда – в основной состав. «Динамо», блин, это ж! – Котик поднял стакан и тычком отправил водку в рот; не закусывая, сипло выдавил: – Жа-алко-о!.. А может, – уже другим, вкрадчивым голосом спросил, – пойти к Кобелеву? А? Я же знаком с ним, он тогда в старшей группе был… Пойти, предложить, всё объяснить ему. А? Усиленные тренировки до начала второго круга и, может, в заявку. Попробовать? Вон Роналдо вообще развалина, бегемот, а в сборную его планируют. Я‑то в форме. В форме, Макс! Меня водяра закаляет только… Я иногда рывки делаю и сам удивляюсь. Смогу я, смогу! Главное, с Кобелевым встретиться, сказать, упросить, чтобы проверил. Пускай проверит, а? Как, Макс, реально? А?

– Попробуй, – вяло поддержал Максим, встал, покопался на подоконнике, поискал, что бы пожевать; не нашёл.

Поднял лицо, увидел своё бледное, почти растворённое в стекле отражение. Но главное разглядел – там было лицо немолодого, испитого мужика с морщинами вокруг рта, глубокими глазницами. А рядом такое же испитое и морщинистое лицо Котика… Крутись-вертись, пытайся всех обмануть, но тридцать восемь впустую прожитых лет не спрячешь. Ну, пусть не все тридцать восемь впустую, но двадцать – точно. Отпечатались они на лицах, ничем эти отпечатки не смоешь, не соскоблишь. И от новых таких же пустых не спасёшься. Вот так всё и будет ещё очень долго – очень долго, тяжело и пусто.