Та, которой нет - Маша Ловыгина

жаловать. Говорил он с акцентом, проглатывая окончания и грассируя, время от времени сдабривая свою речь немецкими словечками. Видимо, это должно было успокоить пациента и разрядить обстановку, и Кирилл старательно делал вид, что принимает эту игру.

Физически он чувствовал себя неплохо, наверное. Учитывая, что практически все время находился в медикаментозном сне. И это, пожалуй, лучшее, что случилось с ним за все это время. Потому что Стася не исчезала — она оставалась с ним.

Когда бы Бархатов не выныривал из полузабытья — она сидела напротив, смиренно сложив руки на коленях, и не отводила от него нежного взгляда. Свет падал на ее тонкое лицо, золотил волосы и скользил легкой тенью по щеке и шее. Как бы ему хотелось быть этой тенью, почувствовать снова ее тепло, защитить и спрятать в своих объятиях!

Кирилл попытался протянуть к ней руку, внутренне содрогаясь, что своим движением он может заставить ее исчезнуть. Движение было едва уловимым, но Стася подалась вперед и коснулась его пальцев:

— Я с тобой…

Сердце Бархатова радостно забилось от звука ее голоса, тело пронизало волной удовольствия и покоя.

Она с ним!

В реальности или во сне, но он сделает все, чтобы не нарушить этого единения…

71 Эпилог

Весна выдалась странная — в середине марта вдруг грянули морозы, похлеще февральских, отчего воздух звенел, и казалось, что конца и края этому зимнему беспределу не будет.

Влада не замечала природных метаморфоз — у нее просто не было ни времени, ни желания, чтобы предаваться унынию и мысленно взывать к солнцу. Каждое утро она просыпалась и каждую ночь засыпала с чувством оглушающего счастья. И потом, целыми днями, прислушиваясь к себе, ощущала счастье почти физически — как жидкую субстанцию в виде расплавленного золота, увиденной в какой-то рекламе. Она не могла бы найти слов, чтобы описать это — золотистое тягучее солнце текло по ее венам и наполняло бесконечной энергией.

Наступил апрель, который принес с собой долгожданное тепло.

Полтора месяца, пока Бархатов находился в клинике, Влада ездила в больницу, чтобы навещать Стасю, и параллельно возила Гошу на процедуры и массаж. Юлечка поначалу очень переживала, звонила каждые десять минут, но через неделю сдалась, а через две даже стала проводить онлайн-вебинары в освободившиеся часы. Дмитрий Эдуардович помог оформить сопроводительные документы для Гоши, и теперь Юлечка готовилась к поездке в Питер. Квоту на операцию одобрили быстрее, чем она думала, что стало еще одним подарком на Новый год. А уж на поездку и проживание им хватило общих средств.

Как и предполагал Глеб, пришлось еще несколько раз побывать в прокуратуре свидетелями по делу Коломийцева. За ним тянулся такой хвост из «подвигов», что дело очень быстро дошло до суда.

А вот история с Олегом Ивановичем Матушкиным приобрела широкий размах. Вскрылись его махинации в компании, но даже нанятые им адвокаты мало что могли сделать, чтобы уменьшить, а тем более снять с него обвинения в причинении физического вреда Бархатову. Рысецкий с виртуозностью и артистизмом приводил доказательства его вины, чтобы бывший заместитель Кирилла получил максимальный срок.

Совсем скоро у Глеба начиналась сессия. По вечерам они сидели над конспектами, и Влада с удовольствием помогала ему, будто вновь вернувшись в студенческие будни. Бархатов предложил Глебу работать на него. Его предложение несколько озадачило, ведь Кирилл со Стасей планировали уехать в Москву. Работа заключалась в уходе за домом и городской квартирой, что было вполне объяснимо — Бархатову пока было не до них. Поэтому, посовещавшись с Владой, Глеб согласился.

Все шло своим чередом. Время заполнялось делами, чувствами и любовью.

…До своего отъезда Кирилл со Стасей жили в городской квартире. Влада могла только догадываться о том, что происходило между ними, но каждый раз эти мысли вызывали у нее счастливую улыбку. Они оба заслуживали счастья просто потому, что не могли существовать друг без друга. Уж она-то их очень хорошо понимала.

Настал день расставания. Бархатов пригласил их провести время до поездки в своем загородном доме. Поначалу Глеб думал, что сам отвезет их в аэропорт, но Бархатов решил иначе и заказал такси. Влада и сама бы не отказалась от возможности проводить подругу. Сейчас, когда она вновь обрела ее, потребность в общении ощущалась особенно остро. Известие о переезде в Москву ее не на шутку расстроило. Хотелось вместе ходить в кафе и кино, выбирать одежду для будущего малыша, делиться своими мыслями и переживаниями. Собственно, их решение было обоснованным — Бархатов должен был пройти несколько оздоровительных курсов в столичных клиниках, поэтому отговаривать их никто даже не пытался.

В конце концов, люди уезжают и возвращаются рано или поздно…

Накануне Влада допоздна готовила разные вкусности, а Глеб сидел на кухне, обложившись учебниками и тетрадями. Легли так поздно, что чуть не проспали. А ведь хотели приехать заранее, чтобы накрыть стол. И потому собирались в спешке, посмеиваясь друг над другом и толкаясь в ванной и коридоре.

…Когда машина остановилась у ворот, Влада испытала странное чувство — воспоминания были еще живы, осязаемы, но существовали как бы сами по себе. Еще недавно она хотела забыть все, вычленить из памяти, но… Без прошлого нет настоящего, а значит, и будущего. Важнее всего было то, что эмоционально она уже не была привязана к этим воспоминаниям и испытывала лишь благодарность за возможность пройти этот путь.

Солнце грело так сильно, что даже здесь, за городом, лило с крыши. Снег таял практически на глазах, и воздух был упоительно свежим и сладким.

— Мангал поставлю на заднем дворе. Там можно дверь открыть. Заодно и проветрим, — сказал Глеб, вытаскивая сумки. — Господи, какие ароматы! Душу готов продать за твои рулеты из баклажанов и маринад для мяса!

— Хм, — пожала плечами Влада. — Мне кажется, или уже продал?

— Продал, — согласился он, — и не жалею! Так, у нас есть еще минут сорок. Хватит, чтобы разжечь мангал!