Романолуние - Анна Кимова

шкафу у папы стояли чернила. Взяла один флакон – папа не заметит. Пришла пораньше. Сердце бьется. Но это как-то… скорее волнительно. Страха нет. Вовка вошел в класс, кинул портфель на пол. Даша открутила с флакона крышку, взяла в руки свою тетрадь, подошла к его месту. Уронила тетрадь, наклонилась, чтобы поднять, и незаметно бросила флакон в портфель.

Когда прозвенел звонок, Вовка всё обнаружил.

– Кто это сделал? – прозвучало на весь класс.

Тишина. Голос Даши:

– Шапка. Как только высохла – смоталась за чернилами.

– Ты что дура???

– Сказала же – шапка. Я похожа на шапку?

– Я тебя убью, глиста!!! – и кинулся на нее.

Как только подбежал, полез драться. Страшно всё еще не было. Наоборот, стало весело. Даша засмеялась. Вовка как-то немного одумался.

– Еще раз так сделаешь – убью!

– Ты ко мне больше не подойдешь. У шапки еще много чернил дома.

Норматив по бегу на тысячу метров ходили классом сдавать на пруд. Даша прибежала первая среди девочек, опередил только Смирнов. Физкультурник похвалил. Больно нужно! Лучше бы в тот день маме не улыбался: Даша разозлилась. Вовка косо посмотрел. Что-то хотел сказать, но сдержался. Тогда сказала Даша:

– Правильно, шапку лучше не злить, поэтому помалкивай.

– Глиста дернутая.

Даша запела:

– Ой чернила, вы чернила, вы чернилушки мои…

– Чеканушка.

– Очернильте вы дебила, эй, дебилко, отвали.

Смирнов бросился на нее прямо при физруке.

– Заткни свою хлеборезку!

– А ты свою почаще открыва́й, дебилоид!

Они драли́сь. Учитель растащил.

– Вы что, с ума сошли? А ну отпусти ее, Володя!

– Дура конченная!

– Ты что несешь, Смирнов? Девочку разве можно так называть?

– Она не девочка, она – глиста дернутая.

До директора в тот раз не дошло. Дошло в этот:

– Глиста! – Смирнов прошел мимо Даши и пнул ногой ее портфель.

– Глиста! – через пять метров развернулся, снова прошел, снова пнул.

– Глиста! – и опять.

– Глиста! – он так и ходил туда-сюда, постоянно пиная ее портфель.

– Что молчишь, глиста? У шапки чернила закончились? – снова пинок.

– Глиста! – и опять удар в бок портфеля.

– Я с дебилами не общаюсь. Поговори с моей шапкой.

– Заби́лись!

И отвалил.

После уроков в кармане куртки шапки не нашлось. Даша проверила в той раковине, куда Смирнов бросил ее в прошлый раз. Она была там. Насквозь мокрая. Портфель был весь грязный от следов ботинок дебила. В этот раз Даша по-настоящему разозлилась.

С утра перед первым звонком Смирнов повторил свой футбол с ее портфелем. Над ней смеялась уже половина класса. Даша молчала. Когда первый урок был в разгаре, она вытащила из портфеля еще один пузырек с чернилами, открутила крышку и, дождавшись, когда училка повернется спиной, тихо метнулась к месту Смирнова и вылила тому синюю жидкость прямо на голову.

– Чернова! Ты что офонарела? У меня таких случаев за всю практику еще никогда не было! Я даже не знаю, как на такое реагировать! К психологу, что ли, тебя к школьному отправить? Что за агрессия? Как можно было ни с того ни с сего такое вытворить?

– Он первый начал. Я – девочка, что мне было делать?

– По поводу? Ты же на него просто так накинулась! Вообще без всякой причины!

– Он два раза топил мою шапку. На улице мороз. В первый раз я кинула чернила ему в портфель и предупредила, чтобы отвязался. Не понял. Стал мой портфель пинать. Каждый день пинает, а в классе смеются. Я худая, не могу же я с ним драться? Так что буду так отвечать. У меня еще много чернил.

3. Спортшкола

– Ай да молодец, Чернова! Ай да умница! Какой высокий винт ты мне нарисовала в тройном прыжке!

Даша улыбалась. Да, после стольких тренировок, наконец, получилось. Целый день накануне просматривала видео своей любимой прыгуньи – Людмилы Борисовны Шпигель – на чемпионате мира девятьсот девяностого года в Германии. Она в тот год стала абсолютной чемпионкой.

– Но про расстояние между сто́пами забываешь. Если мы с тобой хотим на городе показать им всем, кто в доме хозяин, то про стопы ты не должна забывать.

– Не больше одной стопы между стопами, помню.

– Вот и не забывай. Зато оба твиста́ вперед – идеальные. Умница, Даша.

Даша не может с уверенностью сказать, что помнит свои детство и юность на батуте досконально. Нет. Всё это было так стремительно и бурно, что многое утерялось из памяти, многое смешалось. Но свое состояние, которое она испытывала, когда парила, помнит отчетливо. Эйфория и волнение одновременно. Страха не было никогда. Только здоровый мандраж. Основная масса спортсменов обычно концентрировалась на обуздании страха или даже его преодолении. Даша, наоборот, раздувала мандраж как костер, направляя всплеск эмоций в нужное русло: он тут же превращался в дополнительную энергию и помогал ей допрыгнуть туда, куда она раньше еще не подлетала.

Было так: Даша не сомневается, что чего-то не сможет. Она об этом не думает. Просто делает. И всё получается. Потому что она пришла в зал за победой. Не важно, когда победа придет. Может в ноябре, на городе, может, позже, зимой, после сборов. Может, еще позже, через пять или шесть лет. Но она победит. Никаких сомнений. И будет побеждать снова и снова. Потому что не бывает случайных побед. Потому что Бог дал Даше больше, чем всем остальным, и еще потому, что она много работает, тренируется. Значит, будет и победа.

Травмы. Они были. Но ведь и без спорта люди также травмируются, болеют. Так устроена жизнь. Поэтому Даша не помнит о травмах. Они ее никогда не волновали, не останавливали. После восстановления лишь, наоборот, появлялось желание быстрей наверстать упущенное время. Они закаляли и несли важнейшее знание: опыт. Тот самый, который помогал предотвратить повторение травм.

Боль. Она была. Но Даша не относилась к ней как к врагу. Скорее, наоборот, как к подруге, не стесняющейся быть откровенной. Боль помогала познать себя, границы своих возможностей, закаляла и несла ещё одно важное знание: человеческий организм хрупок и недолговечен. Это знание помогло Даше с ранних лет стать ответственной за свое тело и свою жизнь. Самостоятельной.

А еще всегда рядом была человек-глыба – Людмила Борисовна.

Сильная, громкая, порой даже грубая. Но справедливая. Всегда.

– А-а, господин Садовский? Вы-таки соизволили почтить нас всех своим драгоценным присутствием? Ну проходите, скорее, пока мы все тут от радости не обоссались… Давайте-давайте, не стесняйтесь! Только имейте в виду, что с такими представлениями о пунктуальности город вас нихрена не ждет.